Найти тему
Дом призрения

Глава 11. Люди. (о том, что нужно быть благодарным за всё, что имеешь)

- Это всё?

Старик снял очки, в которых тускло блестело только одно мутноватое стёклышко, а левую дужку долгое время успешно заменяла медная проволока, и отложил в сторону очередной часовой механизм. Часы пробили полдень - в маленьком окошечке показалась головка крошечной кукушки. Это невинное увлечение древний потомок северных морей и одновременно любитель точных механизмов Ютэ Плёс приобрёл вместе с радикулитом ещё в юные годы, правда, тогда он имел возможности покупать понравившиеся часы; конечно, она не появилась и сейчас, но годы нищеты и бедствий начисто стёрли брезгливость, и теперь же необходимые детали Плёс подбирал на городских свалках. И ровно в девять, в двенадцать, в три и в шесть старый дом трещал и трепетал от гвалта птичьих голосов, в остальное же время он тикал, словно гигантский метроном. И если на первых порах Нежину это пугало, то теперь она даже не замечала назойливого тиканья, как не замечала биения собственного сердца. Гораздо труднее было привыкнуть к ласке и доброте обитателей дома. И, хотя она как будто начала приспосабливаться к их присутствию, процесс этот шёл на редкость медленно.

- Это весь твой рассказ?

Нежина кивнула и, не поморщившись, аккуратно разлепила края грязной упаковки, потом, немного подумав, толстым слоем намазала без использования сторонних предметов слегка горьковатое масло на совсем немного чёрствый батон. Несколько крошек упали и скатились вниз по её круглому животу на пол, когда-то давно покрытый узорчатой плиткой. Теперь же орнамент едва проглядывал сквозь паутинку трещин и разнообразный сор.

Нежина сидела на кухне, бывшей раньше очень милой. Прежняя хозяйка явно любила жёлтый. Цвет желтка и солнца выглядывал из глубины углов, прятался на обрывках обоев, таился даже в кухонном совке.

Но разглядеть его было непросто, поскольку стены закрывали платяные шкафы: белые, облезлые, с золотым тиснением и медными ручками, тёмного дерева с массивными ножками под львиные лапы, сосновые с резными украшениями и фарфоровыми ручками.

Ободранный кот Крысарик как всегда боязливо выглядывал из-за покосившегося шкафа с полностью отсутствующими полками. Крысарик заметно подрос, однако оказался настолько труслив, что боялся не только мышей, спокойно прогуливавшихся по его хвосту, но и падал в обморок при виде тараканов, в изобилии ползавших по треснувшему потолку и остаткам обоев на стенах. Вот и сейчас он боязливо направлял лапу к бутерброду, но тотчас втянул её обратно, когда стоящая рядом тетушка с остреньким личиком, в пальто без пуговиц и туфлях одного цвета, но совершенного разного фасона жалобно всхлипнула и всплеснула руками:

- Бедная девочка! Сама судьба привела тебя в дом, который мог бы стать для тебя отчим, если бы не твой отец, убийца, негодяй, которых свет не видывал! Достойный сын своей ненормальной мамаши!

Прояснившееся положение вещей чрезвычайно возбуждало любопытство и негодование добросердечной женщины.

- Тише ты, Эльза, - Ютэ устало протёр замасленным рукавом уцелевшее стекло, - он ведь не только чей-то сын, но и отец этой бедной девочки, хотя внешне в ней от него нет ни капли: вылитая мать, спаси Бог её грешную душу.

Нежина смотрела в пол, по-прежнему пальцем подбирая убежавшие хлебные крошки. Казалось, она совсем никого не слушала, хотя ни разу не кивнула невпопад. Не обращая внимания на монотонное занятие девушки, которому она посвящала почти все досужие часы, старик благоговейно и с почтением продолжил, ровно бы ни к кому не обращаясь:

- После всего, что ей пришлось пережить, чудо, что она сохранила разум. Кровь Куммершпик сильна. Что бы ни случалось, они всегда сохраняли ясность рассудка и трезвость суждений. Такая уж семья!

