Текст: Андрей МУСАЛОВ
Опубликовано в журнале "Пограничник". №1, 2020 г.
Материалы о событиях на таджикско-афганском рубеже, происходивших в 1990-е годы, неизменно привлекают внимание наших читателей. Одним из тех, кто отличился в ходе противостояния боевикам таджикской оппозиции, стал Герой Российской Федерации Олег Хмелёв. О его подвиге рассказывалось уже не раз. Но как сложилась дальнейшая судьба офицера-пограничника?
В ПОГРАНИЧНЫЕ войска я попал во многом из-за событий в Таджикистане. В марте 1993-го в Омском общевойсковом командном училище, где я учился, появились представители пограничных войск. Как раз в те дни на всю страну прогремела история о героизме воинов Московского пограничного отряда. Это и повлияло на выбор. 19 июня 1993 года я получил диплом, лейтенантские погоны и отправился к месту службы — в Забайкальский пограничный округ.
В Чите встретился с выпускниками разных военных училищ, познакомился с лейтенантом Вячеславом Токаревым. Мы жили с ним в одной комнате офицерского общежития. Помнится, ни у него, ни у меня тогда не было девушки. Пытались, конечно, ухаживать, но без особого успеха, да и времени на это не оставалось. Дней десять нас, молодых офицеров, вводили в обстановку, дополнительно обучали, затем отправили в Республику Тыва, в Кызыльский пограничный отряд.
В Кызыле последовал ещё один дополнительный курс обучения, после которого меня назначили на заставу «Аргомджу», на должность заместителя начальника по работе с личным составом, а Токарева — на «Бийскую».
Вскоре начался набор добровольцев для прохождения боевой стажировки в Республике Таджикистан. Естественно, мы с Вячеславом написали рапорта «по желанию». В тот момент почему-то казалось, что скоро все вооружённые конфликты закончатся и на нашу долю не выпадет возможность испытать себя. Мы же росли на примере войны в Афганистане, в училище доводилось общаться с опытными преподавателями — участниками тех событий. Кроме того, я всегда придерживался такой жизненной установки: «Начинай там, где трудно. Зато потом будет легче».
В ТАДЖИКИСТАНЕ нас, как и всех «девятимесячников», отправили на очередные двухнедельные курсы, действовавшие в учебном батальоне в так называемом "Риссовхозе". Затем начальник Московского пограничного отряда подполковник Василий Масюк определил меня на должность заместителя начальника резервной заставы 1-й комендатуры.
На границе было неспокойно. Боевики периодически нападали то на одном, то на другом участке, после чего быстро откатывались вглубь Афганистана. Противник был неплохо оснащён. Например, во вражеских схронах находили таблетки-стимуляторы, позволявшие бандитам совершать длительные переходы, нести запредельный по массе груз. Другие вещества помогали им преодолевать страх смерти. Один мой сослуживец, воевавший в составе десантно-штурмовой манёвренной группы, вспоминал, как его бойцов атаковали такие биороботы — шли на пулемёты в полный рост.
По данным разведки, боевики проходили обучение в специализированных лагерях подготовки, функционировавших ещё со времён Афганской войны. Они хорошо владели личным и групповым оружием, умело осуществляли тактическое взаимодействие. Среди них были таджики из Движения исламского возрождения Таджикистана, пакистанцы, арабы. Где-то на участке 13-й заставы действовал печально известный Хаттаб. Правда, в тот момент он был рядовым бандитом.
Нужно отметить, что о событиях, происходивших в Республике Таджикистан, в России практически ничего не писали в газетах и не рассказывали по телевизору. Было чувство, что эта страна и остававшиеся в ней наши соотечественники просто брошены. Как я позже понял, после распада Советского Союза определённые реакционные силы решили втянуть её в зону радикального исламизма. Но не вышло, поскольку на границе стояли мы — российские пограничники.
В то время Московский отряд напоминал муравейник — в нём всё бурлило. Позже я спрашивал бывшего начальника отряда полковника Василия Масюка, сколько же в его подчинении было людей. Оказалось, что к 1994 году эта цифра составляла 10 тысяч военнослужащих. Дивизия! После событий на 12-й заставе на этот участок стягивали пограничников со всей Российской Федерации, а также военнослужащих 201-й дивизии, вертолётчиков. А ещё — две мотоманёвренные группы, десантно-штурмовую, сапёров, артиллерию…
Как-то по дороге из столовой мы с Вячеславом Токаревым увидели у штаба офицера, которому что-то выговаривал командир части. Позже узнали, что это Андрей Мерзликин. Хотя он был всего лишь лейтенантом, как и мы, но показался бывалым офицером. Впрочем, нам тогда все «местные» пограничники представлялись закалёнными, обстрелянными.
