Сам автор романа завершает книгу послесловием с названием «Трагедия стальных людей», так что строка известного советского поэта вспоминается не просто так. Дело только в том, что именно эти люди стали гвоздями, заколотившими гроб социализма. Замеченный еще Оруэллом после публикации, роман Кестлера был переведен на русский с английской версии (немецкий оригинал был долгие годы утерян и лишь недавно найден, интересно было бы почитать перевод именно с немецкого). Однако, даже в таком виде он производит сильное впечатление. Безусловно, такая книга, как, впрочем, и «1984», могла быть написана только ренегатом, то есть человеком, переболевшим коммунистической идеологией и отказавшимся от нее. Впрочем, и написана она, прежде всего для бывших левых (неслучайно в одном из своих воспоминаний Георгий Адамович приводит положительный отзыв Бердяева и начатую им дискуссию вокруг романа Кестлера, а он тоже когда-то был социалистом).
Почти нигде в Рунете нет отзывов об этой книге, да и переизданий в девяностые-нулевые было всего один-два, зато на Ю-тубе есть оцифрованная версия спектакля питерского телевидения аж 1989 года, то есть почти сразу после официальной публикации в Союзе. Чем же роман привлекает сейчас, и в чем его фундаментальное отличие от советской возвращенной литературы («Доктор Живаго», «Чевенгур», «Факультет ненужных вещей»)? Написанный в конце тридцатых как художественная калька с показательных процессов, роман «Слепящая тьма» рассказывает о казни одного из представителей «ленинской гвардии», предполагая, что острие репрессий направленно именно против старых большевиков. Когда в 1940 году публиковался текст, почти никто, в том числе и Кестлер, не мог себе представить их масштаба, того, что направлены они были против всех слоев народа (даже и не одного народа).
В этой связи совершенно закономерно, что главный конфликт книги разворачивается не между палачом и жертвой, а внутри жертвы, что долгие годы была палачом. Главный герой по фамилии Рубашов – некий собирательный образ интеллигента-большевика, который вроде бы все о себе и судьбах революции хорошо понимает. Он такой же циник и прагматик, как и его обвинители, он – тоже «гвоздь», иронизирующий о гуманизме и либерализме врагов социализма, он – тоже сторонник классовой морали, отвергающий общечеловеческую. Он с самого начала книги понимает, что будет расстрелян. Тогда в чем же конфликт? Его допрашивают два следователи, первый из которых очень похож на него самого, также склонен к рефлексии и анализу. Второй же – образец так называемой новой поросли большевиков, он целен и прост в своем служении Партии. Именно эта новая поросль уничтожает старую и делает это систематически и увлеченно.
Кестлером двигало желание ответить на вопрос, почему старые большевики, эта ленинская гвардия на показательных процессах так себя оболгала, признала самые неправдоподобные обвинения прокуроров? Только ли дело в пытках? К Рубашову они вообще почти не применялись (кроме пытки бессоницей). Значит дело в другом. Следователи ломали людей, преданных Партии, именно верой в безгрешность Партии и в том, что обвиняемые оказались недостаточно стальными. Именно рефлексия, интеллигентность, эрудиция, в конечном счете, сомнение в себе и мире (а именно это лучше всего выражает сущность интеллигента) препятствуют безраздельной и слепой вере в идеологию. Именно за недостаточность этой веры, за недостаточный фанатизм в вере в Вождя и Партию их в итоге и казнили.
Даже если эти люди, как Рубашов, теоретически исповедовали классовую мораль, право сильного и полный аморализм в выборе средств для достижения благой цели, практически они были зачастую мягче, чем в теории. В конечном счете полностью соединить теорию и практику большевизма получилось лишь у Сталина – действительно стального, цельнометаллического человека. Именно потому он и победил, что никогда и ни в чем не сомневался. В этом смысле справедливы слова: «Сталин – это Ленин сегодня», то есть полное и безоговорочное воплощение ленинских идей в данный исторический момент, полное воплощение теории на практике. Для Кестлера очевидна половинчатость выводов тех левых, которые считали Сталина Наполеоном, присвоившим достижения революции и развернувшего их в сторону тирании (так считал Троцкий, например). Дела с большевизмом на практике обстоят куда хуже, чем в теории.
Все как раз наоборот: Сталин как аморалист и маккиавелист, циник и уголовник в своих методах, как раз весьма последовательно воплощал ленинские идеи, уничтожая в них ту половинчатость, которая был свойственна даже Ильичу, не до конца изжившего свою интеллигентность, тот налет культуры и эрудиции, который в нем все-таки был. Был он и среди его гвардии, которую ждало полное уничтожение, именно потому, что стать большевиком окончательно, то есть растворить теорию в практике, стать практиком революции на все сто, - значит перестать быть человеком вовсе, то есть стать стальным полностью. А это вышло лишь у Сталина. Ну, может, еще у Нечаева. В этом смысле судьба Рубашова так напоминает судьбу Степана Трофимовича Верховенского из «Бесов» Достоевского.
Ведь он был отцом Петра Верховенского, этой «обезьяны нигилизма». Также Рубашов, как и все старые большевики, как и сам Ленин, породили Сталина, обезьяну большевизма. Потому нет ничего удивительного в том, что эта тьма, эта ложь коммунистической идеологии продолжает ослеплять своих адептов. Ведь эта тьма кажется им светом истины, хотя они давно уже ослепли и ничего не видят. Того же, кто усомнится в том, что тьма – это свет, ждет коренной пересмотр всей своей жизни с последующим разоблачением того обмана, в который на всем ее протяжении ты верил. Именно это пережили Бердяев, Оруэлл и Кестлер. Именно этого и желаю всем вам.