Нежина вся превратилась в слух. До этого момента, как она ни просила, Юте всячески избегал разговора о её семье, отделываясь общими фразами. Теперь же, погрузившись в воспоминания, он по-стариковски разомлел, тепло улыбки заструилось по морщинам на его лице, прорытым то ли временем, то ли слезами. Не замечая горящих глаз девушки, наконец оставившей своё бесполезное занятие и с жадным вниманием подавшейся вперёд, Ютэ размеренно и текуче продолжал:

- Старый Куммершпик, дед твой значит, то ли торговал кофе, то ли придумал водопровод, но то, что его уважали – это точно. А чтобы хозяина уважали ещё больше, дому нужны были слуги. Так мы и появились здесь уже очень давно: с тех пор как Агнию, твою мать, крошечным несмышлёным младенцем в пелёнках, внесли в эту самую дверь. Да по правде сказать, мы тоже не прошагали и половины пути.

Старик махнул дрожащей рукой в сторону входа, который прикрывала вздувшаяся от влаги и перекорёженная от времени дверь.

- Тогда она не была такой. Старый хозяин лично вытесал её из дубовой колоды, пропитал маслом и покрыл лаком.

Ах, как чудно она скрипела, когда молочник протискивался сквозь неё с бидоном свежего молока или мясник приносил свежие отбивные!

Старик внезапно замолчал, будто собираясь с силами. И немудрено: всю свою жизнь с самого раннего детства Юте ощущал беспокойство, если внезапно нарушался привычный ход событий. И тогда, в далёком прошлом, и сейчас всё пошло наперекосяк.

- Но, как оказалось, она умеет и визжать. В первый раз она разрыдалась, когда приболевшую хозяйку (твою бабушку, Нежина) увозили к лекарю.

Она уже не вернулась обратно – какая-то неизлечимая болезнь забрала её душу, живи она вечно, а следом и твоего дедушку, который взял с нас обещание хранить дом и оберегать Агнию – ей тогда всего ничего исполнилось, она до сих пор тайком в куклы играла, думала, что я не знаю. И мы растили её как собственную дочь, растили, как умели. Да видно, чтобы воспитывать чужих детей, нужно для начала завести своих.

Ютэ замолчал. Потом, оправившись, вздохнул и продолжил чужим, бесстрастным голосом:

- В следующий раз дверь расплакалась, когда твоя мать, счастливая как никогда раньше, привела в дом твоего отца.

- Я сразу поняла, что он мерзавец, - подала голос тетушка Эльза. - И жениться он не хотел, сразу видно. Но почему-то сделал предложение нашей милой девочке, а уж она, дурочка, рада-радёхонька была. Как птичка пела.

Эльза замолчала и нахмурилась, сдвинув брови. Её обычно ярко-голубые добрые глаза посерели. И так немолодая, она словно бы стала старше на целую вечность.

- Уж прости меня, детка, но при жизни твой отец был злодеем и вряд ли стал лучше, когда умер.

- Тут я с тобой, Эльза, не соглашусь, – подал голос Ютэ. – Такие люди, как он, после смерти становятся гораздо, гораздо лучше.

Но Эльза не обратила на него никакого внимания. Всякий раз, когда тётушка смотрела на бывшую пленницу мадам Гроак, глаза Эльзы заволакивались слезами. Глядя на живую Нежину, она видела мёртвую Агнию. Так часто бывает: некоторые люди смотрят на живых, а видят мёртвых. При всякой возможности Эльза пыталась коснуться девушки, убедиться в том, что любимая девочка чудесным образом вернулась с небес, но Нежина решительно пресекала любые прикосновения, которые доставляли ей боль не физическую, но душевную.

