Костюм сидел на мне свободно. Мне казалось, что я в нем плаваю. Первое, что я сказал Дженнифер, когда меня перевезли в суд и сняли цепи, - попросить Лорну съездить ко мне домой, выбрать два костюма и отнести их портному на переделку.
«Это будет трудновато без твоего присутствия, чтобы снять мерки», - сказала она.
«Мне все равно, это важно», - сказал я. «Я не хочу выглядеть перед СМИ как парень в одолженном костюме. Это дойдет до присяжных и послужит сигналом».
«Хорошо, я поняла».
«Скажи ей, чтобы она сфотографировала их в полный рост со всех сторон».
Прежде чем она успела ответить, Дана Берг подошла к столу защиты и положила на него пакет документов.
«Наши ответы на ваши ходатайства», - сказала она. «Уверена, все это будет озвучено в устном выступлении».
«Вовремя», - сказала Дженнифер, имея в виду, что это было совсем не так.
Она начала читать. Я не стал утруждать себя. Берг, казалось, колебалась, как будто ожидая от меня ответа. Я просто поднял глаза и улыбнулась.
«Доброе утро, Дана», - сказала я. «Как прошли твои выходные?»
«Лучше, чем твои, я уверена», - сказала она.
«Думаю, это само собой разумеется», - сказал я.
Она ухмыльнулась и вернулась к столу обвинения.
«Ничего удивительного, она возражает против всего», - сказала Дженнифер. «Включая уменьшение залога».
«Как обычно», - сказал я. «Как я уже сказал, не беспокойтесь о залоге сегодня. Мы...»
Меня заставил замолчать рокочущий голос Морриса Чана, заместителя председателя суда, объявившего о прибытии судьи Уорфилда. Нам было приказано оставаться на своих местах и явиться к порядку.
Я считал, что мне повезло, когда мы привлекли к делу Уорфилд. Она была жестким судьей, следящим за соблюдением закона и порядка, но при этом являлась бывшим членом коллегии адвокатов. Часто адвокаты, ставшие судьями, стремятся проявить беспристрастность, отдавая предпочтение обвинению. Об Уорфилд я слышал совсем другое. Хотя мне никогда не приходилось вести у нее дела, я слушал разговоры некоторых других адвокатов защиты в «Редвуде» и «Четырех зеленых полях», и у меня сложилось представление о судье, которая подает свои сигналы прямо по центру. Кроме того, она была афроамериканкой, и это делало ее аутсайдером. Ей приходилось быть лучше других адвокатов. Это требовало такого мышления, которое мне нравилось. Она прекрасно знала, с какими недостатками я столкнулся, пытаясь защитить себя. Я догадывался, что она будет учитывать это знание при принятии решений.
«Мы ведем протокол по делу «Калифорния против Холлера», и нам предстоит рассмотреть ряд ходатайств защиты», - сказал судья. «Мистер Холлер, вы будете выступать с аргументами или это будет ваша коллега, мисс Аронсон?»
Я встал, чтобы ответить.
«Да будет угодно суду, - начал я, - сегодня мы хотели бы немного поработать в одной команде. Я бы хотел начать с ходатайства об исключении доказательств».
«Очень хорошо», - сказала Уорфилд. «Приступайте».
Вот тут-то и возникли сложности. Технически я подал ходатайство in limine, чтобы исключить доказательства, полученные неконституционным путем. Я оспаривал факт остановки на дороге, в результате которой в багажнике моей машины было обнаружено тело Сэма Скейлза. Если бы я выиграл это ходатайство, дело против меня, скорее всего, прекратилось бы. Но поверить в то, что судья, даже такой беспристрастный, каким я считал Уорфилд, внесет такую ясность в дело штата, было очень сложно. На это я и рассчитывал, потому что не хотел, чтобы это произошло. С любым другим клиентом я бы хотел получить такое решение. Но это было мое собственное дело. Я не хотел выиграть по формальным признакам. Я должен был быть оправдан. Хитрость заключалась в том, чтобы провести полномасштабное слушание о конституционности остановки транспорта, из-за которой я оказался в тюрьме. Но я добивался этого только для того, чтобы вызвать офицера Милтона в суд, чтобы вытянуть из него историю и зафиксировать ее под присягой. Потому что я считал, что меня подставили и что в подставе должен был каким-то образом участвовать Милтон, сознательно или нет.
Взяв с собой распечатку ходатайства, я подошел к пюпитру между столами обвинения и защиты. По пути я случайно заглянул в галерею и увидел по меньшей мере двух человек, которых узнал, как журналистов, освещающих слушания. Они были тем каналом, через который мне предстояло донести свою защиту до мира.
Я также увидел свою дочь, Хейли, в последнем ряду. Я предположил, что она прогуливает занятия на юридическом факультете Университета Южной Калифорнии, но не стал слишком расстраиваться. Я запретил ей навещать меня в тюрьме. Я не хотел, чтобы она видела меня в тюремной одежде, и зашел так далеко, что исключил ее из списка разрешенных посетителей. Таким образом, суд был местом, где она могла видеться со мной и поддерживать меня, и это не могло не радовать меня. Я также знал, что, находясь здесь, она покидает придуманный мир юридической школы и получает настоящее образование в области права.
Я кивнул ей и улыбнулся, но, увидев ее сейчас, вспомнил, как плохо сидит на мне костюм. Он выглядел заимствованным и возвещал всем наблюдателям в зале суда, что я осужденный. С таким же успехом я мог бы быть одет и в комбинезон. Я попытался отмахнуться от этих мыслей, когда подошел к пюпитру и обратил свое внимание на судью.
«Ваша честь, - сказал я. «Как говорится в ходатайстве, представленном суду, защита утверждает, что меня подставили и подставили в этом деле. И эта подстава началась с незаконной и неконституционной остановки полицией в ночь моего ареста. Я.…»
«Кем подставлен, мистер Холлер?» - спросила судья.
Я был поражен вопросом. Каким бы обоснованным он ни был, он был неожиданным для судьи, особенно до того, как я закончил свои аргументы.
«Судья, это не имеет отношения к данному слушанию», - сказал я. «Речь идет об остановке на дороге и о том, была ли она конституционной. Это...»
«Но вы говорите, что вас подставили. Вы знаете, кто вас подставил?»
«Повторяю, ваша честь, это не имеет отношения к делу. В феврале это будет очень важно, когда мы пойдем в суд, но я не понимаю, почему я должен раскрывать свое дело обвинению, оспаривая правомерность остановки на дороге».
«Тогда продолжайте».
«Спасибо, ваша честь, я продолжу. Это...»
«Это выстрел?»
«Простите?»
«То, что вы только что сказали, это выстрел в меня, мистер Холлер?»
Я покачал головой, сбитый с толку. Я даже не мог вспомнить, что я сказал.
«Нет, не выстрел, судья», - сказал я. «Я не помню, что я сказал, но это никоим образом не имело целью...»
«Очень хорошо, давайте продолжим», - сказала судья.
Я оставался в замешательстве. Судья, похоже, была чувствительна ко всему, что она расценивала как сомнение в ее мастерстве или авторитете. Но было неплохо убедится в этом в самом начале процесса.