В июне 1897 года театральный педагог и драматург Владимир Немирович-Данченко отправил актёру и режиссёру Константину "Станиславскому" Алексееву записку с приглашением на переговоры в ресторан "Славянский базар". При встрече он предложил создать новый театр с труппой из актёров-любителей, собранных Станиславским, и собственных учеников из выпуска следующего года.
Неизвестно, сколько выпили мэтры под разговор, который продлился восемнадцать (!) часов нон-стоп, но в результате Станиславский и Немирович договорились о создании Художественно-общедоступного театра. Занавес впервые подняли в 1898-м, а три года спустя отцы-основатели переименовали своё детище в Московский Художественный театр (МХТ). С 1919 года это был уже Московский Художественный академический театр (МХАТ), с 1932-го — МХАТ СССР имени Горького, в 1989–2004 годах — МХАТ имени Чехова и с 2004 года театр называется МХТ имени Чехова. Пока так.
Через 105 лет после исторической встречи Станиславского и Немировича, летом 2002 года, я засиделся в симпатичном петербургском баре. У меня тоже были назначены несколько встреч, пусть и не таких судьбоносных, но довольно важных. Вдобавок хотелось поесть по-человечески после целого дня, проведённого в беготне с самого раннего утра. Переговоры прекрасно сочетались с ужином...
...который мне предложили сдобрить перцовой водкой "Немиров". Аппетитная официантка молниеносно приносила её стопками по пятьдесят граммов.
Я провёл в баре около восьми часов, до рассвета. Переговорил со всеми, с кем хотел. И перед уходом — пребывая в удивительно здравом уме и превосходном настроении — расплатился по счёту за сорок восемь стопок. Пускай десять или даже пятнадцать порций выпили мои собеседники, остальные поместились во мне.
Удовольствие оказалось не из дешёвых. Но сутки спустя я получил фискальную копию счёта от директора бара — в красивой остеклённой рамке вместе с ламинированным удостоверением почётного посетителя. Мой портрет для уникального документа вырезали из какого-то журнала: в те поры я ещё был публичным персонажем. А пара-тройка решений, принятых в результате переговоров и затяжной посиделки, во многом изменили мою жизнь.
Эти светлые воспоминания — о Станиславском, Немировиче и перцовке "Немиров" — каждый раз возвращаются при виде счёта, который выписали Сергею Есенину 23 сентября 1923 года.
Поэт в то время был на десять лет моложе, чем я в начале 2000-х; в августе вернулся из долгой поездки в Европу и Штаты с Айседорой Дункан, развёлся с ней, пытался очаровать хорошенькую актрису Августу Миклашевскую — безрезультатно — и присматривался к внучке Льва Толстого, которая позже стала его женой.
Кто из этих или других дам участвовал в ресторанной посиделке Есенина — неизвестно, как и роль, которую застолье сыграло в его судьбе. С уверенностью можно сказать только, что были при нём две сотни рублей, а счёт случился на две тысячи семьсот пятьдесят. Пил в долг. Содовой наверняка угощал дам. Пиво, как и содовую, в тогдашних ресторанах подавали в бутылках ёмкостью пол-литра или пинту — это чуть больше. Судя по единственной порции мяса, четырнадцать бутылок Есенин усвоил в одно лицо, хотя сдвоенные порции пива могут указывать на эпизодических собутыльников...
...а счёт, принесённый поэту, напоминает стихи:
Пиво,
Два пива,
Пиво,
Пиво,
Содовая,
Пиво,
Два пива,
Два пива,
Два пива,
Пиво,
Содовая,
Мясо,
Пиво...
При внешней сдержанности, при нарочито скромных выразительных средствах — какая экспрессия, какая драматургия с развитием, кульминацией и развязкой!
Верно говорят: сколько ни пей — мастерство не пропьёшь.