Ночь Нежина провела без сна, ожидая, что вот-вот Барыс и старуха навестят спальню. Но они не пришли ни с первым лучом, ни когда наступило время покидать постель.
- Ты плохо выглядишь, - озабоченно заметила шестая, расправляя складки на покрывале. – Тебя что-то беспокоит? Болит? Если желудок перестал справляться с отрубями, то можно заварить ромашку – она поможет.
Нежина никак не могла выровнять углы своей простыни, в то время как другие воспитанницы одна за другой покидали комнату, отправляясь на завтрак. Голос шестой неизменно теплел, когда она обращалась к Нежине, но в то же время всегда был пронизан непонятной печалью. Избегая смотреть на подругу по несчастью, Нежина негромко, но нарочито равнодушно спросила:
- Что теперь с ней будет?
- С кем? – непонимающе вскинула глаза на Нежину шестая и безразлично пожала плечами. – Ах, с этой отчаянной мартышкой. Какое тебе до неё дело?
- Но всё-таки?
- Не знаю, но мадам очень ждала эту девушку, - задумчиво проговорила шестая. – И я бы не хотела оказаться на её месте, кто знает, на что ещё способна старая ведьма: пожалуй, может статься, что её внезапно вспыхнувший интерес накличет на голову объекта страсти ещё большие несчастья, чем ненависть.
Идя на завтрак, Нежина не знала, чего ожидать. Воображение рисовало ей картины одна страшнее другой: вот Агата сидит у ног старухи, прикованная к ножке стола собачьей цепью, вот она ползёт по лестнице, оставляя за собой кровавые следы, вот она под ударами кнута признаётся в том, кто есть настоящая Куммершпик. Нежина не сомневалась, что это рано или поздно произойдёт: старуха умела убеждать.
Но когда Нежина вошла в столовую, нарядно одетая Агата сидела за столом со старухой и Барысом, ела форель и пила белое лёгкое вино из хрустального бокала. С лицом, расплывшимся от удовольствия и доброго настроения, барышня в шелках и кружеве непринуждённо болтала, осторожно накалывая вилкой горошины под благосклонным взглядом мадам Гроак, и презрительно-высокомерно взглянула на девушек, даже не остановив взгляда на подруге. Однако Нежине на секунду показалось, что старуха, растягивавшая рот в улыбке в ответ на хихиканье нарядной барышни, острым и пронзительным оком выхватила её из толпы, впрочем, тут же отпустив.
- Вот чёрт! Ты видела? - потрясённая шестая не могла угомониться, даже выгребая навоз из-под коров. «Мууу!» - доносилось из стойла: слишком резкими движениями шестая пугала животных.
- Да заткнись ты! Она шлёпнула бурёнку черенком по вислому заду.
- Не всё так просто, - четвёртая закончила дойку и выбралась с молоком из-под тяжёлого вымени. – Куммершпик зачем-то нужна старухе. Кроме того, нельзя упускать из виду, что лучше всего свинью кормят перед убоем.
Нежина почувствовала, как чувство вины стянуло ей рот.
- Ты во всём видишь подвох! – запальчиво воскликнула шестая. – Что если старуха ищет наследницу! Не идиоту же Барысу же в конце концов достанется дом и старухины капиталы.
- Если они есть, - скептически хмыкнула четвёртая. - А чем он так плох в качестве наследника? По-моему, он полностью оправдывает её доверие.
- Если бы он был бы родным внуком, наша участь, боюсь, оказалась бы куда незавидней, чем теперь.
- А кем он вообще приходится старухе? – наконец задала вопрос Нежина.
Шестая и четвёртая переглянулись, чтобы звонко рассмеяться.
- Барыс. Это же Барыс. Мне говорили, что он двоюродный племянник, рождённый дальней родственницей не самых честных правил, - уверенно заявила шестая. – Они прибыли с берегов Ближнего Инжира, чтобы ребёнка не принесли в жертву сатане.
Четвёртая озадаченно нахмурила лоб:
- Не мели чушь. Я слышала совсем другое: он подкидыш без роду и племени.
- Да? А может быть, - она таинственно понизила голос. – Он её любовник?
Четвёртая фыркнула, едва сдерживая смех.
- Охоча жаба до орехов, да зубов нет.
