Вы же понимаете, что мой день — Сенье, правда? А раз я пришла в Дельник, и когда всё уже тёмное, то это чего-то случиловося?
Так оно и есть. Двуногая говорит, задние лапы натёрла, и они теперь болят. Поэтому, хотя у неё котпуск, она всё Сенье вообще не подходила к своим светяшкам, только нас гладила и лежала, смотрела в маленькую светяшку, с которой мне лапами печатать ну никак не можно. Одну лапу туда поставишь, и уже все-все буквы набрались, не знаю, как она с неё что-то говорит.
Я всё-таки кошка, и у меня лапки! Поэтому мы решили, что её лапки немного пройдут, и тогда мы придём. Но зачем она тёрла свои лапы, и почему они болят, я так и не поняла. Когтями она их тёрла что ли? Да у неё вроде когти не очень царапучие…
Но мне нравится, что она даже со своими лапами несчастная, всё равно работанием своим не занимается, ни с кем не разговаривает кроме нас, и всех гладит. И Грозный тут с нами тоже, и тоже всех гладит и вообще, иногда можно спать на его голове, пока никто не видит!
Особенно Бозя, а то прибежит и прогонит. Она только Туне разрешает на Грозном спать, говорит, ей надо, она ещё холодная, а ей надо греться об хороших двуногих. А я, понимаете ли, вредная и шипелка кошь, поэтому меня она не пустит к нему! Вот перестану быть вредной, тогда Бозя подумает.
А я всегда вредная была, почему мне перестать надо, если это правильная Урсула? Не понимаю. И возмурщаюсь, конечно. Но всё равно хорошо, когда у наших двуногих котпуск. Только надо, чтобы у неё лапы не болели больше, а то она становится ворчливой, прям как я, и клавикотуру свою мало трогает, а от этого ещё больше ворчит.
Но мы всё равно с вами, хоть и в неправильный Дельник вместо правильного Сенья. Но так же тоже неплохо, правда? А потом мы опять в Сенье придём, честное Урсулье!
А вы пока в телеграмовые приходите, там маленькую Бозю и маленькую меня показывают!