- И вот теперь ты появилась. Настоящая хозяйка дома Куммершпик. Жаль только, что от дома почти ничего не осталось: время ведь не щадит ни дома, ни людей, - с горьким сожалением сказала Эльза и взглянула на Нежину.

Нежина рассеянно перебирала крошки в ладонях.

- Ты не бойся, дочка, я никому не дам в обиду наследницу Куммершпик. Ты, главное, перестань ковыряться в себе, иначе раны никогда не заживут, а уж со старухой как-нибудь разберёмся, - весьма самонадеянно проговорил Ютэ, тяжело поднялся и пошёл к выходу. – Да, и ешь побольше: тебе теперь надо питаться за двоих.

Нежина замерла и съёжилась, сжала ладони, как делала всегда, когда кто-то обращал внимание на её раздувшийся живот. О том, что здесь скоро появится ребёнок, да не просто ребёнок, а младенец, стало известно не сразу. Когда Нежина попала в дом, принадлежащий ей по праву рождения, то сначала была так слаба, что только ела и спала. Но спустя месяц, когда она перестала прятать хлеб под подушку, боясь, что он закончится, поняла, что что-то в ней изменилось: прежней Нежины больше не было - она стала другим человеком, сломленным духом и телом, которое нашло в себе силы зачать новую жизнь взамен погибшей её собственной. Живот беглянки стал тюрьмой более жуткой, чем чердак Дома-Под-Горой, ибо теперь тюремщик наблюдал за ней изнутри. Нежина будто чувствовала холодный изучающий взгляд Барыса на своём сердце: она не сомневалась, что ребёнок унаследует его черты.

Ещё не видя живота, который появился совсем недавно, многоопытная Эльза, печально посмотрев на одутловатое лицо и отёкшие ноги гостьи, подтвердила интересное положение. Через пару месяцев живот немного вырос, внутри него тяжелело что-то твёрдое. Ещё через месяц внутри некто слабо перевернулся, словно от брошенного камня разошлись по воде круги. Но с каждым днём это что-то в чреве Нежины набирало силу, зрело, крепло и уже злобно, сильно молотило изнутри по всему, до чего дотягивалось. Да и чего было ожидать от крови Барыса?

Дни шли. Весь город был усыпан опавшими листьями. Холодная морось выкрасила мостовые и небо в серый цвет, в воздухе висела промозглая сырость. Осенние туманы не торопились покидать город, мутным молоком затапливая овраги и бугры, сглаживая неровную поверхность. Туманы неровными клоками висели на соснах, ватным одеялом окутывали корявые дубы. Дождь поливал последние удержавшиеся на дереве листья. Поздняя осень наливала соком яблоки, наливался и становился больше иной плод. Усталость, никак не связанная с физическим напряжением или недостатком сна, сковывала тело и мысли Нежины. В город она не выходила: Ютэ говорил, что у мадам Гроак много врагов, но не меньше и друзей.

- Мы можем вывести тебя в леса, - говорил он вечерами. – Но именно там тебя и будут искать. С собаками. Здесь лучше всего. Тем более люди говорят, что у нашего дома весьма специфический аромат, так что никакой, даже самый чуткий нос тебя здесь не найдёт. Да и потом: хочешь спрятать что-то – прячь на виду.

И действительно, в дом никто не совался, обходя его стороной: люди помнили о дурной славе места, всегда тёмного и затхлого, но тем не менее, словно муравейник, устроенный в трухлявом пне, кишевшего незримой, суетной жизнью, чуждой и непонятной постороннему. Да и специфический запах сбивал с ног любого, чей любопытный нос влезал не в своё дело, – старики тащили в дом всё, что могло как-то пригодиться в быту.