В сентябре я получил назначение в состав резервной комендатуры, дислоцировавшейся в Фархате. Комендант направил меня на одну из застав для «обкатки». Через две недели пребывания там меня включили в группу, обеспечивавшую переговоры с командиром афганской 55-й дивизии Кази Кабиром.
Тогда я впервые близко увидел афганцев. Помню, удивился, что они переправляются через бурную пограничную реку Пяндж на автомобильных камерах. Завидная смелость! Когда афганцы доплыли до таджикской стороны, мы спустились к воде и помогли им выйти на берег. Затем охраняли место проведения переговоров.
На следующий день у меня внезапно поднялась высокая температура, стало знобить. Поначалу подумал, что чем-то заразился. Однако в районе колена обнаружились следы от укуса — скорее всего, цапнула змея. К счастью, организм был молодой — температура спала и через три дня я уже был в строю.
Вячеслава Токарева направили в десантно-штурмовую манёвренную группу. В то время, в 1993-м году, это было единственное подразделение, которое действовало активно: постоянно куда-то высаживалось, что-то прочёсывало. По итогам командировки Вячеслав был удостоен ордена «За личное мужество».
В АПРЕЛЕ 1994-го боевая стажировка закончилась. Мы с Токаревым вернулись в Кызыл. Слава уехал на родину, а я остался в части. Буквально через три дня понял, что без Таджикистана уже не могу. Короткая командировка оставила чувство незавершённости.
25 мая мы вернулись в Московский пограничный отряд. Меня назначили заместителем начальника по работе с личным составом 2-й заставы десантно-штурмовой манёвренной группы, а Токарев занял такую же должность на 3-й заставе.
Тогда коллектив части был ещё интернациональным, советского образца: русские, узбеки, киргизы, представители других народов. Как человек советского воспитания, родившийся в Казахстане, я одинаково относился к людям любой национальности, не делая различий.
Первым моим местом службы в новой должности стал выносной пограничный пост, располагавшийся на одной из высот в тылу 12-й заставы. Вокруг высоты раскинулся плотный лабиринт скалистых гор, в которых легко заблудиться. Условия жизни были непростые. Когда я прибыл туда, на равнине уже царила весна, но в горах ещё лежал снег, дули пронизывающие ветры.
У нас было три палатки. В двух жили пограничники. Ещё в одной —два прапорщика и один рядовой, прослушивавшие радиоэфир. Они были из местных, поэтому свободно владели фарси, понимали, о чём разговаривает противник.
Я организовал несение службы, а также строительство посадочной площадки. До того вертолёт мог поставить на землю лишь одно колесо, что сильно осложняло и разгрузку, и особенно погрузку. Мы взорвали породу, затем выровняли поверхность, обложили её камнями белого цвета так, чтобы получился хорошо заметный сверху круг.
Служба была монотонной. Хоть какое-то разнообразие вносило прибытие вертолёта, который раз в неделю осуществлял снабжение. Питание также было бы довольно однообразным, если бы не один случай. Как-то на минном поле, метрах в семистах от поста, подорвалась лошадь. Я отправил бойцов, чтобы они вытащили её и прикопали снегом. Долгое время у нас была прибавка к рациону.
На посту я пробыл три месяца. Вернувшись в Московский отряд, провёл в нём всего три дня. Затем получил новое назначение — на пост «Тург». Им командовал Вячеслав Токарев, а я стал его замом.
БОЙ за высоту Тург достаточно точно и подробно описан на страницах журнала «Пограничник», поэтому не буду повторяться. Отмечу лишь то, что тогда нам удалось отстоять позиции, вызвав огонь на себя. Мы потеряли троих боевых товарищей. К сожалению, в этом бою погиб мой друг Вячеслав Токарев. Но противник понёс куда больший урон был вынужден отступить.
В ответ на нападение пограничники начали масштабную операцию по прочёсыванию территории. А меня после тех событий отправили в отпуск.
