Что есть смелость? Это (обобщённо говоря) способность выступить навстречу опасности там, где не всякий решится это сделать. Причём способность решиться именно там, где есть вариант не идти, и где герой понимает, почему не всякий на это решается, но тем не менее идёт вперёд.
В слове смелость есть один подводный камень, которые некоторые упорно не хотят замечать. И игнорирование этого момента может в корне менять всё понимание. Возможно, кому-то не выгодно учитывать некоторые детали, и потому они их игнорируют.
Представьте себе, что одно племя нападает на другое с целью поработить. И у второго есть два варианта: взять в руки оружие и биться в режиме «победа или смерть», или бросить оружие, и кланяться первому племени со словами: «Всё сделаем, только не убивайте!». И допустим, так случается, что второе племя выбирает последний вариант (а зачем биться и умирать – ведь это же трудно и страшно, а вот кланяться легко и не больно). И первое племя соглашается не убивать вторых в обмен на обязательства делать всё, что прикажут, а приказывают отдать своих воинов им на службу и дать использовать их для захвата третьего племени. Причём, участвовать те должны не в качестве какого-то резерва, а самой передовой линии на самом сложном участке фронта, где их поставят в первые ряды, и прикроются ими, как живым щитом. И, допустим, так получается, что как бы не было страшно идти в бой (и тем более в первых рядах), в этот раз они идут. Потому, что, когда они выбирали этот вариант, выбор был не труден на тот момент, когда они принимали самое главное решение, а сейчас, когда стало трудно, выбора у них уже нет. И сказать «нет» своим хозяевам оказывается ещё страшнее, чем идти в бой.
Возникает вопрос: является ли факт, что воины второго племени идут в атаку первыми, высшим проявлением смелости? Нет. Высшим проявлением было бы изначально взять в руки оружие и не дать себя поработить. А если они этого испугались, значит, смелости в них уже недостаточно. Ну а то, что они идут в первых рядах – так это может быть просто потому, что тех, кто сзади, они боятся сильнее, чем тех, кто впереди. Потому, что любого можно заставить идти куда угодно, если заставить бояться не идти ещё сильнее. Так что это не показатель смелости; смелость там, где человек идёт навстречу опасности сам, а не принудительно.
Допустим, на определённом этапе политического развития племя захватчиков смекает, что захваченные будут лучше драться, если вместо того, чтобы их опускать словами «Вы никто, вы ничто, и звать вас никак!», будут наоборот их хвалить, и петь: «Слава-слава-слава верным воинам, служащем нашему общему великому делу!». И при этом, кто не идёт, тому такое же страшное (и бесславное) наказание, а вот кто идёт, тому слава. И тому, кто посмеет говорить, что ни фига это не слава – тоже страшное наказание. И до кучи придумывается какая-то идеология, объясняющая, почему общее дело такое великое и важное (например, «У нас вера правая. а у других нет, и наша миссия нести правую веру всем-всем-всем»).
Суть культа славы верных служителей в том, что если людям говорить, что они ни на что не способны, то они и в бой пойдут с соответствующим настроем, а если говорить, что они герои, то они будут готовиться по мере возможности соответствующим образом себя проявить. И тогда они пройдут на поле боя дальше, самортизируют на себе больше вражеских ударов, меньше опасности останется для идущих сзади, и те сохранят больше сил.
У самих же порабощённых будут варианты: помнить, как они забоялись драться там, где надо было изначально (и стыдиться этого), или забыть про это, и вместо того, чтобы стыдиться, начать собой гордиться. И допустим, так оказывается (и с чего бы это?) что в племени порабощённых находится энный контингент людей, который выбирает второе. А зачем им первый вариант, если он неприятный, когда есть второй, который куда приятнее? У некоторых людей подход к правде у них такой, что её просто можно выбрать, как любимую футбольную команду, и болеть за неё, не будучи обязанным доказывать, что правильно выбрать именно эту. И вот они выбирают, что им нравится, и назначают это правдой, и считают своим святым правом делать всё, что нужно, чтобы такую правду утверждать.
В рамках такой правды у них значится, что если кто идёт в бой самым первым навстречу опасности, то таких называть трусами никак нельзя, и точка. Выглядит на первый взгляд вроде весомо, но держаться такая позиция может только при полном запрете критики. Потому, что как только начнётся серьёзный разбор, кто и почему на самом деле куда идёт, сразу станет ясно, кто чего на самом деле боится. И потому все те, у кого правда там, где нравится, оказываются предрасположенными полюбить любого, кто таковую критику запретит. А поскольку запрещает её система (которой такая критика тоже не выгодна), то они начинают любить систему, видя в ней некоего «строгого, но справедливого» хозяина.
