Все части детектива здесь
– Ну, что вы – она снисходительно кивает головой – это мой гражданский долг. Если с помощью этой записи вы раскроете преступление, я буду гордиться моим сыночком, хотя гордость уже и так зашкаливает.
Тепло прощаюсь с ней и ухожу. Тут же прошу Даню связаться с этим самым Аликом и назначить ему встречу со мной по видеосвязи на удобное ему время.
Мы связываемся в тот же день. Обаятельный бородатый мужчина внимательно слушает меня, улыбаясь, и объясняет, зачем ему нужны были эти видеозаписи.
– Альберт Эдуардович, скажите, они у вас сохранились?
Часть 11
– Марго! Марго, подожди! – Клим несется за мной, ему тоже интересно узнать, что такого необычного я увидела на снимке две тысячи пятого года.
Я, как метеор, врываюсь в лабораторию к Дане. Тот сидит за компьютером и мирно беседует с шефом, то и дело поправляя свою густую шевелюру, которая топорщится в разные стороны.
– Простите, джентльмены, но я вынуждена прервать ваш разговор – говорю им.
Шеф смотрит на меня с неудовольствием, Даня – с какой-то обреченностью.
– Марго – наконец говорит он – мы имеем право на минутный перерыв?
Я кидаю взгляд на компьютер.
– Даня, экран твоего компа настроен так, что плавающая заставка появляется только после тридцати минут ничегонеделанья. Исходя из этого, могу сказать, что ваш минутный перерыв превратился в тридцатиминутный или даже больше.
Даня вздыхает, а Евгений Романович встает и ретируется. Он не любит, когда я, по его словам, занимаюсь «нуднятиной».
– Так что у тебя? – холодно смотрит на меня Даня.
– Данечка – не обращаю внимания на его тон и холодный испепеляющий взгляд – посмотри сюда – я тычу в снимок.
– Ну? – говорит он, в отличие от меня не обнаруживший ничего подозрительного.
– Посмотри, вот высотка, вот окно... Ты можешь оцифровать снимок?
– Могу, но что это даст?
– Ты видишь блик? Я хочу знать, что это – камера, фотоаппарат или блик солнца на окно.
Даня смотрит на меня так, словно перед ним живое воплощение Фемиды.
– Я, конечно, оцифрую, Марго. Но даже если это фотоаппарат или камера – что это нам даст?
– Очень многое может дать, Даня! Очень многое!
– Ну ладно, поверю тебе на слово. Постараюсь увеличить изображение даже, а потом позвоню тебе.
Мы уходим из лаборатории и возвращаемся в кабинет.
– Эх, Марго, ну и голова у тебя! – восхищается Клим – только вот... сохранились ли эти записи у хозяина, если он что-то и снимал. Ведь пятнадцать лет прошло!
– Мы должны попытаться, Клим! В этом деле нужно использовать все шансы. Ладно, давай, рассказывай, что там у тебя с этими милиционерами.
– Ничего особого я не выяснил. Дело в том, что те, кто искал Наталью Прошину, даже не смогли выяснить, когда конкретно она исчезла, и где именно. Никто не знал, куда она пошла, когда и во сколько. Родители были в запое, было непонятно – приходила она вообще в тот день домой ночевать или нет. В тот день, когда поссорилась с ними. Или она пропала на следующий день?
– Ну, а уроки? Она на занятиях была в школе на следующий день или нет?
– Вроде была. Никто уже не помнит.
– Значит, пропала на следующий день, скорее всего, поехала к этому репетитору, как Анфиса Орлянская – на фотосессию – и пропала.
– Ну, да, дело положили в долгий ящик. Так что, из всех милиционеров самым лучшим образом сработали только те, что искали Анфису.
– А что со Звягинцевой?
– А там вообще чудесная история. Мать Звягинцевой убедила милицию, что скорее всего, дочь сбежала с этим самым Васькой Федоровым.
– Да это вообще дурость какая-то! Я разговаривала с этой повернутой мамашей, она сказала, что в милицию они сообщили «для порядка», понимаешь?
– В общем, тот, кто искал Василису, попросил мать с ней связаться, мать при нем звонила, вызов шел, но трубку никто не брал. Мать его убедила, что дозвонится, а на следующий день сообщила, что дозвонилась и с дочерью все в порядке – она с Васькой Федоровым.