Вскоре я узнал, что стал Героем Российской Федерации. 3 октября в Кремле состоялось награждение. «Золотую Звезду» мне лично вручил глава государства — Борис Ельцин.
В Таджикистан я больше не вернулся. Поступил в Академию ФПС России. На втором курсе познакомился с девушкой Еленой. Поженились, родился ребёнок, затем второй. А всего их у нас четверо: два сына и две дочки.
В 1998 году, после выпуска из академии, продолжил службу в Отдельном отряде пограничного контроля «Москва», в аэропорту «Внуково». Служба непростая, но относительно предсказуемая. Мне же всегда хотелось попробовать что-то необычное, найти новое применение своим силам. В 1999 году такая возможность представилась: меня направили на территорию бывшей Югославии в составе миротворческой миссии ООН. Для российских пограничников участие в таких миротворческих операциях началось в июле 1999 года, когда ООН приняла резолюцию № 1244 по Югославии, в соответствии с которой в Косово были введены международные силы из 48 стран, в том числе России.
Для миссии в Косово отбирали опытных офицеров. Требования к кандидатам включали: не менее пяти лет службы в составе пограничных войск, крепкое здоровье, опыт работы с компьютером, хорошее знание английского, умение управлять автомобилем.
После окончания трёхмесячных курсов в Голицынском пограничном институте ФСБ России в феврале 2000 года я поехал на Балканы. Косово оказалось вполне европейским краем. Опрятные, ухоженные коттеджи, хорошие дороги, развитая инфраструктура. То тут, то там были видны следы войны. Особенно во время бомбардировок 1999 года досталось аэропорту Приштины. Авиация НАТО бомбила его немилосердно, впрочем, сохранив в целости взлётно-посадочную полосу.
Местное население почти сплошь состояло из албанцев. Сербы жили небольшими замкнутыми сообществами во враждебном албанском окружении. Отношения между двумя народами были пропитаны ненавистью. Конфликт часто напоминал о себе: в городе периодически происходили взрывы, демонстративные нападения на сербские семьи, грабежи и убийства. Но в аэропорту было спокойно. К сотрудникам ООН, в том числе к русским, обе стороны относились нейтрально.
По прибытии российских пограничников определили в состав подразделений контролёров ООН, одна часть которых несла службу в аэропорту Приштины, другая — traffic control unit — обеспечивала контроль на дорогах, выполняя функции дорожной полиции. Состав команд был международным. В каждой работали представители разных стран, в основном европейских. Взаимоотношения были очень профессиональными и корректными.
У меня был профиль офицера КПП, поэтому я был направлен в аэропорт. Служба на контрольно-пропускном пункте отличалась рядом особенностей. Отсюда жители Косово отправлялись преимущественно на заработки в Германию.
Между собой пограничники говорили, мол, мы охраняем границу Германии. Большинство самолётов, вылетавших из аэропорта, направлялись в ФРГ. Как правило, среди пассажиров оказывался традиционный для «горячих точек» люд: военные, дипломаты, представители международных организаций и журналисты. Помимо этого, было много албанцев. Сербы не рисковали летать через Приштину. Их маршруты проходили через Сербию. Албанцы не раз пытались незаконно пройти пограничный контроль. Традиционные нарушения — замена фотографий в паспорте и водительском удостоверении, подделка и подчистка записей.
Большое число подделок объяснялось прежде всего тем, что во время войны многие государственные учреждения были разгромлены и на руках у населения оказались бланки паспортов. Каждую смену контролёры выявляли незаконные документы. Личный состав контрольно-пропускного пункта был достаточно опытным и без труда вычислял любые несоответствия и подделки.
Силы НАТО старались сохранять внешнюю объективность по отношению к сторонам вооружённого конфликта. Но иногда проскальзывало, что албанцы пользуются большей симпатией, особенно американцев. Одного американского инструктора в аэропорт пришли провожать албанцы. Почти все — из вооружённых албанских отрядов — УЧК. Хотя к тому времени УЧК уже была признана незаконной организацией и большинство сменили эмблемы на ТМК, было понятно, кто это такие. Были и те, кто продолжал носить символику УЧК. Американец, видимо, обучал их. Весьма трогательное было прощание.