- Бережливый нужды не знает, - говаривал Ютэ, с удовольствием рассматривая очередную находку. Найденные занятные вещицы он складывал отдельно. Помимо часов старика занимали разноцветные черепки, по которым он точно определял достаток того или иного дома. К тому же от нечего делать Ютэ обучил Нежину этому нехитрому искусству. По изящным линиям на китайском фарфоре она уже могла судить, что в доме главного городского ищейки Мондегрина, большого любителя роскоши, но до сих пор холостого, намечается свадьба, и по этому поводу его матушка, миссис Мондегрин, перебирала собственное приданое, желая отдать его будущей невестке и поэтому нещадно убивая драгоценные чашки, чтобы змея, которая собирается вползти в её дом, прыскала ядом в посуду попроще. Красноватые глиняные черепки говорили о том, что в лачуге на окраине города младший сын сапожника сегодня без обеда и с горящими ушами, одно из которых больше другого раза в два, стоит в самом узком из четырех углов закопчённой комнаты, служащей одновременно и кухней, и столовой, и спальней, и рабочим кабинетом. Абсолютно целый чайный набор из богатого дома градоначальника был выброшен из-за единственной чашки с отколотой ручкой. Градоначальник вообще часто помогал беднякам: в мусорных ящиках старики нередко находили совершенно новые куртки с оторванными пуговицами, целые корзины фруктов, а Ютэ на несколько лет вперёд запасся тёплыми панталонами, потому что градоначальнику не понравился их цвет – он не подходил к его масленым от праздной жизни глазам.

Кроме того, помойные ямы весьма выручали стариков во всём остальном, что касалось быта. Остатками досок и колотой черепицей уже была подлатана дырявая крыша. Ничего, что она получилась пёстрой, как перья курицы-несушки, но хотя бы не текла.

На чердаке, где целыми днями нежно шуршал по крыше дождь, Ютэ устроил гнёздышко и для Нежины. Кряхтя, он утеплил чердак и сколотил немудрёную мебель из отживших своё лодок – у Нежины появилась своя комната, с кроватью, даже сейчас пахнущей водорослями, и матрасом, сшитым Эльзой из разномастных кусков от старых пальто, мешков, протёртых платьев, даже детских распашонок. Тётушка туго набила его тополиным пухом, которым оказался завален весь чердак, ведь в течение многих лет каждый июнь ветер забрасывал пригоршни пушинок в разбитое чердачное окно и щели крыши. Долгое время Нежину мучила бессонница: сначала ледяной воздух далёкого глухого леса не давал девушке согреться; запахи прелой листвы, мышиный шорох и хруст веток мешали уснуть, но вскоре всё наладилось, и Нежина чувствовала себя, наверное, так же как птица ощущает себя в гнезде высоко над землёй, по которой ползают ядовитые змеи и чёрные скорпионы, но никак не могут взобраться наверх. Эльза даже начала готовить приданое малышу, неутомимо выискивая куски более-менее мягкой и сносной материи. Из них она сшила целую кипу пелёнок и крошечных штанишек, подбирая нейтральные цвета.

- Мы же не знаем, кто будет, - приговаривала тётушка, любовно оглаживая сухонькой рукой собственноручно сооружённое богатство.

Да и питались старики отменно: в мусорных кучах возле трактиров находились почти целые отбивные, лишь слегка надкушенные (избалованные клиенты нередко отказывались платить за блюдо, пеняя повару недостаточной мягкостью мяса); вчерашний хлеб из пекарни неподалёку никто не хотел покупать, и его выбрасывали целыми буханками, однако, отмоченный в молоке, обменянном на какую-то безделицу у кривой крестьянки, живущей на окраине и держащей коз, он становился хоть и резиновым, но вполне съедобным; овощи же тетушка Эльза выращивала сама: подслеповато щурясь, она шаркающей походкой бродила по саду, между фруктовыми деревьями которого в изобилии росли тыквы и картофель.

Нежине же не было позволено не то что разделять тяготы труда, но даже выходить с чердака и зажигать там свет по вечерам.