Стукаю кулаком по столу.
– Я бы прибила эту полу******ую. Только бы Марина нормально сработала с этой опекой!
– Ты что, пожаловалась на нее? – с удивлением спрашивает Клим.
– Клим, вот уверяю тебя – в детдоме этим детям точно будет лучше. Родители живут на их пособия – жрут и не работают...
– Отец там вроде работает...
– И все равно все идет на эту необъятную тушу – их мать. Короче, я поняла – никто толком девочек и не искал, верно?
– Так и есть, Марго!
В кабинет влетает Даня.
– Марго! Ты права, этот блик – ни что иное, как отражение солнечных лучей от поверхности вовсе не окна, а видеокамеры, и не простой! В две тысячи пятом с таким объективом камеру можно было только из-за границы выкупить!
– Даня, нужно узнать, кто проживает или проживал в той квартире тогда!
– Теперь уже завтра – мы пересидели далеко за график работы. Все устали, хотят домой.
Смотрю на часы, действительно, время приближается к семи часам. Самой тоже пора домой. Но еду я совсем не туда. Хочу проехать в тот район, где жила Элла Гельберт.
Возле старенького здания бывшего ДК толпятся бабульки – там теперь местный рынок. Тут же, почти под мостом на речушку, играет целая толпа детворы. Выхожу из машины и иду в их сторону. Детвора – самый лучший осведомитель, они всегда знают, где и что находится. Они видят меня и замолкают, перешептываясь. Слышу их неуверенные возгласы:
– Да ты посмотри на погоны – она точно генерал!
– Да не, скорее, подполковник!
– Такая крутая!
– Я тоже так хочу!
– Здравствуйте, ребята! – громко говорю я – меня зовут Маргарита Жданова, я полковник и служу в Следственном Комитете.
Они продолжают перешептываться.
– Ребята, мне нужна ваша помощь. Скажите, вы ведь в этом районе живете?
– Да – раздаются их тихие голоса.
– Скажите, вы знаете здесь какое-нибудь полуразрушенное кирпичное здание, в котором много комнат и нет крыши?
Они на некоторое время задумываются, потом советуются шепотом между собой и наконец говорят:
– Это, скорее всего, старое здание общежития заводского. Оно уже триста лет стоит разрушенным и им никто не занимается.
– Вы можете объяснить, как к нему проехать?
Они рассказывают мне, что нужно ехать по улице Шестакова, потом свернуть налево, а потом еще раз налево и ехать до конца. Там и стоит это здание.
При повороте в проулок я вдруг понимаю, что здесь практически все дома заброшены. Возможно, в восемьдесят пятом году такого и не было, но скорее всего, было, именно поэтому никто не слышал криков Эллы Гельберт. Честно говоря, жуткое местечко, даже для меня. Как в фильме ужасов – заросшая трава, разрушенное здание, и небо кажется уже не таким синим. Выхожу из машины и как только приближаюсь к нему, сразу понимаю, что именно оно мне и снилось. Значит, здесь приняла свою смерть первая жертва похитителя. Внезапно раздается звонок, в этой тишине я даже вздрагиваю от столь резкого звука.
– Марго? – это Руслан – ты где?
Говорю на тон ниже, чем было бы можно.
– Я скоро приеду, любимый.
– А почему ты шепчешь?
– Руслан, у меня важное дело...
– Марго, ты куда опять вляпалась? Не смей, слышишь, не смей ходить куда-то там одна!
– Я и не одна вовсе – отвечаю я и отключаюсь.
Захожу в здание, поднимаю голову – так оно и есть. Кирпичная кладка, множество комнат, синее небо, отсутствие крыши.
Держу оружие, неуверенно ступаю то в одно помещение, то в другое. Какие-то старые железные кровати, утварь на полу, разбитые стулья, неприличные надписи. Я вспоминаю игру, в которую любил играть мой сын, когда был немного младше. В этой компьютерной игре были представлены разного рода локации, в которых необходимо было найти предметы. Там была и больница, и «психиатричка», и просто какие-то комнаты. Все это было заброшенным и старым, и там было также жутко, как здесь.