Что же получается в результате тех подмен понятий, когда недостаток смелости выдаётся за высшую смелость? Они начинают гордиться собой (или своими соплеменниками) за то, что позволяют себя использовать хозяевам так, как тем надо. И чем больше таких гордящихся, тем меньше желающих бороться с тем, чтобы с данным племенем можно было так поступать. И тем меньше сил надо поработителю на контроль за порабощёнными. А значит, он больше своих сил может сэкономить или отправить на войну с третьим племенем (ну, или, как вариант, тем больше военнообязанных можно выжать из этого племени, не опасаясь, что оно захочет бороться).
В глазах инакомыслящих такие гордящиеся получаются уже не просто трусы, которым не хватает смелости признаться в том, что они трусы. Они предатели своего племени, и враги не только его, но и других племён (которые им, возможно, ничего не сделали), потому, что чем активнее будет вся их основанная на это гордости деятельность, тем труднее бороться с порабощением станет другим племенам. Но самое интересное, что у них в головах всё может выглядеть радикально наоборот: смелые и праведные они, которые самоотверженно служат делают великому делу, а те, кто против того, чтобы быть обязанными, как они – предатели и трусы.
Как так может получиться? Очень просто: им же не хочется признаваться в том, что они не правы, значит, должны найтись основания считать, что они правы. В качестве таковых им предлагается вера, что они несут «правую веру», и они за это хватаются, как за спасательный круг. И в рамках веры у них уже получается, что они делают правильно. а те, кто им мешают, неправы.
Держатся такие за веру изо вех сил, потому, что это единственный способ почувствовать себя важными и смелыми. А без этого им придаться взглянуть правду в глаза и увидеть то, чего видеть им очень не хочется.
Отличительные черты такого контингента должны получиться примерно следующие: очень любят гордиться, очень любят прославлять тех, кто идёт в бой туда, куда их гонят, и очень любят обзывать трусами тех, кто не хочет. Поддерживают положение, чтобы не идти ни у кого из отправляемых права не было И очень любят использовать аргумент, что если кто-то идёт в первых рядах, то он не трус, постоянно это повторять, и только это. Стараются лить все свои песни таким плотным потоком, что места ни для каких других вопросов просто не оставалось. И подавать всё это с таким сермяжным видом «А что ещё-то должно быть надо?»
Герои их должны отличаться соответствующей спецификой. В любое пекло готовы идти без колебаний, но сказать «нет» никакому приказу не способны. Никогда не обсуждают вопрос, за кого они идут на смерть: за тех, кто готов в свою очередь за них жизнью своей рисковать, или кто только их жизнями ради спасения своей рисковать готов? Никогда не встанут на защиту тех, кто посмеет задавать такие вопросы, будь это хоть соплеменник, хоть друг, хоть брат. Будут стоять, как истуканы, и смотреть, как с ним расправляется репрессивная машина. И даже если их хозяева готовы пустить в расход всё их племя (ради своей корыстной выгоды), никогда не сочтут уместным об этом разговаривать.
Понятий о том, что могут быть какие-то другие виды смелости, у них водиться, наверное, не должно. Нужда в таких понятиях, естественно, должна отсутствовать. Критику системы должны искренне не любить и вполне искренне ненавидеть (недостаток аргументов компенсируется силой эмоций). Добровольно и с энтузиазмом поддерживать запреты на неё. И даже если оппонент приведёт доводы, на которые им нечего ответить; он должен быть наказан и заткнут – в этом видят проявление строгой справедливости.
Ну а чем же должны отличаться черты тех, кто не дал бы своё племя поработить? Они, по логике, должны ценить условие, что человек должен идти в бой сам, а не по принуждению. А ещё они должны ценить право человека отстаивать своё мнение. Потому, что если правда действительно на их стороне, то чего им бояться критики? Поэтому наказать за оскорбление – это одно, а вот уметь признать правоту оппонента, если он сумеет её доказать – это уже другое. Это не все могут; только те, кто способны принимать правду такой, какая есть, независимо от того, нравится она или нет. Смелость без лжи начинается отсюда.
Напоследок вопрос: допустим, речь идёт об обществе, где не одно племя нагнуло другое, а богатые поработили бедных. Или власть имущие поработили простых. Или её как-то в этом духе, но основная суть та же: последние должны умирать за то, чтобы у первых было больше власти и роскоши. Как вы думаете, технически в плане гордости у такого народа что-то должно радикально поменяться, или по сути будут те же яйца, только сбоку? Отпишите своё мнение.
