«Шведский писатель, блогер, колумнист. Родился 2 июня 1981 года в Хельсингборге.
Дебютировал в 2012 году, выпустив одновременно два романа: En man som heter Ove («Человек по имени Уве», в русском издании — «Вторая жизнь Уве») и Saker min son behöver veta om världen («Вещи, которые моему сыну следует знать о мире»).
Его книги переведены и издаются на более чем 25 языках мира.
В России издательством «Синдбад» были выпущены семь романов Бакмана, а также три новеллы.» (Википедия)
Бывает у вас такое : берёшь в руки новую книгу (я имею в виду книгу «Вторая жизнь Уве», М.: СИНБАД, 2020 г.), начинаешь читать, но через несколько абзацев разочарованно присвистываешь:«Примитив». Однако хорошее воспитание и глубочайшее уважение к книге не позволяют отложить её сразу, даёшь себе слово прочесть три главы полностью, а потом уже, возможно, купюрами (просто, чтобы составить собственное мнение о книге и авторе)... Но вдруг натыкаешься на какую-либо мысль, и отменяешь свои обещания себе.
Именно так началось и моё знакомство с книгой про самого «угрюмого человека на свете». Читая её как сквозь дымку (или завесу) собственных переживаний и ощущений, следила только за сюжетной канвой (главное сейчас занять себя хоть чем-то, не думать больше ни про дуру, ни про абажур) и вдруг, как обухом по голове : «Я скучаю по тебе!», и такой сильный толчок в сердце. Пока прокручивала фразу и соотносила её со своими ощущениями, своими переживаниями – ещё одна : «Да, бывает трудно признать, что ошибался. Особенно когда ошибался так долго». Это именно то, что я чувствовала, когда открыла книгу впервые.
Как читатель решает : мой ли тот или иной автор? Наверное, главный критерий – это толчок в сердце от какой-либо незамысловатой фразы, в которой, как в капле росы, отражается весь авторский внутренний мир, в котором видишь точки соприкосновения со своим собственным миром : «Все люди хотят жить достойно, просто достоинство понимают по-разному».
«Мне интересно, почему люди делают то, что делают, какова их мотивация. Мне интересна грусть, воодушевление, печаль, беспокойство. Я думаю, что большинство глубоких чувств универсальны. Все люди испытывают схожие эмоции, независимо от того, где они живут, какого они пола, возраста. Какова бы ни была их личная жизненная ситуация, большинство людей знают, что значит быть одиноким, грустить, бояться. Я всегда пишу именно о чувствах, это то, что мне интересно исследовать» (Фредрик Бакман)
В аннотации к книге читаем : «История о том, как сильно жизнь одного человека может повлиять на жизни многих других... Уве – самый угрюмый человек на свете... но у угрюмого ворчливого педанта – большое доброе сердце».
Знакомство с главным героем книги приходится на самое трагичное время его жизни : умирает его жена Соня. «Странная штука – горе», рассуждает Уве. В свои 59 лет он испытывает самое страшное одиночество, отмеченное ощущением непоправимости. «Уве ни разу не задавался вопросом, как жил до того, как повстречал её. Но если бы задался, ответил бы, что никак». Смерть – необратима, нужно или смириться с этим, или искать ВЫ-ход...(интересные словечки получаются, если к корню добавляется приставка: смысл слова меняется от значения этой маленькой морфемы). Вынужденный У-ход (вернее, ВЫ-вод) на пенсию ощущается героем тоже как катастрофа : «Человек обязан выполнять какую-то полезную функцию... Уве всегда был полезен: уж в этом его не упрекнёшь... И чем же общество отблагодарило его?»
Вакуум! «У него не было жизни до неё. И после неё – тоже нет».
Спасение от одиночества Уве видит в собственном «умертвий». Для него это, прежде всего, возможность оказаться в одном измерении с любимой. Хотя «...подчас трудно объяснить, отчего некоторые вдруг поступают так, как поступают. Бывает, конечно, они знают: рано или поздно всё равно придётся это сделать – так чего же тогда откладывать?»
