- Я бойцов на убой не поведу, - комбат разговаривал по радиосвязи с каким-то начальником из штаба бригады с позывным «Орел». - Местность пристрелена украми. Я лично ходил в разведку и видел, что случилось с нашими штурмовиками, которые пытались до нас взять опорник.
- «Сибиряк», не выполнишь приказ пойдешь под трибунал, - заорал на комбата «Орел».
- Да, ты знаешь, где я видел твой трибунал, - ровным и абсолютно спокойным голосом ответил комбат. – А своих пацанов на смерть не пошлю. Уничтожьте артиллерию и огнеметы противника. Вот тогда мы и пойдем брать опорник укров. Конец связи.
Разговор слышал начальник связи батальона и солдаты связисты. Вскоре содержание разговора комбата с каким-то «Орлом» знали все бойцы батальона.
Комбату, капитану Сергею Черкашину с позывным «Сибиряк» тридцать пять лет от роду. На войне он с марта двадцать второго. После призыва из запаса его назначили командиром мотострелкового взвода и восстановили звание старший лейтенант. Через месяц погиб ротный. И Черкашина назначили на должность командира роты. Потом в одном из боев, число которых он и не вспомнит, маленький осколок прошел от виска по щеке до нижней губы и как-то, извернулся, наверное, пробил щеку и столкнулся с его коренным зубом. Зуб удар выдержал. Черкашин выплюнул осколок и из боя не вышел. Кровоточащую рану он смачивал перекисью. Наливал на бинт перекись на бинт и прикладывал к щеке. И продолжал командовать ротой. Медики зашили рану, но это уже было в госпитале. Бойцы в палате ржали, как кони, и всё его спрашивали, мол, что у него был за зуб такой завороженный.
Шрама на щеке он не замечает. А может быть и замечает, но починенным этого не показывает. Вид у него стал еще более воинственный. А бойцы его уважают не только за шрам. Он в бою не прячется, всё время там, где горячо.
Комбата убили три месяца тому назад. Черкашина назначили командиром батальона. Присвоили ему и новое звание. Теперь он капитан и командир покоцанного в боях батальона. В ротах по тридцать – сорок бойцов, которыми командуют лейтенанты. Взводами командуют сержанты - контрактники. Еще есть четыре боевых машин пехоты, и пять «КАМАЗов». Пушек нет. И огнеметы пока не поставили.
От лесного массива, в котором капитан Черкашин упрятал свой батальон, до дороги, ведущей прямиком к опорному пункту противника два километра. И до опорника укров по дороге еще два километра. Именно эти четыре тысячи метров и нужно, согласно приказу, преодолеть бойцам Черкашина, а затем атаковать опорный пункт вэсэушников. Укры пока батальон не видят, несмотря на то, что их беспилотники коршунами кружат по округе.
Комбат отдал посыльному распоряжение передать ротным и взводным приказ: «Прибыть на командный пункт». Через пять минут возле штабной палатки командира батальона собрались командиры подразделений.
- Товарищи командиры, - обратился к ним Черкашин, - мною принято решение на отход с позиций. Я с двумя бойцами сегодня утром лично прополз метров пятьсот вдоль дороги. Потом нашу группу начала накрывать арта нациков, а затем и их огнеметы. Вышли без потерь и чудом. Местность от дороги открытая. И на этом поле слева и справа от этой дороги лежат наши парни, навскидку человек триста. И раненых среди них нет. Эти парни пытались взять опорник. До тех пор, пока бригадные РСЗО и «пушкари» не накроют укров, вас в бой не поведу. Я посчитал, что вы должны знать, на чем основывается мое решение на отход. И это моё решение! Подготовить личный состав к маршу. Выступаем за час до рассвета. Более не задерживаю.
Если бы Черкашин был профессиональным военным, он сказал бы подчиненным по-другому. Например, «все свободны». А Черкашин сказал им, как когда-то мастерам своего цеха на планерке «более не задерживаю».
Черкашин часто вспоминает на этой войне свой цех, где он был начальником этого самого цеха по обработке металла резанием. Станки он знал, как свои пять пальцев. Всех рабочих и мастеров величал по имени и отчеству.
А в часы затишья Черкашин, когда этого никто не видел, доставал из нагрудного кармана военный билет и разглядывал фотографию, которую в нём хранил. На ней были засняты жена и двое его сыновей. Она такая маленькая и худенькая. Лицо у неё овальное и миловидное. А еще у неё большущие глаза. Зеленые такие глаза и с искринкой смешливой. Он помнил эти глаза. А вот Вовка старший сын. Ему четырнадцать. Он родился, когда Черкашину было двадцать один. Ух, ты! А это Никита. Ему двенадцать лет. Пацаны вместе с папой ходили зимой на лыжах, а летом втроем бегали по парку. А потом на перекладину и брусья… Дай Бог выжить, думал Черкашин. И все же вернется на колею привычной жизни. Без войны!
Прибежал запыхавшийся солдат-связист.
- Товарищ капитан! Разрешите обратиться… Вас просит начальник связи прийти к аппарату. Вас вызывает штаб бригады…
- Через час на смену вашему подразделению подойдет батальон, - заговорил «Орел». Позывной комбата «Ирбис». Разъясните ему обстановку и ждите распоряжений.
Свежий батальон зашел в лес, и расположился недалеко от бойцов «Сибиряка» Черкашина. Комбат направился в расположение «Ирбиса». По пути рассматривал тех, кто сложит головы возле дороги по ходу движения к опорнику. «У командиров и контрактников настрой боевой, - оценил Черкашин, - похоже, что еще не повоевали».
