44 подписчика

Мемуары Арамиса, Глава 375

8 июля 20248 июл 2024

11 мин

Глава 375

Я знаю, что некрасиво пинать даму сапогом. Но по-другому поступить я уже не успевал. Ведь ещё более некрасиво было бы вышибить ей мозги одним выстрелом. А я так не люблю быть неделикатным с дамами, даже с теми, которые мне решительно не нравятся.

Поэтому я рассчитал, что успею предотвратить беду, но это было, пожалуй, слишком неосмотрительно, ведь опоздай я на единое мгновение, и я не простил бы себе этого до конца жизни. Однако, Господь помогает верным слугам своим! Я успел пнуть мадам Оливию де Трабюсон как раз в тот момент, когда она собиралась застрелить д’Артаньяна, так что выстрел прогрохотал уже тогда, когда её рука взметнулась вверх, и пуля могла повредить разве что пролетавшему мимо дрозду, если бы он имел несчастье пересечь её траекторию.

Д’Артаньян не заставил себя ждать, он моментально вскочил и схватил Оливию за обе руки, и лишь после этого удосужился посмотреть, кто же его спас.

— Арамис! — воскликнул он. — Вы как нельзя более кстати! Я скучал по вам каждую минуту, но эти пять секунд неимоверно обострили мою тоску по верным друзьям! Какими судьбами вы тут?

— Я всё расскажу, но не при этих же! — ответил я. — Достаточно будет сказать, что я знаю всё, и рассчитал, какая вам грозит опасность, после этого я пустился за вами в погоню и благодарю Господа, что я не опоздал. Д’Артаньян, в следующий раз, когда решите умереть от рук женщины, выбирайте рыжую.

— Какого чёрта? — спросил со смехом д’Артаньян.

— Потому что блондинка и брюнетка у вас уже была, — ответил я. — Однообразие хоть кому наскучит.

— Смейтесь надо мной сколько хотите, Арамис, сегодня я у вас в долгу! — ответил д’Артаньян.

— Ничуть, — возразил я. — Сегодня я всего лишь вернул вам долг за тот случай, помните, когда герцог Марсийак и его люди убили бы меня, если бы не обознались и не приняли вас за меня, а когда осознали свою ошибку, оставили вас в покое.

— Знал бы Франсуа Ларошфуко, как близко от него находились вы, он со своими людьми прикончил бы и меня и вас, — ответил д’Артаньян. — Но он заплатил бы хорошую цену за это. Мы прихватили бы с собой на тот свет, как минимум, по парочке его людей.

— Нет, мы прихватили бы его самого, на меньшее я не согласен! — ответил я. — Что будем делать с этими?

— Для начала свяжем их, всех троих, — сказал д’Артаньян. — С этим д’Эльсорте можете не церемониться. Если случайно оборвёте ему оба уха, Господь простит вас. Это не просто пленник, это подлец, который дал слово дворянина, что сдаётся и не будет нападать на меня, после чего выстрелил мне в спину.

— Негодяй! — воскликнул я. — И, похоже, он не умеет стрелять?

— В этом недостатке его трудно обвинять, я просто нагнулся в самый момент его выстрела, чтобы оказать помощь раненному, — ответил д’Артаньян.

— Так он не только нарушил слово дворянина, он ещё и стрелял в вас, когда вы занимались раненным, его же товарищем? — возмутился я. — Мы не станем отрезать ему уши. Я предложу вам кое-что получше. Кстати, ваши люди уже на подходе!

Действительно, мы услышали цокот копыт и вскоре из-за поворота показался кортеж из двадцати мушкетёров, и карета, которая везла Людовика.

Д’Артаньян, снял свой поварской колпак, и помахал им. Мушкетёры узнали своего начальника и кортеж въехал в небольшой дворик при гостинице. Мы передали пленников мушкетёрам.

— Эти негодяи устроили на нас засаду, — сообщил д’Артаньян. — Именем Короля я арестую всех троих. Свяжите их покрепче и охраняйте так, чтобы у них и мысли не возникло о побеге.

Мы проследовали в гостиницу, д’Артаньян представил мне своего сына, Франсуа.

— Рад познакомиться с вами, юноша! — воскликнул я с искренней радостью. — Оказывается, не только у Атоса имеется сын, но и у нашего дорогого д’Артаньяна – тоже! Знаете, Франсуа, вы удивительно похожи на вашего отца. Если бы д’Артаньян не сообщил мне о том, что вы его сын, я бы, пожалуй, заподозрил об этом, исходя из одной только вашей внешности. Ведь вы – вылитый д’Артаньян в ту пору, когда во времена кардинала Ришельё и Короля Людовика XIII прибыл в Париж, чтобы сделать в нём карьеру. И это ему блестяще удалось! Желаю и вам, Франсуа, такого же успеха.

— Благодарю вас, монсеньор, — ответил Франсуа.

— Друг мой, — шепнул мне д’Артаньян. — У меня есть все основания считать, что наш славный Портос не бездетен, что касается вас…

— Между прочим, что вы собираетесь делать с вашим узником? — перебил я его.