К тому же, в его голове звучат строки из любимого женой Шекспира :
Не согрешишь, покаяться нельзя...
Мой муж покается и станет лучше.
Гораздо лучше, через грех пройдя... («Мера за меру» в переводе О. Сороки).
Но, похоже, и с того Света Соня искренней своей любовью помогает Уве не совершить отчаянного шага, за который покаяться он уже не сможет : покаяние – привилегия живых, мёртвые остаются с непрощённым грехом. Соня (это моя интерпретация) старается изо всех своих призрачных сил: то веревку гнилую подсунет, то поезд задержит на несколько недолгих минут, то к гаражу, где стоит машина Уве с подведённым шлангом от выхлопной трубы в салон, приведёт беспокойную беременную соседку, то... В общем, спасает, как может, хотя сам Уве чувствует себя виноватым за каждую полученную от судьбы отсрочку, оправдывается у её могилы и уверяет, что следующий раз ему уже ничего не помешает встретиться с ней. Ведь ему кажется он знает, за что его любили. За «...ту пылкость, с какой он защищал справедливость, порядочность и кропотливый труд, мир, в котором белое должно быть белым... Не так уж много осталось на свете таких мужчин...». «Большинство мужчин бежит от пожара. А Уве бежит на пожар...» и спасает ребёнка из пламени. Потому что у него огромное доброе сердце, увидеть которое может только по-настоящему любящая женщина. И читатель... Отмечающий и его любовь к бездомному коту, и умение прийти на помощь всякому, кто в ней нуждается, и старание перешагнуть через собственные амбиции, чтобы скрасить последние дни жизни бывшему другу.
Впрочем, почему – бывшему? Странное, вообще-то, сочетание получается со словом «бывший», алогичное. Это что-то, обозначенное как «бывший», или есть, или его нет. Мне гораздо понятнее такая поговорка: «Есть у меня жонка, да токмо из дому отлучилась». В ней – целая философия, если слово «жонка» заменить другим – «друг», «привязанность» и так далее, то получится, что всё в тебе самой, в твоём отношении к «жонке», «другу», «привязанности»... Это ты сам! Такой, какой есть. Но это отнюдь не означает, что все должны следовать этой твоей философии. Твоё – с тобой!
«Люди перестали ценить постоянство"...«Хороша же любовь, когда бросаешь любимого при первой же невзгоде! Когда предаёшь его при первом испытании. Хороша, правда?» – спрашивает у чиновников из соцзащиты вновь обретённая подруга Уве и его соратник по добрым делам. И мы, читатели, отчаянно ищем ответ на её вопрос.
Да, эта проблема очень далека от того, что переживала Любовь Яровая, решаясь на поступок, который литературные критики советского периода приравнивали к подвигу = умению отказаться от личного во имя всеобщего счастья. Мне кажется, что знак равенства тут не уместен : может ли быть всеобщим счастье, если хотя бы один человек в этом общем - несчастлив? Только точнее сформулировать эту мысль не берусь.
А вот мнение по этому поводу Бакмана: «Люди думали, что о чувствах мужчины нельзя судить по его машине. Они заблуждались»,- кажется мне предельно понятным. Речь не только о постоянстве вкусов, но и о верности, привязанности... О непреходящем и вечном, не подверженном ледниковым периодам.
В общем, на руках ещё одна книга Фредрика Бакмана. О Марте. Но перейти к ней никак не получается : Уве не отпускает... Заставляет размышлять о простых на первый взгляд вещах. Например, о том, что «странная штука – смерть!» или «странная штука – любовь!», «да и время – тоже странная штука»... Возможно, напишу ещё об этом.
А пока прощаюсь с вами. Рада буду, если сподвигла и вас поразмышлять о простом, вечном и непреходящем...