«Сибиряк» и «Ирбис» как-то сразу нашли взаимопонимание. Что один, что второй на войне с двадцать второго, повидали кое-что… И когда Черкашин предложил «Ирбису» сходить в разведку, тот согласился.
- Так,- сказал «Ирбис», когда она вернулись в расположение после ползания по полю вдоль дороги, - я сейчас связываюсь со своим командованием и увожу батальон. – Пусть с артой укров разберутся вначале. Я столько убитых еще не видел.
Через полчаса «Ирбис» пришел в расположение «Сибиряка».
- Мне отдали распоряжение на отход, сказал он Черкашину. – Водку пить будешь?
Комбаты маханули по полстакана. И «Ирбис» с каким-то надрывом заговорил:
- Серега, ты еще не понял, почему в штабах идиоты служат? Я догадываюсь, но пока еще к выводу не пришел. Я ему говорю, что там, на поле вступить некуда… Трупы наших бойцов! А он мне говорит: надо атаковать… Придурок что-ли?
Серега Черкашин смолчал изначально. А потом сказал:
- Налей-ка, братишка, еще водки…
К штабной палатке комбата Черкашина опять примчался посыльный. «… Вас просит подойти начальник связи», - выдохнул солдат.
- Сформируйте штурмовую группу из добровольцев, - кричал войсковой начальник с позывным «Орел» в трубку, - а атакуйте опорный пункт противника. Задачу поняли?
- Так точно, - ответил Черкашин. – Сейчас выступлю с речью перед бойцами. Призову их в группу добровольцев. А Вы, товарищ «Орел», может быть, сюда подъедите? Вместе и полетаем?
- Выполнять! – сорвался на истеричный крик «Орел».
- Есть выполнять! - ответил комбат. – Конец связи.
Комбат отдал распоряжение начальнику штаба построить личный состав. Потом объяснил им задачу и громко, что бы слышал каждый, сказал:
- Добровольцы! Шаг вперед!
Из строя вышли пятеро бойцов. Комбат пошел к так называемому узлу связи. Какой там узел связи… Несколько раций и катушки с кабелем.
- Добровольцев пятеро и я, - доложил он начальнику с позывным «Орел». – И того шестеро. Жду Вашего распоряжения.
Черкашин пошел к палатке, где его ждал «Ирбис», а на походном, раскладном столике стояла не допитая бутылка водки. По пути он заметил бойца, который что-то шептал. Комбат остановился и прислушался. «Отче наш, сущий на небесах…» Солдат молился. Он молился за тех пятерых добровольцев и за него шестого. Черкашин оглянулся, искал глазами солдат, которые сидели на лесной поляне. Увидел… У них шевелились губы… Они молились за пятерых добровольцев и за него шестого.
- И что решил,- спросил его «Ирбис» - Пойдешь? И пацанов поведешь?
- Другого варианта нет, - ответил ему Черкашин. – Наливай,
Николай Петрович.
«Ирбис» стал для Черкашина, как рабочие в его цехе, своим и надежным, тем который не подведет. К тому же, они вместе в разведку ходили. Потому и назвал его по имени и отчеству. И опять прибежал посыльный.
- Вас, товарищ капитан, вызывает этот… «Орел».
Капитан понял, что хотел сказать боец после слова «этот».
- Подожди меня здесь, - сказал он капитану Николаю Петровичу Смирнову с позывным «Ирбис». – Приду минут через десять.
- Отбой, - сказал «Орел» из выше стоящего штаба. – Батальону прибыть в место постоянной дислокации.
Бойцы, видимо, вымолили у Бога команду на отход.
- Ну, что выдвигаемся, - сказал комбат с позывным «Ирбис», когда Черкашин сообщил ему о новом приказе
- Ты давай на марш своих, а меня тут дело есть, - ответил «Ирбису» капитан «Сибиряк». – Сейчас сформирую группы по десять-пятнадцать парней, и попробуем наших погибших бойцов с поля вытащить. Вон на той поляне их похороним. И документы соберем. Иначе никто и никогда не узнает их имена.
- Понял, - сказал «Ирбис», - тогда твоя сторона левая, а моя правая. Пошел группы бойцов создавать. Сейчас двадцать часов. Предлагаю выдвигаться к полю в двадцать два часа, к этому времени уже стемнеет.
Черкашин пополз в поле с первой группой. Он первым вытащил труп солдата на поляну, где его бойцы рыли яму. К четырем утра солдаты батальонов «Сибиряка» и «Ирбиса» очистили поля, слева и справа от дороги.
В братской могиле закопали двести пятьдесят пять человек. Это комбату Черкашину назвал эту страшную цифру его начальник штаба, молодой старший лейтенант. «Документы и награды в двух рюкзаках, - доложил он. – Место захоронения отметил на карте. Мы же вернемся сюда… Да, товарищ капитан… И памятник этим героям поставим… Да, товарищ капитан?
- Да, Дмитрий Васильевич, - в свойственной ему манере общения ответил начальнику штаба капитан Черкашин. – Мы вернемся. Здесь обязательно будет монумент. А мы пойдем вперед. И будем шагать по этой долбанной Украине, пока нацики пощады не запросят.
Батальон капитана Черкашина начал марш за час до рассвета. Батальон отходил без потерь.
Послесловие.
Парни, которые рассказали мне об этом эпизоде войны, опять уехали бить фашистов. Иногда мне пишут письма. Я за них молюсь.
Александр Плотников, полковник в отставке.