- Не дай бог тебя увидят, дитя, - вздыхала тетушка, приходившая унести горшок. Она садилась на край кровати, которая даже не сминалась под её птичьим иссохшим телом и дряблой рукой гладила отрастающие золотые волосы девушки. – Ничего, дочка, смирись, что ж уж поделать.

И Нежина сама не замечала, как её душа, до сих пор лишённая ласки и внимания, точно комнатный цветок — солнца, радостно распускалась теперь навстречу тёплым лучам участия к ней.

Старики жили очень небогато, а с появлением Нежины им добавилось заботы, ведь прокормить три, а в перспективе четыре голодных рта непросто, а зимой придётся и того хуже. Поэтому они трудились не покладая рук.

Тётушка, домовитая мышь, умудрялась делать заготовки в притащенных Ютэ пивных и винных бочонках. Огурцы, заквашенные в этой посуде, издавали такой специфический аромат, что привыкший ко всему старик, прежде чем откусить, долго нюхал овощ, блаженно щурясь под неодобрительным взглядом тётушки. Если с ним в этот момент вступали в праздные разговоры, то он отвечал односложно и быстро уходил прочь, нахохлившись, как птица на холоде, но огурец не бросал, крепко сжимая его в кулаке. Если же в течение вечера его никто не трогал, после опустошения целого бочонка Ютэ, подозрительно покачиваясь, нетвёрдой, шаткой походкой шёл на чердак и хихикал, оступаясь на лестнице:

- Сдаётся мне, что в этом доме чересчур много ступенек и что они назло мне прибавляются каждую ночь, - бормотал он и неизменно смеялся собственной шутке, которая уже приелась всем, но и притворно ворчащая Эльза, и Нежина тоже улыбались, порой через силу. Иногда он насвистывал старинную немудрёную песенку:

- Когда мертвец в ночи придёт,

Проснётся старый дом.

Он постучит, он позовёт –

На помощь мы придём.

Забудешь прошлые дела,

Откроешь очи вмиг,

Пусть сердце сожжено дотла

И смертный час настиг.

Но знай, тебя я не отдам

Ни мертвецу, ни мгле

И где бы, с кем бы ни была,

Всегда приду к тебе.

В такие моменты он становился необычайно весёлым и горел жаждой деятельности. Собирая детскую кроватку из разных деревяшек, старик умягчённым взором изредка поглядывал на Нежину:

- А скоро и у нас будет звонкий голосок, да, дитя? Пусть ты сама ещё ребёнок. Вот ведь штука: дитя у дитя. Пусть только она или он всё возьмёт от тебя, чтоб ни капли этой дрянной крови к нему не прилипло. Пусть будет как твоя покойная мамочка. Я её хорошо помню: такой светлый человек была.

Добрая такая: меня всегда целовала. Да что уж тут говорить…

Старик отвернулся и высморкался в подозрительного вида платок.

- И у нас все будет хорошо. Вот увидишь. По-другому и быть не может.

С наступлением дождей в дом зачастили ищейки. Как видно, мадам Гроак поняла, что нигде, кроме города, беглянка не может скрываться, и поэтому запускала щупальца в самые разные уголки. Старуха не могла не искать Нежину в доме, который та должна была унаследовать.

Но вход на чердак было не так легко найти. Точнее, нежилую половину чердака, захламлённую и пыльную, старик показывал охотно, но никто и не подозревал, что на самом деле пространство под крышей гораздо шире.

Ищейки приходили под разными предлогами, то переодеваясь в стекольщиков, советовавших воспользоваться их услугами, но при этом ни разу не взглянувшими на выбитые стёкла, однако успевшими заглянуть даже под многочисленные шкафы, то прикидываясь сантехниками, ищущими прорывы труб на кровле. Иногда это были женщины с пронзительно-въедливыми глазами, иногда мужчины с холодными улыбками, но Крысарик неведомым образом угадывал их истинную сущность и каждый раз трусливо вис на люстре, отказываясь слезать, пока незваные гости не покидали дом.