Начав рядовым сотрудником контрольно-пропускного пункта, я через некоторое время стал начальником службы безопасности всего аэропорта, а позже — заместителем начальника штаба пограничной полиции. У меня в подчинении были представители народов самых разных стран — от Бангладеш до Африки. Ими приходилось управлять на английском языке. Каждый был одет в военную форму своей страны, у меня, само собой, — российская. О принадлежности к ООН говорил голубой берет с соответствующей кокардой и наплечная повязка. Из вооружения — только пистолеты.
В целом служба в составе подразделения ООН позволила накопить большой опыт. Особенно это касалось организационных вопросов. Между представителями государств было полное взаимопонимание и взаимодействие. Отношения между военнослужащими контингента ООН были очень ровными, без проявлений расизма или национальных предрассудков. Представители разных армий общались друг с другом доброжелательно. Русские, немцы, французы, поляки, представители скандинавских стран — все работали как единый слаженный механизм.
ПОСЛЕ ВОЗВРАЩЕНИЯ в Россию я некоторое время служил в отряде пограничного контроля в аэропорту Шереметьево. Затем вновь участвовал в миротворческих миссиях, на этот раз — в Грузии, в составе наблюдателей ОБСЕ.
В 2004 году был направлен в Австрию, в Вену, где прошёл очередной курс переподготовки. Обучали австрийские инструкторы, в том числе из подразделения спецназначения «Эдельвейс». Я тогда сильно полюбил горы. Там понимаешь, кто есть кто, люди раскрываются, становятся честнее, добрее, спокойнее, фальшь уходит.
Сдав экзамены, я стал инструктором, а затем в качестве международного наблюдателя попал в Тбилиси. В составе мониторинговой миссии ОБСЕ объехал всю российско-грузинскую границу с грузинской стороны. Тогда там царило напряжение, прежде всего в районе Панкисского ущелья, где засели чеченские террористы, периодически проникавшие через рубеж.
Дольше всего работал в восточной части Грузии. Здесь международные наблюдатели осуществляли мониторинг российско-грузинской границы. Условия службы были непростыми: высокогорье, полное бездорожье. Нелегко строились отношения с местными жителями.
Помимо ОБСЕ в Грузии действовало множество различных международных фондов и организаций. И если одна организация чего-то не даёт, скоро находится другая — скажем, такая, которая работает по заданию правительства США. Тогда американцы основательно развернулись в этой стране. Их инструкторы образовали оперативный штаб Пограничных сил Грузии. Продвинутое оборудование позволяло отслеживать обстановку на местности в трёхмерном изображении и к тому же в реальном времени.
Всё это было хорошо, но я не раз задавался вопросами — а только ли Пограничные силы Грузии будут знать о нахождении пограничных нарядов, если устанавливали оборудование и оснащали его представители дружественной Грузии державы? И как отразится на российско-грузинском пограничном сотрудничестве активность США на столь напряжённой границе?
В 2005-м последовала вторая миссия ОБСЕ — тренировочная, которая проходила в северной части Грузии. Целью этой командировки была помощь грузинским пограничникам в обучении личного состава. Передавал им опыт хождения в горах, скалолазания, спасания пострадавших, оказания медицинской помощи. Несколько раз поднимался вместе с подопечными на Казбеги, на высоту 5100 метров, в настоящих экстремальных условиях: кислородное голодание, холод, ночёвки в снегу. Тогда пригодилось многое из таджикского опыта.
Обучение проходило на тренировочной базе ОБСЕ «Казбеги». В английском варианте всё это называлось Organization for Security and Co-operation in Europe. Mission to Georgia. Тraining Assistance Programme. Training Center Kazbegi. С мая 2005 года ОБСЕ организовала в центре программу по подготовке пограничников Грузии.
В процессе обучения ОБСЕ, на мой взгляд, допустила ряд ошибок, сильно снизивших эффективность программы. Всего было создано четыре учебных центра. Они произвели по четыре выпуска. Пограничная служба Грузии получила человек 60–70 из каждого центра. Правда, результаты их обучения оставили двоякое ощущение. Изначально предполагалось, что европейцы дадут грузинским пограничникам не только образование, но и оборудование. Однако… людей научили пользоваться биноклями, а некоторых даже приборами ночного видения (цена такого спеца уже выше), но собственно приборами оснастили лишь частично.
