На этот смешной вопрос есть совершенно точный ответ: с 1841! Именно в том далёком году Шевырёв Степан Петрович, журналист и литературный критик, высказал мысль о том, что западная цивилизация остановилась в своём развитии, и не то умирает нравственно, не то уже умерла. А с организмом в таком состоянии любой контакт опасен - заразно!
Вот он, этот строгий судья, профессор и поэт. Славянофил.
Интеллектуальные сражения славянофилов и западников отнюдь не смешны, сегодня мы можем только позавидовать их уровню образованности, логике аргументации и взаимному уважению, но любые убеждения, доведённые до крайности, приобретают оттенок карикатурности. Именно это с Шевырёвым и произошло.
"В наших искренних дружеских тесных сношениях с Западом мы не примечаем, что имеем дело как будто с человеком, носящем в себе злой, заразительный недуг. Мы целуемся с ним, обнимаемся, делим трапезу мысли... и не замечаем скрытого яда, не чуем в потехе пира будущего трупа, которым он уже пахнет".
Развоевался так, что его пытались осадить и единомышленники. Писали редактору журнала: "Сделай милость, уйми Шевырёва, он помешан на гниющем Западе!"
Были ли основания? Вероятно, ДА, ведь Степан Петрович не был кабинетным затворником, и о состоянии умов интеллектуальной элиты Запада знал не понаслышке. Рим, Берлин, Мюнхен, Париж, Лондон... Докторскую по философии защитил в Париже. Его знания, полемический задор, способность украсить "скучную" лекцию своими стихами:
Где ж раздельное звено?
Где граничное мгновенье?
Плод в зерне, в плоде зерно:
В сменах сих живёт творенье.
Но есть жизнь, где нет волны,
Нет полуночного боя:
Там святыня тишины,
Точка вечного покоя.
Лекцию об итальянской литературе, например, мог начать так:
Что в море купаться, то Данта читать:
Стихи его тверды и полны,
Как моря упругие волны!
Как сладко их смелым умом разбивать!
Как дивно над речью глубокой
Всплываешь ты мыслью высокой:
Что в море купаться, то Данта читать.
Всё это очень привлекало слушателей, даже и не согласных с его фанатичным славянофильством, защитой и того, что защиты никак не заслуживало. Крепостного права, например. В любой критике ему чудилось оскорбление России. В ходе полемики, случалось, пускал в ход и кулаки, если слов не хватало!
Подробности его драки с графом Бобринским, пожалуй, и цензура не пропустит. Скажем так, в ходе полемики перешли на личности. Бобринский сломал ребро противнику, да сверх того напомнил о не вполне законном происхождении его жены (Софьи Зеленской, дочери князя Голицына). Шевырёв не сдался - напомнил противнику и публике о происхождении самих Бобринских.
Мракобес?! Да ни в коем случае. То, что происходило в Европе, и в него вселяло надежду: Италия восстала! Воскресла?!
... Пошли тебе господь свой дар - свободу -
И за твою счастливую природу,
И за твои лазурны небеса.
За песен дар, за звонки голоса,
За чудеса небесных вдохновений,
Что навевал тебе искусства гений.
За жертвы все, за пролитую кровь,
За красоту, за веру, за любовь,
За славное от бога назначенье -
Два раза дать народам просвещенье.
За то, что некогда в семье твоей
И пел твой Дант, и мыслил Галилей,
За то, что ты через века страданий
Спасла ковчег народных упований.
А свои, русские? Неужели свободы не заслуживают?
Но вот стихотворение "19 февраля".
О люди русские, благословим сей день
И воздадим хвалу мы богу всеблагому
За то, что с родины слетает рабства тень,
Не будет человек принадлежать другому.
Везде цветет она, свобода - божий плод!
Везде зовет на пир счастливые народы!
История, пришел и наш черед;
Пора и нам вкусить божественной свободы!
Трескучее какое-то славословие, но можно ли сомневаться в искренности? В чём только ни обвиняли Шевырёва современники, но не в двоедушии. А были ли у него друзья, принимавшие этого "путаника" таким, как есть?
Едва ли не единственный - Гоголь. Николай Васильевич. Именно он считал Степана Петровича человеком, стоящим "на высшей точке разумения".
Мог ли Белинский пройти мимо, не сказать своего веского слова?! "Европа больна, это правда. Но не бойтесь, чтоб она умерла - это болезнь временная. Это кризис внутренней, подземной борьбы старого с новым. По мнению некоторых, у людей Запада мышиные натуры, а у нас медвежьи"...
А вот это уже камешек в огород Гоголя: "Уже если на то пошло, чтобы умирать, так никому ж из них не доведется так умирать! никому, никому! не хватит у них на то мышиной натуры их!" - восклицает у него Тарас Бульба.
Но поэт, пусть даже и далеко не первый поэт эпохи, искренен в стихах. Не в полемике, где так легко увлечься - завраться, а в обращении к потомкам. И его ответ "ругателям" Петра Великого, "губителя исконных начал", прям и горд. Горд именно за способность России не просто усваивать чужое, а превращать его в своё, совершенствуя. Поднимая к невиданным вершинам.
Море спорило с Петром:
"Не построишь Петрограда;
Покачу я шведской гром,
Кораблей крылатых стадо.
Хлынет вспять моя Нева,
Ополченная водами:
За отъятые права
Отомщу её волнами.
Что тебе мои поля,
Вечно полные волнений?
Велика твоя земля,
Не озреть твоих владений!"
Глухо Пётр внимал речам:
Море злилось и шумело,
По синеющим устам
Пена белая кипела.
Речь Петра гремит в ответ:
"Сдайся, дерзостное море!
Нет, - так пусть узнает свет:
Кто из нас могучей в споре?
Станет град же, наречён
По строителе высоком:
Для моей России он
Просвещенья будет оком.
По хребтам твоих же вод,
Благодарна, изумленна,
Плод наук мне принесёт
В пользу чад моих вселенна, -
И с твоих же берегов
Да узрят народы славу
Руси бодрственных сынов
И окрепшую державу".
Рек могучий - и речам
Море вторило сурово,
Пена билась по устам,
Но сбылось Петрово слово.
Чу!.. в Рифей стучит булат!
Истекают реки злата,
И родится чудо-град
Из неплодных топей блата.
Тяжкой движется стопой
Исполин - гранит упорный,
И приемлет вид живой,
Млату бодрому покорный.
И в основу зыбких блат
Улеглися миллионы:
Всходят храмы из громад
И чертоги и колонны.
Шпиц, прорезав недра туч,
С башни вспыхнул величавый,
Как ниспадший солнца луч
Или луч Петровой славы.
Что чернеет лоно вод?
Что шумят валы морские?
То дары Петру несёт Побежденная стихия.
Прилетели корабли.
Вышли чуждые народы
И России принесли Дань наук и плод свободы.
Отряхнув она с очей
Мрак невежественной ночи,
К свету утренних лучей
Отверзает бодры очи.
Помнит древнюю вражду,
Помнит мстительное море,
И да мщенья примет мзду,
Шлёт на град потоп и горе.
Ополчается Нева,
Но от твёрдого гранита,
Не отъяв свои права,
Удаляется сердита.
На отломок диких гор
На коне взлетел строитель;
На добычу острый взор
Устремляет победитель;
Зоркий страж своих работ
Взором сдерживает море
И насмешливо зовёт:
"Кто ж из нас могучей в споре?"