— Я размещу его в лучших комнатах этой гостинице и закажу ему лучший обед, какой только можно получить в этом захолустье, — ответил д’Артаньян, сделав вид, что не заметил, как я ушёл от темы. — Франсуа, дорогой мой, проследи, чтобы всё было на высшем уровне.

Франсуа кивнул и пошёл к хозяину, чтобы распорядиться о размещении Короля в лучших комнатах.

— Вы же не собираетесь в действительности отвезти его в Пиньероль? — спросил я д’Артаньяна, когда мы остались одни.

— Это – приказ Короля, — ответил д’Артаньян.

— Дорогой мой Шарль, — сказал я. — Когда я сказал, что знаю всё, я имел в виду совершенно всё.

— Приказ того, кого все считают Королём, — шепнул мне на ухо д’Артаньян.

— Если вы поместите его в Пиньероль, никто его уже оттуда не сможет извлечь, как бы вам этого ни хотелось, — шепнул я ему в ответ. — А такая необходимость может возникнуть.

— Вы правы, Арамис, — согласился д’Артаньян. — Я уже думал об этом. — Я предпочёл бы тайно отвести его в Леринское аббатство на острове Сент-Онора.

— Ну так и везите его туда! — ответил я.

— Я ведь должен отвезти его в Пиньероль и оставить там, иначе я утрачу доверие того, от кого зависит в ближайшее время очень многое во Франции, — сказал д’Артаньян.

— Помните, я сказал вам, что придумал кое-что получше? — напомнил я.

— Гениально, Арамис! — воскликнул д’Артаньян и обнял меня. — Мы насадим на это тупое и подлое животное д’Эльсорте железную маску и запрём его в Пиньероле под надзором де Сен-Мара! С этой минуты нет больше д’Эльсорте, а есть Марчиали! А Его Свергнутое Величество направится в Леринское аббатство прямо завтра. Но я не могу разделить свой конвой на два отряда, это не останется без внимания.

— Отдайте мне Франсуа, с ним вдвоём мы отвезём будущего послушника туда, где ему будут рады, — сказал я.

— Всего лишь вдвоём? — с сомнением спросил д’Артаньян. — Надёжно ли это?

— Д’Артаньян, кажется вы мне не доверяете? — спросил я с ноткой упрёка в голосе.

— Если бы речь шла о моей жизни, я доверяю вам целиком и полностью, дорогой мой Арамис! — ответил д’Артаньян. — Но здесь речь может пойти о судьбе Франции!

— Мы с вами не раз уже держали судьбу Франции в своих руках, — ответил я. — Франция жива. Значит, нашим рукам можно доверять.

— Арамис, я поверю каждому вашему слову и буду целиком и полностью доверять вам при одном небольшом условии, — сказа д’Артаньян. — Скажите мне в четырёх словах, откуда вам известно всё то, что вам известно?

— Я – генерал Ордена Иезуитов, — ответил я.

— Я знал это, Арамис, но я никогда не мог себе представить, что вы признаетесь мне в этом! — воскликнул д’Артаньян. — Благодарю вас, Арамис, за это признание! Теперь я вижу, что вы честны передо мной!

Он обнял меня, и я ответил на его порыв от чистого сердца.

— Я доверяю вам, Арамис, судьбу Франции, и я доверяю вам своего сына – не для того, чтобы он контролировал вас, и не для того, чтобы я знал, что вы выполнили то, что намеревались, а только потому, что одному вам будет сложно, — сказал д’Артаньян. — Что вы на это скажете?

— Я скажу вам то, что следует сказать в этой ситуации, — ответил я. — Я скажу вам: «Благодарю вас, д’Артаньян!» У меня есть люди, у меня есть иезуиты. Но для этой миссии нужен не иезуит, а д’Артаньян. Вы даёте мне д’Артаньяна, вы даёте мне свою копию. Это – всё, что мне необходимо для выполнения этой миссии.

— Ну, вообще-то он не д’Артаньян, а Перрен, — смущённо уточнил д’Артаньян.

— Мои дети тоже не зовутся д’Эрбле, — ответил я с грустной улыбкой.