Нежина промолчала, потому что первая говорила, будто Барыс родился в доме, в тёмной кладовке, и его матерью была одна из воспитанниц, решившая прогуляться тёплым летним вечером возле солдатской казармы. Она нехотя призналась себе в том, что теперь знала немногим больше, чем тогда, когда впервые переступил порог этого дома.
Девушки переглянулись. Нежина переспросила:
- Так кто же он на самом деле?
- Разве это столь важно? Можно подумать, что от этой информации на моём теле окажется меньше синяков, - фыркнула четвёртая и, подхватив шестую под руку, утащила ту вон из хлева.
Оставшись одна, Нежина вытащила котёнка из платка, чтобы покормить и заменить испачканную ткань. Зверёк рос не по дням, а по часам. Он заметно потяжелел и открыл глазки. Платок, который использовала первая, уже давно был ему мал, поэтому Нежина сшила специальный мешочек с завязками из собственного зимнего чулка, справедливо решив, что до зимы ещё далеко. Словно зная о том, что ему не поздоровится, если его обнаружат, котёнок сидел молча целыми днями, позволяя себе поползать только в редкие моменты, когда Нежина приходила в сарай. К тому времени зверёк покрылся рыжеватым пухом и тоненькая ниточка хвоста торчала трубой. Кроме того, найдёныш был очень труслив, настолько, что почти лишался чувств, если зверька что-то пугало, а боялся он всего: однажды его довёл до обморока обычный кузнечик, который показался ему невиданным хищником. Котёнок забился в припадке, пока Нежина его успокаивала и прятала обратно в мешочек. Но сейчас, кормя питомца, она думала о том, как предупредить Агату о надвигающейся опасности. Ведь та, по-видимому, ни о чём не подозревала и охотно проводила со старухой всё свободное время, весело смеялась, каталась на лошадях и звала мадам Шер Мами, от чего лицо Изольды Гроак перекашивало так, что девушки небеспричинно надеялись, что её вот-вот хватит удар.
Но старуха и не думала умирать, напротив, лицо хозяйки приюта теперь дышало какой-то дьявольской силой, а бесцветные губы трогала улыбка, которая внушала девочкам трепет и которую хорошо знали воспитанницы, но совершенно не знала Агата. В конце концов Нежина решила действовать на свой риск и страх, понимая, что от того, что обрушилось на Агату, у кого угодно голова пойдёт кругом. Поэтому, улучив удобный момент, когда любимица мадам Гроак с важным видом, подобрав подол длинного платья с изящной вышивкой, спускалась по скрипящей лестнице, Нежина схватила подругу за рукав нарядного платья, заодно отметив, как высоко она задрала нос. Гордецы ведь вообще могут смотреть только сверху вниз, поэтому-то почти ничего не видят. Агата брезгливо отдернула руку и злобно прошептала, боязливо озираясь по сторонам:
- Как ты смеешь дотрагиваться до меня, мерзавка! Об этом непременно узнает Шер Мами, и тогда тебе не поздоровится!
- Послушай, не кричи, послушай меня, - тщетно уговаривала Нежина дёргавшую подол Агату. – Всё не так, как тебе кажется. Мадам Гроак – чудовище, каких поискать. Она монстр в человеческом теле! Не верь её притворным ласкам – старуха после возместит их синяками на твоей коже.
Красивое лицо девушки обрело гладкую неподвижность, словно омут затянуло льдом, но под этой поверхностью, в глубине, нарастало беспокойство. На минуту Агата задумалась, и наконец лёд треснул: она принуждённо рассмеялась.
- Ну что ж, это даже к лучшему: я всю жизнь искала собственного монстра, а он сам нашёл меня! Это ли не чудо! Тем более, я умею обращаться с чудовищами, - хвастливо добавила самозванка.
Нежина настолько была озадачена услышанным, что даже на секунду утратила дар речи. Наконец, поняв, что Агата оказалась в плену сладкой иллюзии, будто в положенное время большинство людей находит предмет своих исканий и происходит это скорее рано, нежели поздно, она робко протянула руку к подруге.
- Агата, послушай…. Я думаю, что ты не понимаешь плачевности твоего положения…Я могу, точнее, я могу попробовать помочь…
- Не смей называть меня этим именем! - Агата резко прижала к стене больно стукнувшуюся затылком Нежину. – Не забывай о том, кто теперь кто. Куммершпик – это я, запомни это!