Интересно, я сейчас найду то место, где нашла свою смерть Элла Гельберт? Наверное, нет, с той поры прошло тридцать лет. И милиция тоже не нашла ни этого места, ни саму Эллу.
Я осторожно хожу из помещения в помещение и вдруг понимаю, что я оказалась там, где сама себе снилась во сне. Огромная комната, видимо, раньше здесь была столовая или какой-нибудь актовый зал. Все пусто, деревянные старые полы даже время не тронуло. Только везде ужасная грязь и толстый слой земли в некоторых местах.
Вдруг тишину пронзают крики, те самые, что я слышала во сне. Они режут мне слух до боли в ушах, я понимаю, что все это – мои галлюцинации, но мне больно так, что я падаю на колени, зажимаю уши руками. Среди криков Эллы и незнакомца слышу и свои крики, словно я ищу их и не могу найти. Голова уже чуть не разрывается от этого отчаянного визга, я уже зажимаю уши не ладошками, а руками, сжимаю голову меж локтей, мотаю головой – только бы освободиться от отчаянных криков.
И внезапно слышу шаги позади себя. Большими усилиями моя рука нащупывает оружие, которое я до этого убрала в кобуру. Незнакомый голос спрашивает:
– С вами все в порядке?
Резко оборачиваюсь. Девчушка, на вид лет пятнадцать, в спортивном костюме, модном, с толстовкой, приоткрывающей плоский живот. В кроссовках, кипельно-белых, на высокой платформе. Голоса теряются вдали, исчезают из моей головы. Я встаю, пытаюсь незаметно спрятать оружие обратно в кобуру.
– Да, все хорошо.
– Я подумала, вам стало плохо...
– Нет, сейчас все в порядке. Как ты здесь оказалась?
– Вы к нашим ребятам подъезжали, к малышам, спрашивали про заброшку. Там был мой брат. Они все нам, «старшекам» рассказывают. Я специально пошла сюда, чтобы посмотреть, все ли с вами в порядке. Здесь нехорошее место...
Я вдруг понимаю, что моя нога в туфле обо что-то скользит. Ковыряю пальцами в слое земли и достаю какой-то непонятный обрывок тряпочки. Еле-еле очистив его пальцами, понимаю, что этот обрывок когда-то был узкой атласной ленточкой. Как только сохранился в земле, непонятно?
Встаю и иду к девушке. Вижу, что она совсем меня не боится – стоит и смотрит на то, как я приближаюсь, вся расслабленная, но в тоже время гибкая, как пантера, готовая к прыжку.
– Как тебя зовут? – спрашиваю ее.
– Настя – отвечает она.
– Спасибо тебе, Настя, что проявила заботу о незнакомом человеке.
– Дети сказали, что вы не просто человек, что вы полковник.
– Это так. Поедем, я отвезу тебя домой.
В машине я настраиваю навигатор, узнав у новой знакомой ее адрес, потом складываю находку в зип-пакет, вытираю влажной салфеткой грязные колени и руки. Пока мы едем, смотрю на дорогу и рассуждаю про себя, стоит ли сказать девушке о своих мыслях. Наконец решаюсь.
– Послушай, Настя... Несколько дней назад нами было найдено тело, тело девушки, убитой в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году. Убийство, с большой вероятностью, произошло в этом здании. Я не хочу тебя напугать, но пойми одну вещь – это очень хорошо, что ты ринулась на помощь незнакомому человеку, но... Это, не дай бог, может стоить тебе жизни. Ты понимаешь, о чем я?
Она уверенно кивает и заявляет мне:
– Я ничего не боюсь. И никого. С семи лет занимаюсь дзюдо, в легкую с четырьмя парнями справляюсь.
Вот она, современная молодежь... Раньше было престижно, чтобы девочка умела шить, готовить, вышивать... Девочки посещали кружки кройки и шитья, художественной гимнастики. А сейчас? Время стало более жестоким и жестким, накладывает свои ограничения, девочки хотят уметь себя защитить... Может, это и правильно. Меньше станет преступлений по отношению к ним, меньше будет похищенных, изнасилованных, исковерканных. Колесо времени жестко и неумолимо крутит туда, где когда-то, видимо, мы станем радоваться равноправию полов.
