В 2024 году Марии Корнеевне Чуковской, больше известной как Мурочка, исполнилось бы 104 года. Ее знает каждый ребёнок, ведь она была главной героиней стихотворений, музой, вдохновительницей и самой любимой дочерью Корнея Чуковского.
Но Мура тяжело заболела и умерла в раннем возрасте. И её смерть стала большой трагедией для всей семьи Чуковских. После того, как Мурочки не стало, Корней Иванович перестал писать для детей.
«Дали Мурочке тетрадь,
Стала Мура рисовать.
«Это — козочка рогатая.
Это — ёлочка мохнатая.
Это — дядя с бородой.
Это — дом с трубой».
«Ну, а это что такое,
Непонятное, чудное,
С десятью ногами,
С десятью рогами?»
«Это Бяка-Закаляка
Кусачая,
Я сама из головы её выдумала».
«Что ж ты бросила тетрадь,
Перестала рисовать?»
«Я её боюсь!»
/«Закаляка» /
Мы все можем легко вспомнить строки из стихотворений Корнея Чуковского, где упоминается милое имя — Мура, Мурочка — смешная, изобретательная, творческая, чувствительная, талантливая и чуткая, «лучший друг и муза», героиня и соавтор Корнея Ивановича и главная потеря его жизни.
Корней Чуковский до сих пор остаётся одним из самых издаваемых авторов детской литературы. Даже в 2017 году, спустя 48 лет после смерти, тираж его книг составил более 2 миллионов экземпляров. Мог ли об этом мечтать обычный мальчик Коля Корнейчуков, отчисленный из пятого класса одесской гимназии за низкое происхождение, "кухаркин сын", незаконный ребенок студента Эммануила Левенсона и служанки из крестьянок Екатерины Корнейчуковой?
У Коли Корнейчукова в паспорте вместо отчества стоял прочерк — он и выдавал его низкое происхождение. Родился будущий великий писатель в 1882 году в Петербурге. Когда его отец решил жениться на другой, Колю, его мать и сестру Марусю отправили в Одессу. Отец помогал им, оплачивая съемную квартиру, гимназию, детский сад. Однако стыд перед собственным незаконным происхождением и отсутствие отца тяготили и мучили мальчика: он мечтал о новом имени.
Свою литературную карьеру он начал в 19 лет, используя псевдоним Корней Чуковский. Позже появилось отчество «Иванович». И до 1920 года это имя было псевдонимом, а после — уже официально закреплённым в паспорте.
Мы знаем Корнея Чуковского, как детского писателя. Но на самом деле писать книги для самых маленьких он начал писать в 34 года, уже обладая весомым авторитетом в литературных кругах. Из его 15 написанных томов — только один написан для детей.
«Я написал двенадцать книг, и никто на них никакого внимания. Но стоило мне однажды написать шутя „Крокодила“, и я сделался знаменитым писателем. Боюсь, что „Крокодила“ знает наизусть вся Россия. Боюсь, что на моем памятнике, когда я умру, будет начертано „Автор ‚Крокодила‘“. А как старательно, с каким трудом писал я другие свои книги, например „Некрасов как художник“, „Жена поэта“, „Уолт Уитмен“, „Футуристы“ и проч. Сколько забот о стиле, композиции и о многом другом, о чём обычно не заботятся критики!.. Но кто помнит и знает такие статьи! Другое дело — „Крокодил“».
/Корней Чуковский, журнал «Вопросы литературы», 1972/
«Крокодил» появился не просто так. Корней Иванович был семейным человеком и считал, что общение с собственными детьми «счастливейшим из всех видов отдыха». Он женился рано — ему было всего 21 год. Про свою избранницу Марию Борисовну он всегда говорил, что «она его опора и поддержка».
За всю жизнь у них родилось четверо детей: Лида (в будущем — знаменитый правозащитник, писатель, переводчик), Николай (писатель и переводчик), Борис (он погибнет на фронте). Корней Чуковский все больше интересуется детской речью, психологией, связью мышления и речи. В 1920 году у Корнея Ивановича рождается четвертый ребенок, Мария, Мурочка.
В воспоминаниях и дневниках счастливого и любящего отца Мура предстает самым ярким и одаренным его ребенком: так много осталось записанных им её словечек, талантливых фраз и ярких детских игр.
«Долгожданное чадо, которое — чёрт его знает — зачем, захотело родиться в 1920 году, в эпоху Горохра и тифа»
Это было голодное время. Корнею Ивановичу приходилось читать лекции за пайки, чтобы прокормить всю семью — жену и четверых детей. Писатель постоянно метался, пытался зарабатывать на жизнь, но всегда находил время на любимую дочку Мурочку. Это счастливая пора — 10 лет, в которые будут написаны все главные хиты Чуковского: «Путаница», «Федорино горе», «Мойдодыр», «Тараканище», «Айболит», «Котауси и Мауси», «Чудо-дерево». Из стихов, написанных для Муры, будет составлена «Муркина книга». Она выйдет в 1925 году.