Она отпустила руки и чуть спокойнее проговорила, глядя ровно в плескавшийся в зрачках ужас истинной Куммершпик:
- Не стоит наговаривать на мадам. Если ты не сумела ей понравиться, то это только твои проблемы. И учти: двух Куммершпик в этом доме быть не может. И не будет. Я думаю, что ты хорошо меня поняла.
В её голосе Нежина с ужасом уловила знакомые до боли интонации Изольды Гроак, но тем не менее снова открыла рот.
- Ты ошибаешься, принимая желаемое за действительное. Душа мадам Гроак темнее, чем ночь перед рассветом. Напрасно ты думаешь, что я выдумываю.
Агата расхохоталась, обнажив прелестные жемчужные зубы:
- Я думаю, что ты в отчаянии. Твоя зависть уже даже не смешна, она начинает меня раздражать. Неужели ты забыла о том, что чем выше риск, тем ценнее награда? Ты даже представить себе не можешь, что значит постоянный достаток для человека, который в жизни ждёт только злая нужда. И вообще, лучше держи язык за зубами, иначе – клянусь Богом! – тебе не поздоровится.
С этими словами она размахнулась и влепила Нежине настолько звонкую пощёчину, что её отзвук её дошёл до самого сердца девушки. И пока она рукой удерживала пульсирующую боль на месте щеки, Агата, подобрав юбки, величаво удалилась. Как ни странно, у неё тоже не было копыт.
«Воистину, нет более глухих, чем те, кто не желает слышать, и более слепых, чем те, кто не желает видеть. И самое лучшее лекарство не поможет больному, если он отказывается его принять, потому что не верит в его силу», - так думала Нежина, лёжа вечером в постели, но ночь утешила и умиротворила её, притупив острые края памяти и беспокойства, милостиво не давая и намёка на то, что будет дальше.
А жизнь Нежины с этого дня превратилась в кошмар. Раньше старательно не замечавшая девушку Агата теперь не оставляла в покое настоящую Куммершпик ни на секунду, заставляла делать самую тяжёлую и трудную работу и тщательно следила за её выполнением. Старуха лишь одобрительно кивала, наблюдая за юной хозяйкой. Другие девушки лишь недоумённо переглядывались. Нежина таскала воду, грела чаны на плите, чтобы получить оплеуху за неверную температуру ванны. Несколькими затрещинами настоящая Куммершпик была награждена за недостаточно выглаженное постельное бельё. Когда же Нежина зубочисткой вычищала швы между плитками на кухне, четвёртая насмешливо заметила, вынося помойное ведро:
– Похоже, Изольда завела себе новую собачку? Смотри, как бы старухе в её визге не послышалось: убей ту, которая мне не нравится.
Нежина лишь отрицательно качнула головой и улыбнулась: она не верила в то, что Агата способна сотворить с ней что-то подобное. Не может быть, чтобы старая дружба прошла бесследно, не оставив никакого отпечатка в душе Неизвестной, сердце которой оказалось столь же чёрно, как и её волосы. Нежина, без сомнения, была рада служить старинной подруге, но в душе пленницы уже пустило росток зерно сомнения, хотя она до конца и не верила в то, что видела и испытывала, считая, что особое положение затмило юный разум, которому вообще было свойственно увлекаться. А пока что она старательно выполняла приказы юной госпожи, удивляясь, что они звучат не из уст мадам Гроак. Лжеагата чистила обувь настоящей Неизвестной, выносила ночной горшок, терпела пощёчины. Вообще половая щётка так часто мелькала в её руках, что наконец сделалась едва ли не принадлежностью, скорее, наростом на них.
Но понемногу, полегоньку злобная придирчивость мнимой наследницы постепенно стирала из памяти воспоминания о том, что единственной, кто делил с нею её одиночество в интернате, была Агата. В свете нынешних событий Нежина окончательно ушла в себя, часами просиживая в одиночестве и предаваясь мрачным раздумьям. В стеснённом положении волей-неволей нужно во что-то верить, и Нежина верила: мысль о побеге крепла в её душе.
Собирая хворост, Нежина хорошо изучила окрестности, но лес казался бесконечным. Да, к городу вела широкая дорога, но бежать по ней - чистой воды безумие: беглянку поймают до того момента, когда она не пройдёт и половины пути. Можно брести чащей, не теряя пути из виду, но у мадам Изольды прекрасно обученные гончие, натренированные Барысом: они отыщут в два счёта даже иголку в стогу сена. Нужно запутать собак и мадам с её прихвостнем, только тогда появится шанс убежать.