Дождливым утром промозглого ноября в дверь старого дома снова постучали. На ветхом крыльце, брезгливо отряхивая затянутые в тонкие перчатки пальцы, стоял главный ищейка города – господин Мондегрин. Его широкое, ноздреватое, как блин, лицо излучало уверенность, которая слышалась и в движениях его неожиданно маленьких пухлых рук, сквозила в гордой посадке маленькой головы с толстой бычьей шеей, прыгала в хитрых бесцветных глазах.

Ютэ, Эльза и Нежина как раз завтракали поджаренными яйцами клеста, которые Юте достал в лесу из покинутого птицами гнезда (скорее всего, их кто-то съел, но мудрый старик не стал этого сообщать, чтобы лишний раз не волновать тётушку), и поздними подберёзовиками. Визит незваного гостя застал их врасплох: Эльза пролила из кастрюльки какао, а Ютэ уронил горячий гриб прямо на голову Крысарика, как всегда вертевшегося под ногами. Кот взвыл и, не разбирая дороги, юркнул под шкафы.

- Быстро на чердак, - встревоженно шепнул Ютэ Нежине и, довольно резво для своих лет поднимаясь по лестнице, бросил тётушке. – Эльза, открой дверь этой старухиной крысе, а я пока спрячу девочку. Да не мешкай, Мондегрин хоть и заливает глаза каждый божий день, но далеко не дурак. Ходят слухи, что он может любого человека, вне зависимости от степени родства или дружбы, продать за подходящую цену.

- О Боже, - тётушка в панике заметалась по кухне, таща за собой сладкий шоколадный след. – Я же совершенно не умею врать! Он сразу все поймёт!

Стук раздался ещё раз, продолжительнее и требовательнее. Торопясь и спотыкаясь обо все углы, Эльза бросилась к двери, постояла пару минут, чтобы восстановить дыхание и натянуть улыбку, и наконец открыла.

- О, доброе утро, тётушка Эльза, - Мондегрина тошнило любезностью.

Пытаясь скрыть волнение, тетушка поздоровалась, как ей показалось, очень весело и непринуждённо:

- Доброе, господин Мондегрин. Что привело Вас в нашу скромную обитель, да ещё и в столь ранний час?

- Сердечно прошу меня извинить, тётушка, - сладко улыбнулся ищейка, при этом его блёклые глаза быстро пробежали по помещению, задержавшись на многочисленных шкафах, - но я, видимо, из-за чрезмерной занятости упустил момент, когда эта скромная обитель стала вашей. Насколько я помню, дом принадлежал семейству Куммершпик, и до меня дошли слухи, будто единственная наследница, некая юная девица, сбежала из дома благочестивой мадам Гроак, дай ей бог долгих лет жизни, и пропала без вести в лесу. Вы не слышали что-нибудь об этой девушке? Госпожа Гроак места себе не находит, переживая за пропащую душу. К слову сказать, девица может быть опасна: Вы же помните, кем была её мать?

Эльза нервно скрестила пальцы, как делала всегда, когда волновалась.

- Нет, что Вы, глубокоуважаемый господин Мондегрин. Я не понаслышке знаю, как относится Управа к тем, кто не заявил о своём присутствии в нашем городе, и, смею Вас уверить, если бы девушка показалась здесь, то первым делом я бы направила её к Вам.

- Что ж, что ж, - удовлетворённо улыбнулся представлявший собой причудливое соединение лукавства и простодушия ищейка, глядя на чрезмерно спокойное лицо пожилой тетушки. – Тогда Вы, Эльза, непременно знаете и о том, что случится, если эта девушка в самый короткий срок не явится в Управу.

