1893 год
«Ротов-на-Дону. Ростов, по количественному вырабатываемого табака, еще издавна занимал не последнее место в России, но за последнее время наши табачные фабрики настолько расширили свою деятельность, что ни один город, исключая также и столиц, не может соперничать в этом отношении с Ростовом. Даже Петербург, который не может пожаловаться на отсутствие у себя табачных фабрик, является одним из крупнейших пунктов сбыта ростовских табачных изделий. Но больше всех наших фабрикантов поддерживает Нижегородская ярмарка. Ее ежегодные крупные требования особенно содействуют процветанию табаководства в Ростове. Каждый год, еще с мая месяца, наши фабриканты начинают энергично готовиться к «Макарьевской» ярмарке, и в продолжение двух месяцев на всех местных фабриках идет кипучая работа. Начиная с первых чисел июня, можно видеть тянущиеся к вокзалу бесконечные вереницы ломовых дрог, нагруженных ящиками выделанного табака и папирос. Нынешний год является самым лучшим годом для местных фабрикантов. Нижегородские заказы настолько крупны, что одна только фабрика Асмолова уплатила правительству за бандероль в продолжение одного только прошлого месяца, за исключением добавочных налогов, 306557 рублей. Эта колоссальная сумма является настолько красноречивой, что не требует никаких комментариев. Насколько нам известно из имеющихся в нашем распоряжении статистических данных, такой суммы денег за один только месяц ни одна фабрика в России не уплатила».
«Таганрог. В воскресенье, 4-го июля, ночью, в Таганроге лишил себя жизни старший околоточный надзиратель 2-го участка города Ростова-на-Дону, коллежский регистратор Яков Тимофеев Поляков; он остановился в 7 часов вечера в одной из первоклассных гостиниц города Таганрога и расположился в номере до рокового момента. Как надо полагать, часов около 12 ночи он покончил расчеты с жизнью выстрелом из револьвера в правый висок. Но прежде, чем пустить себе пулю в лоб, самоубийца, вероятно, желая испробовать револьвер, поставил на стол стакан и направил дуло оружия на него; пуля, конечно, разбила в мельчайшие куски стакан. Затем уже Поляков выстрелил в себя. Выстрелы эти были услышаны некоторыми служащими гостиницы, но никто не обратил на них особого внимания, так как они совпали с залпами фейерверка, сожженного около этого времени в саду коммерческого собрания. Покойный оставил после себя записку следующего содержания: «Фить! Кончbл базар. Надоело. Сам подл, а люди еще подлее и вреднее». О самоубийстве узнали только поздно утром, когда послали за полицией и взломали запертую дверь в номере».
«1-й Донской округ. В хуторе Крыловом, Ермаковской станицы, 1-го Донского округа в первых числах июня случилось следующее происшествие. Усыновленная дочь казака девица Марина Запорожцева, 19 лет, родила ребенка мужского пола и решила скрыть это. На другой день после родов она умертвила новорожденного и зарыла в навоз в сарае своего соседа. Ближайшие соседи, видевшие Запорожцеву раньше беременной, заподозрили ее в преступлении и довели об этом до сведения местной полиции, упорно настаивая на производстве обыска. При допросе полицией Запорожцева сначала совершенно отказывалась не только от своего преступления, но даже и от того, что она родила. Полиция вынуждена была прибегнуть к освидетельствованию Запорожцевой, для чего была приглашена одна из местных повивальных бабок, которая по освидетельствованию признала Запорожцеву недавно родившей. После этого Запоржцева созналась в совершении преступления, и сама пригласила полицию к месту зарытия трупа ребенка; но так как труп был зарыт почти на поверхности навоза, то можно было найти только некоторые части трупа, а остальные, вероятно, были растасканы собаками. На вопрос для чего она совершила преступление, она ответила, что сделала это из стыда перед людьми, а убила ребенка таким образом: взяла его за ножки и со всего размаху ударила его головой об угол дома, так что голова вся размозжилась, а тогда отнесла в соседний сарай и зарыла».
«Таганрогский округ. Из слободы Голодаевки, Таганрогского округа, нам сообщают, что там недавно местный поселянин Сенченко, отправляясь на сенокос, неизвестно где потерял 478 рублей денег, взятых у одного своего знакомого для покупки скота. Отчаянию бедного поселянина не было границ, тем более что знакомый его не поверил в возможности утери денег и обратился с жалобой на него в волостное правление. К счастью, об этой пропаже узнал местный участковый заседатель и, проведя предварительное дознание, энергично взялся за розыски денег, которые и были найдены на днях у двух голодаевских крестьян. На вопрос, откуда у них эти деньги, они объяснили, что нашли их в степи, возвращаясь с работ на поле. Не зная, кому они принадлежат, они решили присвоить их себе и израсходовали из них 18 рублей. Оставшиеся деньги были полностью возвращены по принадлежности». (Приазовский край. 170 от 06.07.1893 г).