К тому же, для начала нужно собрать припасы, чтобы продержаться какое-то время, не отвлекаясь на поиски еды. Принося на кухню первые летние грибы, Нежина непременно развешивала горстку на просушку под крышей огромного почерневшего от времени сеновала, куда крадучись пробиралась в часы летнего зноя, когда старуха отправлялась на послеобеденный сон. Туда же вешались связки ягод и корочки от обеда на длинных, сплетённых из конского волоса верёвочек, иначе вечно голодные мыши уничтожили бы весь запас провизии. Из зимних чулок Нежина, таясь, связала котомку, береста, пропитанная смолой, пригодилась на фляжки. Однако оставалась главная проблема: даже если побег удастся, на первое время нужны деньги - без денег в городе делать нечего, поэтому было бы справедливым получить плату за свой тяжкий труд у старухи, но девушка даже не подозревала, где мадам хранит сбережения. Тщательно, миллиметр за миллиметром обыскивая во время уборки комнату мадам, Нежина не нашла ни копейки.
И самое главное, если нельзя идти по дороге, то как по-другому добраться до города? Карта - вот что действительно необходимо.
Время шло. К концу июня котомка заполнилась доверху, однако идти в неизвестность было бы глупо: риск слишком велик.
Желаемое боролось с действительным, и последнее побеждало, пока однажды, в неурочный час приводя в порядок покои старухи, Нежина не заметила, что паркет возле ножек массивного стола истёрт сильнее, чем во всей остальной комнате. Это показалось ей странным, и, предварительно выглянув за дверь, девушка, стараясь производить как можно меньше шума, упёрлась плечом в стену и толкнула стол к окну. Деревянное основание туго проскрипело по паркету, и в части стены, скрытой столешницей, показалось небольшое углубление, доверху заполненное толстыми тетрадями в толстом коленкоровом переплёте. Тайник! Это же тайник!
С бьющимся сердцем Нежина глядела на жёлтые листы, пересыпанные пылью.
- Эта часть комнаты в уборке не нуждается.
От неожиданности Нежина подпрыгнула. В темноте дальнего угла из кресла качнулась вперёд мадам Гроак. Глаза – тухлые яйца в паутине ресниц. Губы – две линии, прочерченные бледным карандашом на смятой временем бумаге, которой с избытком хватило и на шею, и на грудь, пустыми мешочками болтавшуюся в вырезе домашнего платья, вместо того чтобы натягивать его – впервые Изольда Гроак позволила себе показаться посторонним не плотно упакованной в приличную обёртку.
Нежина задрожала, но старуха не спешила: от её неловкого движения упал и разбился хрустальный бокал, до этого скрытый в складках шали.
- Убери, - старуха неосторожно махнула рукой, чтобы в этот раз с громким стуком на пол упала пустая толстостенная бутыль. Изящным движением сухой кисти мадам Гроак потёрла лоб:
- Боже, как я устала, - пожаловалась она, не замечая то, что часть пола вскрыта. Выудив из-под кресла ещё одну бутылку, только доверху заполненную мутной жидкостью, Изольда Гроак приложилась к ней. Нежина с удивлением обнаружила, что старуха очень пьяна – сочная сладковатая вонь хорошо перебродившего берёзового вина наполнила спальню.
- Ты, наверное, удивлена, дитя, – нетвёрдо ворочая языком, проговорила старуха, не забывая нежно гладить запотевший бок сосуда. – Сегодня особенный день: сегодня я пью за любовь. Ты когда-нибудь любила?
Нежина стояла в оцепенении: страх настолько сковал её тело, что теперь при попытке сказать что-либо девушка столкнулась с трудностями чисто физиологического свойства: язык просто бесцельно ворочался во рту, отказываясь повиноваться.
- Ты любила когда-нибудь? Отвечай! – старуха повысила голос и приподнялась в кресле.
«Она же увидит, что я нашла! Уже увидела, просто играет со мной, как кошка с мышью», - молнией пронеслось в голове у девушки. Нежина сделала усилие и тихо выдохнула, пытаясь изгнать дрожь из голоса: - Нет.