Да, аббату, а тем более особе более высокого ранга в церковной иерархии, не пристало быть женатым, но человек слаб, и некоторых моих прихожанок я утешал в их горестях, быть может, слишком уж рьяно. Что греха таить, я уже признался в своих мемуарах если не во всех моих грехах в этой области, но в самых существенных. Ведь я не всегда был аббатом, в молодости я в гораздо большей степени был мушкетёром. Да и сейчас мне кажется, что я, прежде всего, мушкетёр. Когда рядом со мной мои друзья – д’Артаньян, Атос и Портос, я вновь превращаюсь в мушкетёра, Арамиса, а все остальные мои имена и звания кажутся мне всего лишь цветочной пыльцой на камне моего характера и на дороге моей судьбы. Для католика, посвятившего свою жизнь служению Господу, я оказался слишком плодовит. Но, Господи, услышь меня, ведь ты же знаешь всё, от тебя ничто нельзя утаить. Что скажешь ты о многочисленных детях Папы Александра VI? А если этот пример не убеждает тебя, то припомни, что и Ришельё далеко не был девственником, и я об этом кое-что знаю! Знаю я и о личной жизни кардинала Мазарини! Да мало ли их было и ещё будет – кардиналов, епископов и даже Пап, которые вступали и будут вступать в связь с женщинами? Нигде в Священном Писании я не нашёл запрета для мужчин какой бы то ни было профессии встречаться с женщинами. Напротив, я помню заповедь «Плодитесь и размножайтесь», и я, таким образом, не грешил против Господнего повеления. Если я и вступал в связи с женщинами не только ради рождения потомства, а для получения удовольствия, то на мне ли лежит этот грех? Во всяком случае мой вклад в эту связь был всегда таков, что лишь от женщины зависело, родить ли ей от меня, или не родить. Помню я и заповедь, которая запрещает нам, смертным, возжелать жену ближнего своего. Но что поделать, если они, мужья этих жён, нам никоим образом не ближние? На этот счёт я запрета в Священном Писании не увидел. Напротив, самый дух некоторых библейских притч говорит нам: «Если муж достойный не может обеспечить рождение потомства, то помочь ему в этих праведных трудах – есть благо по законам земным и божеским». Если кто не согласен со мной, читайте притчу о библейском Онане, которому законами божескими было велено продолжить род его умершего брата, дабы ребёнок от его жены считался его сыном и унаследовал таким путём все его богатства. Но упрямый Онан сам желал обладать этим наследством, и по этой причине, вступая в связь с вдовой своего старшего брата, не доводил дело до благополучного завершения, проливая чудодейственную влагу не туда, куда требуется, а на землю. И было это грехом. Скажете вы, что мужья тех женщин, с которыми я имел порой близкие беседы не только на богословские темы, не были моими старшими братьями и не умерли? Разве не все люди – братья? И разве если у мужей этих жён уже умерли те их части, которые отвечали за детородные обязанности, то это не то ли же самое, как если бы и сами они уже умерли? И даже в том случае, когда мужья эти довольно успешно пахали на чужой ниве и делали посевы, предавая забвению те нивы, которые принадлежат им по праву брачного обета, совершённого перед лицом Господа, разве это не то ли же самое, как если бы они навсегда умерли для своих жён? Если же не прав я, Господь, покараешь ты меня в мире вечном, так что кара моя будет превыше моей вины, ведь ошибки мои кратковременны, а наказание будет безвременным, вечным. Но если же наказание за краткую вину вечное, разве не доказывает это того факта, что наказание многократно превышает вину? Бесконечно превышает! А если кара бесконечно превышает вину, то не одно ли это то же, как если бы кара была наложена на безвинного? Итак, вина моя ничтожна в сравнении с карой, которую я за неё, быть может, понесу, а это равносильно полному отсутствию вины. Скажу я сам себе «Аминь» и продолжу своё повествование.

Итак, решено было между нами, что мы с Франсуа доставим Людовика в Леринское аббатство, тогда как д’Артаньян под видом ранее сопровождаемого им Людовика доставит в Пиньероль негодяя д’Эльсорте, запятнавшего честное имя дворянина. Кара для него будет намного мягче, чем его преступление, но такие уж мы добрые дворяне с д’Артаньяном. Что бы он ни кричал, как бы себя ни вёл, де Сен-Мар будет предупреждён, что заключённый Марчиали безумен, так что ему не удастся облегчить свою участь, которая будет состоять лишь в ограничении передвижений в пространстве, тогда как кормить его будут великолепно, и уход за ним во всех прочих отношениях будет исключительно благоприятным, ведь именно таковы были распоряжения насчёт узника с этим именем ещё с времён, когда этим узником был Филипп, родной брат Короля Людовика XIV, который ныне под именем своего брата волею д’Артаньяна оказался на троне Франции.

Что касается де Трабюсона и его жёнушки, то они были чрезвычайно виноваты передо мной и перед д’Артаньяном, а также и перед Людовиком XIV. К тому времени я уже знал о чудовищных убийствах, в которых они виновны. Бедняга д’Оне был убит предательским ударом шпаги в самое сердце, который нанёс де Трабюсон по наущению своей подлой жёнушки. Смерть бедняги Мустона тоже на совести этой парочки, хотя и не их руками.

Пора была вспомнить мои угрозы, которые я озвучил де Трабюсону, когда убеждал его подчиниться мне. Но сейчас первым делом была доставка в Леринское аббатство Людовика, который, казалось бы, смирился со своей участью или, во всяком случае, не проявлял протеста никакими бурными действиями, вероятно, убедившись в бесполезности этого.

Мне, лицу духовному, имеющему вес в иерархии католической церкви, было чрезвычайно легко поместить Людовика в избранное д’Артаньяном место в том статусе, который мы для него определили.

(Продолжение следует)