1894 год
«Ростов-на-Дону. Очень интересный приказ издан на днях господином полицмейстером. Приказ этот гласит следующее:
«Проходя по Большой Садовой улице мимо квартиры господ врачей, я был свидетелем довольно первобытного выливания грязной воды на головы прохожих с балкона, который в это время мылся горничной. На вопрос мой: как она позволяет это себе делать, горничная пренаивно ответила, что это вода от мытья полов. Предлагаю господам приставам обратить внимание и обязать как владельцев домов, так и квартиронанимателей, имеющих балконы с решетками, избавить на будущее время проходящую публику от подобного рода неприятных неожиданностей».
«Ростов-на-Дону. Обращаем внимание тех, кому сие ведать надлежит, на те приемы, которые так часто практикуются нашими легковыми извозчиками. На днях, ночью, господин М-д возвращался из клуба домой на извозчике, но по дороге о чем-то задумался и проехал переулок, куда ему нужно было завернуть. Заметил он это, лишь проехав несколько саженей, и велел извозчику повернуть обратно. За это, вместо 20 копеек, г. М-д дал своему вознице 30 копеек. Тот же, взамен благодарности, не говоря дурного слова, слезает с козел и начинает тузить злополучного седока. К счастью, седок тоже оказался не бессильным человеком и у извозчика в долгу не остался. Дело это кончилось в одном из полицейских участков».
«Таганрог. По некоторым улицам города ежедневно снует какая-то сумасшедшая полька, именующаяся «Трофимовной». Ее особенно излюбленное место пребывания – конец Иерусалимской улицы, около домов Безчинских, где обыкновенно бывает очень много приезжих поселян. Кроме своего психического порока, особа эта имеет сильную привязанность к спиртным напиткам и, если напьется, тогда горе проходящим: «Трофимовна» ни на шаг не отступит от проходящего и дерзко начинает требовать подаяния, под угрозой: в случае отказа – провалить голову; угрозу эту она зачастую приводит в исполнение. В пьяном виде она валяется на улицах в неприличных позах, чем привлекает стаи уличных мальчишек, и она с камнем в руках начинает гоняться за ними; поднимается такой содом, что трудно себе представить. Не мешало бы, кому следует, водворить «Трофимовну» в надлежащее место и тем избавить обывателей от неприятных сцен и шума». (Приазовский край. 172 от 06.07.1894 г).
1895 год
«Ростов-на-Дону. Во вторник, 4-го июля, часов в 8 вечера, к Е. В. Любову подошла в саду неизвестная дама и спросила его: «Не могу я с государственным жетоном по государственной тайне бесплатно пройти в сад и театр?» Даму пропустили в сад, но об ее странном заявлении дали знать дежурному полицейскому чиновнику. Принятыми мерами обнаружено, что она уже не впервые заявляет о своем официальном положении. На этот раз она объяснила, что ей приснилось «видение», которое потом предстало перед ней и в церкви и замогильным голосом предсказало ей, что по жетону, который она носит на груди, она получит огромное наследство; жетон же этот есть не что иное, как значок покойного брата ее, студента-технолога. С ним она нередко ездила по конкам, железным дорогам и пароходам. Не подлежит сомнению, что дама с жетоном страдает умственным расстройством». (Приазовский край. 173 от 06.07.1895 г)
1898 год
«Ростов-на-Дону. Местным трактирщиком А. Будаевым, промышляющим по Соляному спуску, придумана весьма оригинальная, но не безопасная забава. Он завел у себя на дому медвежонка. «Мишка» доставлял не только своему хозяину, но и всем его многочисленным посетителям уйму развлечения. Расхаживая на свободе по всем помещениям, по двору и нередко появляясь даже на улице, медвежонок успел завоевать себе большую популярность. Много различных штук показывал он, но особенно забавным его поклонники находили «борьбы» с каким-либо охотником. Борьба происходила обыкновенно по всем правилам искусства, и нередко «Мишка», обладавший достаточной силой, оказывался победителем. Но увы! Дни четвероногого артиста были сочтены. Зная о подвигах его, полиция распорядилась, чтобы зверенок был застрелен. Почтенный трактирщик, амфитрион «Мишки», говорят, в глубоком горе».
«Ростов-на-Дону. На днях, при поимке полицией 3-го участка нескольких конокрадов, у них отобрано было, между прочим, два куска колбасы, которые и выброшены были во двор. Через несколько часов обстоятельство это дало совершенно неожиданные последствия: все собаки во дворе полицейского участка оказались мертвыми – по-видимому, вследствие отравления. Только тогда догадались, что выброшенные куски колбасы были с отравой. При помощи таких отравленных кусков колбасы или мяса конокрады отравляют обыкновенно мешающих им совершать кражи собак». (Приазовский край. 176 от 06.07.1898 г.).
1905 год
«Ростов-на-Дону. Среди взбунтовавшегося экипажа на броненосце «Князь Потемкин Таврический» находятся трое ростовцев, пребывающих теперь в Румынии. Родственниками их получены оттуда письма». (Приазовский край. От 06.07.1905 г.).
1912 год
«Из прошлого. Дело было в Курске. Зимой в нем, между прочим, проживал старый, имевший за 60 лет помещик Грязев, женившийся третьим браком на молоденькой девушке.