- Ааа, - удовлетворённо откинулась назад старуха. Продавленное кресло тихо скрипнуло. – Я так и думала. У тебя глаза человека, не знающего, что такое любовь. А вот я любила. Моей единственной страстью был мой сын. Но, к сожалению, его же страсть была иного толка: будучи человеком во многих отношениях незаурядным и ведя весьма раскованный образ жизни, Леонид обожал женщин. Всех женщин (вздох, глоток), кроме собственной матери. Он примерял их небрежно, точно галстуки к обеду, и отбрасывал тех, что уже когда-нибудь были с ним, ведь мальчик никогда дважды не надевал один и тот же галстук, справедливо полагая, что женщины уж точно не дороже галстуков. Впрочем, нужно сказать, что и женщины падали ему под ноги, как спелые плоды с дерева. Всё, что ему оставалось сделать, - это поднять их и надкусить.
Старуха пьяно всхлипнула, Нежина переступила назад, половицы скрипнули, но послушно легли на своё место, закрыв брешь в полу. Мадам Гроак, не заметив этого, жарко продолжила:
- Мальчик считал, что страсть оправдывает все его поступки. Но как бы там ни было, я любила сына. Матери ведь, как известно, нелепо мягкосердечные существа, и их никак не излечишь от этого недостатка. И всё было прекрасно, пока Леонид не встретил некую Агнию Куммершпик, которая забрала его от меня живым, а вернула лишь холодное обезображенное тело. Я так скажу: если ад есть, то дьявол утащил её туда собственноручно как побочную дочь.
Старуха хитро усмехнулась и погрозила кому-то скрюченным пальцем:
- Так задай же себе вопрос, дитя: почему я так нежна с этой мерзавкой? Мне нужна месть, и мне нужен мой сын. Не то, что от него осталось, а он сам, каким я его помню, - красивый, умный мальчик. Тёмная густая злоба переполняет моё старое сердце и не может излиться; может быть, поэтому я ещё жива. И когда за мной придёт косая: её я встречу с радостью, ведь у смерти, говорят, глаза тех, кого ты когда-то любил.
Голос старухи предательски задрожал, но глаза не уронили ни капли солёной влаги. Эта река давно обмелела, высохла и заросла песком. Да и к тому же, всем известно, что слёзы - жидкость, причиной истечения которой является простывшее сердце, поэтому их не может выдавать тот, у кого сердца нет. В конце концов, справившись с нехваткой воздуха, старуха продолжила:
- Честно говоря, сначала я решила, что Лидия обманывает меня. И Куммершпик уже бродит здесь, прикрываясь чужой личиной, ест, пьёт, дышит, но теперь я вижу, что была неправа: мерзавка, пойманная, как мне сказали, в Старом городе, на каком-то дрянном пароходишке, – настоящая бестия, вместилище порока; в твоих же венах течёт вода вместо крови.
Старуха покачнулась и вцепилась в горло, словно удерживая что-то, пытаясь затолкнуть обратно чудовище, мешающее ей дышать. Наконец Изольда опустила руку и глухо прошептала:
- Её мать убила мое дитя. Значит, будет справедливым, если я убью её дитя. Но прежде мне нужен мальчик, сын, и эта дрянь мне его даст, а потом умрёт, медленно, по капле отдавая жизнь, за которую никто не заплатит и гроша, да и заплатить-то некому.
Сосредоточенно обращённый в прошлое взгляд мадам медленно бродил в сумраке большой комнаты, почти не видя расплывшихся очертаний давно знакомых, точно вросших в пол вещей. Не концентрируя внимание ни на одной из них, Гроак продолжила, больше обращаясь к самой себе, нежели к окаменевшей от ужаса собеседнице.
- Я всего лишь старуха. Годы согнули мою спину и избороздили моё лицо морщинами. И, как любая старуха, я полна сожалений и нерастраченных чувств. Они льются через край и грозят затопить округу. Так что, дитя, скоро наступит день, которого я жду пятнадцать лет, и гнев мой волной захлестнёт любого вставшего на пути!
Старуха расхохоталась и залпом влила в себя содержимое бутыли, чтобы залить бушующее в груди пламя, а после тотчас заснуть тяжёлым пьяным сном, больше похожим на смерть. Берёзовое вино, спелое, сладкое, развязало ей язык, заставило выболтать тайны, которые мадам Гроак и не собирались выдавать, тайны, которые старуха прятала так глубоко, что иногда и сама забывала об их существовании. Но вино подняло их на поверхность, как кипящая лава выносит на землю не только драгоценные алмазы, но и огонь, уничтожающий и виноградники на склонах гор, и непрозорливых людей, решивших поселиться рядом с вулканом.