У дома я прощаюсь с ней.
– Мне было приятно познакомиться с тобой. Можно задать вопрос – кем мечтаешь стать в будущем?
– Преступников хочу ловить – она улыбается, отчего на юных щеках расцветают привлекательные ямочки – как вы. Я ведь... все хроники криминальные смотрю, только чтобы вас там увидеть и ваше очередное дело. И на дзюдо поэтому пошла...
Мы тепло прощаемся. Пока я еду домой – то и дело промокаю салфетками глаза. Стареешь, Марго... Расчувствовалась. Вот, и смена тебе молодая уже подрастает. Пройдет десяток лет, а то и меньше, и эта амбициозная красавица займет твое место в кабинете Следственного Комитета.
– Марго, я себе места не нахожу! – встречает меня Руслан – где ты была?
Нет смысла скрывать от мужа правду, да и не умею я.
– В том разрушенном доме из сна.
– И что? – у Руса округляются глаза – ты ездила туда одна? Опять?
– Руслан, не надо. Я устала. Я хочу закрыть глаза и забыться хотя бы на час-полтора.
В комнате муж заботливо помогает мне раздеться, потом уносит на руках в ванну с теплой водой и душистой пеной, потом забирает меня оттуда, ласково кутая в махровую простынь, укладывает на кровать и укрывает покрывалом.
– Рус – я хватаю его за руку, когда он собирается уйти – прости меня... Посиди со мной немного.
Он усаживается рядом, и я кладу голову ему на плечо.
– Мои видения сведут меня с ума.
– Просто тебе нужно больше отдыхать, Маргарита.
Мой Рус... Всепрощающий, ласковый и нежный. Мы столько лет вместе, а ты также заботлив и справедлив. За все это время если мы и поссорились, то не больше трех раз. И люблю я тебя все также, как тогда.
Утром в комитете Даня сообщает мне, что в той квартире, откуда велась съемка, до сих пор проживают прежние жильцы. Вернее, одна из них – пожилая Вера Севастьяновна Потемкина. Женщина на пенсии, но еще довольно крепка, муж умер, сын живет в другой стране. Решаю сразу поехать к ней. Но сначала нужно поручить кое-что Климу и самому Дане.
– Клим, сейчас сюда придут подруги Эллы Гельберт – нужно поговорить с ними. С отцом ее я поговорю сама. Он явится завтра. Даня – я достаю из сумочки зип-пакет – вот это нужно осторожно очистить и проверить на наличие потожировых. Хотя я сомневаюсь, что за такой огромный срок они сохранились.
– Марго, а что это? – Даня берет руками в перчатках измочаленный, грязный кусок ткани – где ты откопала этот реквизит?
– Расскажу когда-нибудь. А сейчас мне некогда – нужно проехать до этой Потемкиной.
Я еду в тот дом, откуда велась съемка. Даня молодец – оперативно вычислил номер квартиры. Интересно, даст нам это что-нибудь, или нет?
Звоню в звонок, слушаю трель в квартире, и когда уже ни на что не рассчитываю – вдруг раздаются довольно бодрые шаги, и голос спрашивает величественно:
– Кто там?
– Здравствуйте! – отвечаю я – я полковник Следственного Комитета, Жданова Маргарита Николаевна. Мне нужно поговорить с вами.
– Полковник? Покажите в глазок удостоверение.
Показываю, и через секунду дверь открывается.
– Знаете – говорит мне бодрая старушка – столько мошенников развелось – каждый норовит обмануть пожилого человека. Вот, вынуждены сражаться.
– И вы правы. Скажите пожалуйста, ведь вы – Вера Севастьяновна Потемкина?
– Все верно – она кивает своей седой головой с идеальной укладкой – проходите.
Да, квартира шикарная, да и сама женщина очень хороша. Есть в этой стати и величественности что-то от Фаины Раневской. Она закуривает трубку и говорит мне:
– Если хотите курить – не стесняйтесь. Под дымок так хорошо беседовать. У меня мощная вытяжка в квартире.
– Нет, спасибо – говорю я, не зная, с чего начать разговор. Мне кажется, перед этой женщиной я робею.