В числе знакомых и гостей жены его Софьи Егоровны оказался совсем юный канцелярист курского губернского правления Битюков. Знакомство это закончилось страшной бедой. После жалобы Грязева на то, что жена его и Битюков покушались на его отравление, после тянувшегося в течение трех лет судопроизводства, состоялся грозный приговор: Битюкова на курской городской площади высечь плетьми и отправить в Сибирь, Софью Грязеву сослать также в Сибирь, но без телесного наказания, как дворянку…
Надо сказать, что судебное дело относительно обоих обвиняемых было очень запутанным. Старик Грязев, выпив стакан чаю, «катался от живота». В стакане оказались свинцовые белила и так называемая сурьма. Он заявил, а дворовые его поддержали, о том, что жена хотела «извести» его ядом, и, при содействии своего любовника Битюкова, всыпала отраву в чай, от чего он чуть не погиб. А жена защищалась на суде тем, что у нее никакого яда не было, а стояли на окне снадобья для того, чтобы белиться и румяниться, а брови и ресницы чернить. И все это делалось ее «из женской слабости и молодости», как это записал в протоколе повытчик курского земского суда.
У Битюкова был отчим и родная мать. После осуждения сына она напрягала все усилия для того, чтобы избавить его от страшного позора и наказания. Благодаря ее ходатайствам, дело об обвинении Грязевой и Битюкова разбиралось в сенате. Там мнения сенаторов разделились таким образом, что понадобилось переносить «Грязевское дело» в государственный совет, где окончательно был утвержден приговор уголовной палаты и конфирмован Александром I.
В Курск пришло предписание об исполнении приговора. Несчастная Софья Егоровна немедленно была отправлена в Сибирь. Битюков сидел в Курском остроге и готовился к плетям. На Богословской площади, за Херсонскими воротами уже был поставлен эшафот, назначен день казни, как вдруг в глубокую ночь Битюков бежал и пропал без вести. По всем вероятиям, любящая своего единственного сына мать пустила в ход последние усилия, подкупила, кого следует, и спасла сына.
Только через пять лет, когда дело уже стало забываться, и старик Грязев давно уже лежал в могиле, нашли Бирюкова.
От тогдашнего губернатора Кожухова последовал курскому полицмейстеру приказ: «не помедлив, высечь осужденного законами преступника и рапортовать об исполнении».
Тем не менее, полицмейстер (ясное дело ублаготворенный матерью Битюкова) не особенно спешил. Разнеслась в это время в Курской губернии весть о проезде через нее на юг государя Александра Павловича. Тогда Битюкова решилась, во что бы ни стало, лично подать просьбу монарху о милости к ее сыну, который совершил преступление (если только действительно совершил) 10 лет тому назад, а теперь должен был жестоко расплатиться за него.
Доступ к императору при его проезде был свободный, «но, несмотря на доступность, с какой можно было подать всеподданнейшее прошение, Битюкова почему-то не смогла этого сделать в Курске. После проезда государева она почему-то бросилась к губернатору и упросила его отложить на некоторое время наказание ее осужденного сына, пока она не съездит в Таганрог и там, если возможно вымолит, смягчение наказания осужденному. На полное же помилование она не смела надеяться. Губернатор поморщился, но не отказал просительнице.
Старушка поехала и повезла с собой трогательно составленное прошение, думая, во что бы ни стало, найти доступ к государю. Нужно, однако, было случиться так, что, только что она выехала в Таганрог, как, к ужасу своему, узнала, что император скончался как раз накануне ее приезда.
Трудно описать отчаяние несчастной матери. Она бросилась во дворец, где также нашла слезы и рыдания. Ее сыну решительно неоткуда теперь было ждать спасения. Плети, окончательный позор и ссылка в недра Сибири ожидали его за вину, не доказанную вполне, совершенную им (если она и имела место) более 10 лет назад.
Во дворце Битюкова была принята генерал-адъютантом князем Волконским.
- Когда я в Таганроге явилась во дворец, – рассказывала старушка, – и предстала перед вельможей, он мне сказал, что государь изволил почить. Слезы градом брызнули из моих глаз. Но господь премилосердный помог мне и вразумил меня. Я сказала: хотя государь скончался, но я свое прошение кладу ему на гроб. Услышав эти мои слова, вельможа взял мою просьбу.
Опять вспыхнула в ее душе надежда на спасение сына. Князь П. М. Волконский до того внимательно отнесся к ее горю, что передал ей письмо от себя курскому губернатору с той целью, чтобы еще отсрочить наказание плетьми Битюкова. Письмо это было очень кстати: в Курске уже было решено немедленно привести над ним исполнение приговора. Прочитав это письмо, губернатор сказал Битюковой, что напрасно мучают ее сына откладыванием неминуемого наказания, что на благоприятный исход просьбы нечего рассчитывать.
Какова же была радость страдалицы-матери, ее сына, удивление губернатора и всех знавших дело курян, когда вскоре по воцарению Николая I от министра юстиции была получена бумага о том, что Битюков помилован государем и освобожден от всякого наказания. (Приазовский Край. 176 от 06.07.1912 года).