Новые эти подробности, сойдясь воедино, безжалостно атаковали потрясённый разум. Не помня себя, Нежина вылетела из спальни и едва не сбила Агату, которая шла, весело напевая, прямо в пещеру хищника.
- Смотри куда прёшь, поросёнок! – дребезжащий голос мнимой наследницы сочился брезгливостью и недовольством.
Повинуясь некоему неясному побуждению, Нежина схватила Агату за руки.
- Агата! Надо бежать! Ты слышишь! Старуха хочет убить тебя!
Неизвестная грубо оттолкнула девушку, чтобы немедленно отряхнуть ладони и протереть их тонким надушенным платком:
- Я, кажется, велела тебе больше никогда не дотрагиваться до меня! Что же касается твоего очередного плода больной фантазии, прими к сведению: Шер Мами любит меня, ведь я её единственная внучка. И дом, и всё вокруг скоро будут принадлежать только мне. Теперь я Нежина Куммершпик, а точнее, Нежина Гроак, ведь фамилия твоего папаши – Гроак, не так ли?
Нежина поражённо уставилась на нее.
Агата усмехнулась, наслаждаясь выражением лица бывшей подруги.
- Бабушка мне всё рассказала. И скоро я займу её место и тоже стану благородной особой, но есть одна маленькая проблема: ты постоянно путаешься под ногами. Я скажу Шер Мами, что тебя надо отослать, может быть, кому-то будет нужна кухарка или поломойка, ведь больше дочь мусорного ведра ни на что не годна. А теперь иди прочь и больше не попадайся мне на глаза: я хочу навестить бабушку, чтобы пожелать ей спокойного сна.
Этой ночью, хотя комната погрузилась в темноту, а глаза Нежины были закрыты, она продолжала видеть перед собой перекошенное лицо старухи. Ночные шорохи больше не тревожили девушку: её мысли занимали слова мадам Гроак, страсть и неудержимая злость, с которой они были произнесены. Нежина ворочалась и вздыхала, но ближе к рассвету поняла, что будет единственно правильной вещью в её положении. Всё оказалось так просто, что поначалу она даже этого не поняла.
- Ты угомонишься сегодня или нет? – сонно проворчала шестая, натягивая одеяло на лицо. – Просто невозможно слушать этот шум.
- Прости, - Нежина виновато улыбнулась, но в темноте июньской ночи это вряд ли кто-то мог увидеть. – Лилия? Мне надо с тобой поговорить.
Нежина впервые обратилась к шестой по имени, и та, очевидно, тоже это осознала не сразу: девочки довольно быстро отвыкли от того, как их называли за стенами Дома.
- Тише ты, - прошипела она боязливо, и Нежина готова была поклясться, со страхом осмотрелась по сторонам. – Ты соображаешь, что говоришь? Не дай Бог, кто-нибудь услышит и донесёт!
- Мне надо с тобой поговорить, - настойчиво повторила Нежина.
- Это так важно, что не может подождать до утра? – сердито прошептала шестая, переворачиваясь на другой бок и готовясь заснуть. Но в то же время страстное желание всё познать до конца пересилило запреты рассудка и предостережения страха. Зевая, она уставилась на собеседницу и поторопила её:
- Ну давай говори, раз это не может подождать утра.
- Я не та, которую сюда привезли. Вернее, зовут меня не так. Это я, я настоящая Нежина Куммершпик, клянусь Богом.
В комнате воцарилось долгое молчание. Наконец шестая подала голос:
- Что ты несёшь?
Нежина терпеливо повторила, чётко произнося каждое слово:
- Я говорю правду! Я не Агата Неизвестная. Меня не нашли в мусорном бачке. Я не знаю ничего о своей матери, кроме того, что она кого-то убила, но наша повариха говорила, что на её месте поступила бы так же: этот человек заслужил смерть.
Ночь съёжилась до радиуса действия её слов. Нежина нетерпеливо ожидала ответа, но теперь шестая ворочалась и вздыхала. Наконец, недоверчиво сопя, она выдавила, скорее, не спрашивая, а утверждая:
- Ты бредишь?