«Когда она очень весела, слова так и прут из неё, а что говорить, она не знает, не умеет. Бадяба. Лявы. Ливотявы. Потом появляются слова, книги, ритмика, поэтическая речь».
К. Чуковский. Дневники
«Ава» — собака, так говорит Мура, и скоро у доктора Айболита появится верная собака Авва, ей мы тоже обязаны Марии Чуковской.
«24 декабря 1922. Первое длинное слово, которое произнесла Мурка, — Лимпопо. <…>
11 мая 1925, понедельник. О Муре: мы с нею в одно из воскресений пошли гулять, и она сказала, что ей все кругом надоело и она хочет «в неизвестную страну». Я повел ее мимо Летнего сада к Троицкому мосту и объявил, что на той стороне «неизвестная страна». Она чуть не побежала туда — и все разглядывала с величайшим любопытством и чувствовала себя романтически. — Смотри, неизвестный человек купается в неизвестной реке!
23 мая, суббота. Мура у себя на вербе нашла червяка — и теперь влюбилась в него. Он зелененький, она посадила его в коробку, он ползает, ест листья — она не отрываясь следит за ним. Вот он заснул. Завернулся в листик и задремал. Она стала ходить на цыпочках и говорить шепотом.
29 мая. Дивная погода. Сегодня я занимался с Мурой. Она относится к своим занятиям очень торжественно; вчера я сообщил ей букву ш. Сегодня спрашиваю: — Помнишь ты эту букву? — Как же! Я о ней всю ночь думала».
К. Чуковский. Дневники
Это были тяжёлые, и в то же время безмятежные годы. Корней Иванович и Мура могли играть и разговаривать друг с другом целые дни напролёт, прерываясь только на сон. Марина Чуковская, жена старшего сына Корнея Ивановича, рассказывала, что, когда Мура просила собаку, Корней Иванович спросил её, не хочет ли она сама быть собакой: он надел на неё поводок, а она лаяла. Так они ходили гулять, прохожие поражались, но отец с дочерью были искренне довольны своей изобретательной игрой.
Впервые Мура серьёзно заболела, когда ей было 7 лет — это был аппендицит. Антибиотиков в то время ещё не было, еды было мало. Болезнь протекала долго и тяжело.
И в это же время началось идеологическое наступление на детские стихи Корнея Чуковского. В феврале 1928 года в "Правде" вышла статья заместителя комиссара просвещения РСФСР Надежды Крупской "О «Крокодиле» Чуковского": "Такая болтовня — неуважение к ребёнку. Сначала его манят пряником — весёлыми, невинными рифмами и комичными образами, а попутно дают глотать какую-то муть, которая не пройдёт бесследно для него. Я думаю, «Крокодила» ребятам нашим давать не надо…"
На писателя обрушивается шквал критики. В журнале «На литературном посту» вышла статья: «Чуковский — писатель буржуазного направления… но почему до сих пор так бесконтрольно, в таком большом количестве издаются и продаются его книги?» Чуковского перестали издавать, а остатки тиражей начали списывать, как макулатуру.
На Корнея Ивановича страшно давили, и не только со стороны профессионального литературного общества. Он боялся, что Мура заболеет вновь, а денег на её лечения у него не будет. Поэтому он принял решение — публично раскаяться, признать собственные ошибки и пообещать вместо «глупых сказок» написать поэму «Весёлая колхозия».
Но она так и не вышла. В дом Чуковских пришла страшная беда — Мура снова заболела. И в этот раз диагноз был страшнее предыдущих — костный туберкулёз. Чуковский корил себя за отречение от их общих сказок и считал виновным в том, что Мура заболела, видя в этом возмездие за предательство собственных взглядов.
Костный туберкулез в те годы был практически неизлечим. Антибиотиков не было, оставалось надеяться на собственные силы организма. Но какими они могли быть у маленькой девочки, выросшей в голодные годы? Читать дневники писателя той поры очень тяжело: Корней Иванович мучительно переживает первые признаки Муриной болезни: она слепнет на один глаз, начинаются боли в ноге, потом поражается второй глаз, вторая нога. Муре всё время больно. Все преследования, травля, отсутствие денег, публикаций, признания, списание книг в макулатуру немедленно отступают для Корнея Ивановича на второй план. Болезнь любимой дочери — вот что стало для семьи писателя настоящей трагедией. Но переживать её боль и горе писателю было так трудно, что порой он убегал из дома…
Но вдруг появилась маленькая надежда: Юрий Тынянов предлагает устроить Муру в Берлин, где можно организовать её лечение по европейской методике, или в Крымский санаторий Петра Изергина, где у доктора получалось справляться с детским костным туберкулёзом с помощью солнца, закаливания и целебного морского воздуха.