Помимо этого, научили лазать по горам, но не снабдили соответствующим снаряжением: верёвками, карабинами и так далее. Научили организовывать пост наблюдения по стандартам Европы, но не обеспечили палатками. Объяснили, как делать качественное видео и цифровое фото, но ни камер, ни фотоаппаратов, понятное дело, не предоставили. Естественно, представители Грузии постоянно задавали вопрос: «Когда мы получим ту технику, владению которой вы нас обучали?» Представители ОБСЕ, как правило, делали кислую мину, дипломатично отмалчивались.
Единственным, что имело хоть какую-то практическую ценность, была горная подготовка. Подопечными стали военнослужащие по контракту. Большинство из них — жители соседних с пограничными заставами сёл. Поначалу это обстоятельство стало причиной снисходительного отношения со стороны обучаемых к преподавателям, мол, мы настоящие горцы, здесь родились и выросли, нас нечему учить. Однако в ходе занятий выяснилось, что всё несколько иначе. Местные жители хорошо знали те долины, в которых жили. А что до вершин, окружающих эти долины, то на них горцы не поднимались. Их приходилось учить буквально с нуля.
Работа по обучению была непростой, прежде всего из-за низкой дисциплины. Часто бывало, что ночью, на привале, «ученики» украдкой выпивали. Высокогорье — штука коварная, и алкоголь там категорически противопоказан. Из-за разницы в давлении неадаптированный организм легко выходил из строя, начиналась горная болезнь. Из-за этих возлияний утром у одного-двоих военнослужащих случались приступы «горняшки». Они просто не могли стоять на ногах. Приходилось прерывать восхождение и тащить на себе горе-альпинистов вниз. Помнится, несли их с высоты 4 тысячи метров на руках. Как по заказу, была плохая погода. Могли просто не донести, потерять. Нам в то время здорово помогали украинские вертолётчики. Толковые ребята, хотя и несколько бесшабашные. Выручал мой помощник и переводчик Армаз — чемпион Грузии по скалолазанию.
ПОСЛЕ ЗАВЕРШЕНИЯ миротворческих миссий я перевёлся в аппарат Национального антитеррористического комитета — НАК. Эта организация была создана в марте 2005 года после событий в Беслане. Там я возглавил одно из структурных подразделений. Довелось участвовать в ряде операций на территории Ингушетии, Дагестана.
К сожалению, приходилось терять боевых товарищей, достойных людей. Ещё в сентябре 2004-го, когда я был на одной из баз ОБСЕ в районе горы Казбеги, стало известно о гибели в Беслане, в захваченной террористами школе, моего хорошего товарища Дмитрия Разумовского.
О Разумовском я слышал задолго до того, как встретился с ним лично. Когда я был лейтенантом, он — уже капитаном. Наше знакомство положило начало длительному общению. Я пригласил Дмитрия на мою свадьбу свидетелем. Высокий, сухощавый, по характеру он был волевым, решительным, не признававшим полумер. А ещё очень надёжным — настоящий друг!
Во время службы в Таджикистане Дмитрий не сошёлся с некоторыми из руководителей и подал рапорт об увольнении. Но затем восстановился. Когда он поступал в группу «Вымпел», я писал на него характеристику. Деятельный и опытный, Разумовский внедрил в десантно-штурмовой группе новую тактику, когда основой боевых действий стали малые группы из трёх человек — тройки. Это было очень удобно в горах. Позже этот опыт он использовал и в «Вымпеле».
Если смотреть по карте, то Беслан был совсем рядом. Помню, когда террористы захватили там школу, подумал: наверняка без Димки там не обойдётся. Так оно и оказалось. Его гибель я воспринял тяжело, как всегда бывает, когда уходит настоящий друг...
Другим безвременно ушедшим товарищем стал Вадим Ралёв. Он начинал воевать ещё в Афганистане, прошёл сложный, но интересный боевой путь. Во время службы в НАК достойно проявил себя. Погиб при проведении операции. Похоронен на Троекуровском кладбище в Москве.
В последние годы нахожусь в запасе. Супруга настояла — мол, сколько ещё лет за тебя переживать?! Расставаться с военной жизнью было тяжело. С трудом адаптировался, поскольку на «гражданке» всё иначе, сложнее. Поэтому стараюсь не отрываться от своих. Участвую в военно-патриотических акциях, встречаюсь с молодёжью, детьми, сотрудниками, ныне проходящими службу на границе. Надеюсь, что они не забудут о тех, кто защищал рубежи Родины и её безопасность в непростые времена, выпавшие на долю моего поколения.
Фото из архива Олега ХМЕЛЁВА