Спасает меня звонок ее домашнего телефона. О, боже, у нее старый аппарат, такой, с изогнутой трубкой и чуть не с позолотой. Не вставая с места, она берет трубку:
– Родик? Да, родимый, у меня все хорошо! Конечно, встретимся. Кстати, мне очень понравились цветы, которые принес курьер.
Она прощается, кладет трубку и изучающе, ничуть не стесняясь, оглядывает меня, сидящую на стуле в позе провинившейся школьницы.
– Я вижу, вы замужем – указывает трубкой на кольцо. Я киваю, а она говорит – хотите хороший совет от великовозрастной грымзы? Заведите любовника. И обязательно моложе себя. Это очень укрепляет отношения.
Видит мои вскинутые вверх от удивления брови и спохватывается:
– Простите. Так чем я обязана? Чем смогла заинтересовать следственный комитет?
– Вера Севастьяновна – говорю я, наконец придя в себя – скажите пожалуйста, в вашей семье кто-либо увлекался видеосъемкой?
– «Увлекался» – передразнивает она – хотя, что это я? Откуда вы можете знать такие подробности. Нет, милочка, это была самая настоящая работа. Мой сын, чудесный Альберт, поздний ребенок, которого я страстно люблю и который сейчас работает в очень крупной телекомпании в Британии. Мой мальчик всего добился сам, а его мечтой было стать журналистом.
Чтобы убедить женщину в необходимости наших поисков и действий, я достаю то самое фото, с бликом.
– Вера Севастьяновна, вот это фото сделано в тве тысячи пятом году с места происшествия. Вот по этому блику мы определили, что в вашей квартире работала или просто стояла, я не знаю... Видеокамера. Которая могла что-то снять. Понимаете, пятнадцать лет назад была похищена девушка, которую совсем недавно обнаружили убитой. Но кроме нее похищены еще трое, которые, по нашим подсчетам, могут быть живы. Видеокамера захватывала ту дорогу, по которой за пару дней до того, как был сделан этот снимок, шла похищенная и впоследствии убитая, девушка. Понимаете, о чем я?
Она затягивается так, что ее щеки западают глубоко вовнутрь, потом говорит:
– В две тысячи пятом Альберт защищал диплом. В то время у него уже была подаренная ему его отцом хорошая видеокамера – он привез ему ее из-за границы. Такой ни у кого не было. У Альберта был эксперимент к диплому, касающийся важности... чего-то там... Этих подробностей я уже не помню, если честно. Но факт в том, что камера эта работала чуть не постоянно, по крайней мере, утром – точно.
– Ежедневно? – спрашиваю я, затаив дыхание.
– Знаете, милочка, у меня память... я бы сказала, лучше, чем у любого молодого. Так вот, я готова вам поклясться, что в тот период времени, а я так понимаю, это весна, камера работала каждый день. Такое у нас началось в конце зимы и продолжалось до того момента, пока Алик не защитил диплом. Но вот убейте меня, если я помню, что это был за эксперимент. Что-то, связанное с журналистикой.
– Вера Севастьяновна, скажите, а где сейчас эти записи?
– Вероятно, у Алика, если он их не уничтожил. Мой сын педант, когда переезжал в Британию, все забрал с собой. Если это столь важно, я могу дать вам его телефон, но прошу вас не тревожить его вот в это время – она показывает мне истрепанную бумажку с написанными часами. Обычно они снимают эфир, он на работе, мой Алик.
– Я поняла вас, Вера Севастьяновна. Спасибо вам за неоценимую помощь.
– Ну, что вы – она снисходительно кивает головой – это мой гражданский долг. Если с помощью этой записи вы раскроете преступление, я буду гордиться моим сыночком, хотя гордость уже и так зашкаливает.
Тепло прощаюсь с ней и ухожу. Тут же прошу Даню связаться с этим самым Аликом и назначить ему встречу со мной по видеосвязи на удобное ему время.
Мы связываемся в тот же день. Обаятельный бородатый мужчина внимательно слушает меня, улыбаясь, и объясняет, зачем ему нужны были эти видеозаписи.
– Альберт Эдуардович, скажите, они у вас сохранились?
Продолжение здесь
Спасибо за то, что Вы рядом со мной и моими героями! Остаюсь всегда Ваша. Муза на Парнасе.