"7 мая 1930. Про Муру. Мне даже дико писать эти строки: у Муры уже пропал левый глаз, а правый — едва ли спасется. Ножка её, кажется, тоже погибла. <…> Как плачет М. Б. — раздирала на себе платье, хватала себя за волосы <…>
7.IX. Мура проснулась с ужасной болью. Температура (с утра!) 39°. Боль такая, что она плачет при малейшем сотрясении пола в гостинице. Как же её везти?! <…> Когда я вернулся в № 11, где мы остановились, боль у Муры дошла до предела. Так болела у неё пятка, что она схватилась за меня горячей рукой и требовала, чтобы я ей рассказывал или читал что-нибудь, чтобы она могла хоть на миг позабыться, я плел ей всё, что приходило в голову, — о Житкове, о Юнгмейстере, о моем «телефоне для безошибочного писания диктовки». Она забывалась, иногда улыбалась даже, но стоило мне на минуту задуматься, она кричала: ну! ну! ну! — и ей казалось, что вся боль из-за моей остановки. Когда выяснилось, что автомобиля нет, мы решили вызвать немедленно хирурга (Матцаля?), чтобы снял Муре гипс — и дал бы ей возможность дождаться парохода. Я побежал к нему, написал ему записку, прося явиться, но в ту минуту, как мы расположились ждать хирурга, мне позвонил Аермарх, что он достал машину. Машина хорошая, шофер (с золотыми зубами, рябоватый) внушает доверие, привязали сзади огромный наш сундук, уложили вещи, Боба вынес Муру на руках — и начался её страдальческий путь. Мы трое сели рядом, её голова у меня на руках, у Бобы — туловище, у М. Б. её больная ножка. При каждой выбоине, при каждом камушке, при каждом повороте Мура кричала, замирая от боли, — и её боль отзывалась в нас троих таким страданием, что теперь эта изумительно прекрасная дорога кажется мне самым отвратительным местом, в котором я когда-либо был. (И найдутся же идиоты, которые скажут мне: какой ты счастливец, что ты был у Байдарских ворот, — заметил впоследствии Боба.)" К. Чуковский. Дневники
Спустя полгода после начала болезни, осенью 1930, Муру привозят в санаторий в Крым. Корнея Ивановича терзают страх и надежда: а выздоровеет ли Мурочка?
Летом 1931 года надежды не осталось: заболела вторая ножка, туберкулез затронул легкие. Муре ампутируют глаз и ногу, чтобы избежать чудовищных болей. Чуковские снимают дачу по соседству и забирают Муру из санатория к себе домой.
"7 сентября 1931. Ужас охватывает меня порывами. Это не сплошная полоса, а припадки. Ещё третьего дня я мог говорить на посторонние темы — вспоминать — и вдруг рука за сердце. Может быть, потому, что я пропитал её всю литературой, поэзией… она мне такая родная — всепонимающий друг мой. Может быть, потому, что у неё столько юмора, смеха — она ведь и вчера смеялась — над стихами о генерале и армянине Жуковского… Ну вот были родители, детей которых суды приговаривали к смертной казни. Но они узнавали об этом за несколько дней, потрясение было сильное, но мгновенное, — краткое. А нам выпало присутствовать при её четвертовании: выкололи глаз, отрезали ногу, другую — дали передышку, и снова за нож: почки, легкие, желудок…" К. Чуковский. Дневники
11 ноября 1931 года Мурочка умерла. Ей было всего 11 лет.
Корней Иванович сам уложил её в кипарисный гроб и приколотил крышку к гробу. «Лёгонькая», — записал он в дневнике.
Корней Иванович с тех пор ненавидел Крым, который был для него олицетворением тех мук, через которые пришлось пройти Муре и его семье. Эта боль навсегда останется с ним.
Литературные скандалы минуют, Чуковского признают замечательным детским писателем, будут издавать миллионными тиражами, он станет лауреатом Ленинской премии, получит орден Ленина. Но он никогда больше не напишет для детей ничего сравнимого с тем, что он писал для Муры.
«24 февраля 1932. Москва. Ясное небо. Звезды. Сегодня день Муриного рождения. Ей было бы 12 лет. Как хорошо я помню зеленовато-нежное стеклянное, петербургское небо того дня, когда она родилась. Небо 1920 года. Родилась для таких страданий. Я рад, что не вижу сегодня этого февральского предвесеннего неба, которое так связано для меня с этими её появлениями на свет».