Нежина слышала, как скрипучие сапоги ищейки неторопливо ходят по кухне взад и вперёд, слышала и его вкрадчивый, проникающий во все щели голос. Она даже могла вообразить себе доброе простодушное лицо Эльзы, которая, распахнув глаза и открыв рот, смотрела на Мондегрина, пытаясь уловить истинное значение его слов.

- Ну же, тётушка, Вы знаете этот закон не хуже, чем я, правда? Ведь Вам, - ищейка ласково улыбнулся, - уже приходилось с ним сталкиваться. Не так ли, госпожа Эльза Апория? Но я всё-таки напомню, потому что могу допустить, что за давностью лет многое могло просто выветриться из памяти: я и то не всегда помню, что делал вчера, а уж двадцать лет назад…Так вот, - поправился он, переключив ностальгическое выражение лица на официальное, - хотел бы Вам напомнить, что имущество, лишившееся хозяев или претендентов на таковое, обязано перейти во владение города. Если, конечно, повторюсь, - Мондегрин понизил голос, участливо глядя на растерянную Эльзу, - наследница не объявится и не подаст в Управу заявление о вступлении в наследство. Но, к сожалению, - он грустно вздохнул, - такой исход событий ведь невозможен, верно? Потому что Вы, если я верно понял, совершенно не знаете о её местоположении. А значит, совсем скоро и вам, и вашему - как его лучше назвать? – хм, приятелю придётся поискать другое местечко, чтобы приютить свои старые кости, если, конечно, ещё раз повторюсь, я не узнаю от кого-либо о том, где прячется последняя Куммершпик. Ну а сейчас, - Мондегрин улыбнулся ещё раз, задержав взгляд на трёх кружках с какао и трёх порциях яиц, - разрешите откланяться: у меня на сегодня запланирован визит к портному. Я, знаете ли, решил жениться: госпожа Гроак наконец-то пообещала мне чудную девушку. Да и сколько можно ждать? Три года уже стою в очереди на невесту – к Гроак так просто не пробиться. А вы же знаете: лучших жён, чем те, которых воспитывает мадам Изольда, не найти в целом свете. Может быть, и мне в конце концов повезёт?

Мондегрин со всей грациозностью, которую могло себе позволить его крупное тело, повернулся на каблуках, приложил пухлую ладонь к виску, поклонился и вышел, не закрыв за собой дверь. В наступившей тишине Нежина слышала неуверенные шажки Эльзы и легкое шуршание её тапочек (одна розового цвета с пышным пионом на носке, другая – резиновая с синей пяткой) по скрипучему полу, но не спешила спускаться. Она лежала на кровати и слушала с замиранием сердца, боясь того, что может услышать.

- Что же делать, Ютэ? – схватившись за сердце и отчаянно хватая ртом воздух, беспомощно спросила Эльза.

Старик всё это время стоявший на верху лестницы, тяжело подошёл к той, что знал уже много лет, и любил много больше, чем иные мужья любят своих жён.

- Что же ты молчишь? Ты же знаешь, Мондегрин всегда исполняет обещанное, - Эльза всхлипнула и закрыла лицо руками. – Потерю дома легко пережить, когда ты молод, но когда одной ногой стоишь в могиле…

Однако Ютэ, избегая умоляющего взгляда своей старинной подруги, угрюмо смотрел куда-то в сторону. Приняв молчание старика за равнодушие, Эльза горько и беспомощно разрыдалась. Слёзы текли по привычному руслу морщин, многие из которых появились именно благодаря солёной влаге, ведь большой дождь и в земле ямки роет, что уж говорить о нежной женской коже. Ютэ поёжился и обхватил вздрагивающие плечи Эльзы:

- Ну тише, тише. Мы подумаем. Ещё есть время, пока-то нас никто никуда не гонит. Иногда самые сложные беды уходят сами. Нужно лишь немного подождать. Мы непременно что-нибудь придумаем. Не может быть так, чтобы всё время было плохо: когда-нибудь и у нас все пойдёт так, как надо.