Нежина нетерпеливо цокнула языком:
- Это правда. Мне жаль, но это правда. И я не буду её больше скрывать, иначе пострадает невинный. В своей отчаянной вере в лучшее, в надежде на сытую жизнь и обретение дома Агата не видит ничего, кроме своих желаний. Но так было всегда. Такое свойство - её сущность. Агату не переделать, однако погибнуть, а тем более, погибнуть вместо меня я ей не дам. В конце концов, это выход из положения, а мне просто необходимо найти хоть какой-то выход.
Воцарилось долгое молчание, по которому Нежина поняла, что ей поверили.
Шестая медленно и спокойно заговорила, но под конец не сумела выдержать нарочито небрежного тона, и её голос предательски дрогнул.
- Ты ходишь по очень тонкому льду, а лёд в июне очень недолговечен. Ты хоть понимаешь, что старуха убьёт тебя? Ты точно решила? Делать добро, когда тебе это ничего не стоит, очень легко и приятно, но если цена высока, стоит ли зазнавшаяся мартышка такой жертвы?
Нежина сжала в кулаках одеяло:
- Да. Пусть беда, даже если она и одна на всех, каждому достаётся в неравных долях. Но я не могу позволить, чтобы моя доля досталась тому, кому она не предназначена. Уж кто, как не ты, должен это понимать.
- Да-да, - горячо и торопливо заговорила шестая. В возбуждении она давно поднялась с кровати и творила немыслимое – ходила по комнате туда-сюда, не заботясь даже о скрипе досок под ногами. Казалось, она его вовсе не слышала. Наконец скрип прекратился, очевидно, шестая пришла к какому-то решению. Полная луна светила в узкие окна, и черты лица шестой были почти неразличимы в бледном жутковатом свете.
- Хорошо, тогда я пойду с тобой. Вдвоём не так страшно.
Душным июньским утром, когда двери и окна столовой были распахнуты настежь, а свет и душистый летний воздух залили все тёмные и угрюмые уголки, куда они так давно не попадали, Нежина уверенной, твёрдой походной подошла к столу, за которым старуха пила утренний крепкий, как коньяк, и чёрный, как смола, кофе из изящной чашки тончайшего фарфора. Шестая след в след струилась за Нежиной. Агата же, сидевшая по правую руку от старухи, без умолку щебетала, заставляя мадам Гроак улыбаться так, будто у неё сводило зубы.
Сердце Нежины сжалось в кулак, она открыла было рот, чтобы признаться, но шестая опередила её. Каковы бы ни были мотивы поступка Лилии, он оказался полной неожиданностью для настоящей Куммершпик, а его последствия тяжёлым ударом по её желанию кому-либо доверять. Выступив вперёд, шестая мягко и торжествующе произнесла:
- Госпожа, - она низко склонила голову. – Вы были правы! Куммершпик перед вами. Я вывела её на чистую воду. Вы обещали меня отпустить, если я это сделаю!
Обычная тишина столовой, нарушаемая лишь визгом Агаты, теперь тоненько звенела в ушах Нежины. Слова словно тонули в особенной вязкости воздуха. Нежина могла слышать движение собственных мыслей, чувствовать, как нервы перекатываются под кожей. Старуха медленно поднялась:
- Ты уверена?
- Абсолютно. Она сама призналась мне в этом. Сегодня утром.
- Что ж, - старуха улыбнулась. – Это меняет дело. Не зря я всегда считала, что для поимки плута нет никого лучше, чем другой плут. Барыс?
- Да, госпожа, - с готовностью откликнулся слуга.
- Уведи эту дрянь на чердак и делай всё, что захочешь: она порядком меня утомила – не могу больше ни минуты слушать её писклявый голос.
Тишина зазвенела на невыносимо тонкой ноте, когда Агата истерически завизжала, отбиваясь руками и ногами от крепких объятий плотоядно ухмыляющегося Барыса. Он не успел как следует позавтракать, но сейчас его мучил жуткий, неутолимый голод совсем иного рода.
- Что с ней сделать, госпожа? – осведомился Бырыс.
- Всё, что хочешь, - старуха равнодушно дёрнула плечом. – Тот, кто готов опуститься на любую подстилку, лишь бы она была мягкой, не достоин снисхождения.
- Нет, - голос Нежины звучал твёрдо, как никогда. – Не нужно. Не стоит. Вам ведь нужна я? Вот и берите то, что так давно не могли взять.
Изольда Гроак холодно посмотрела на воспитанницу.
- Эта маленькая лгунья больше не твоя забота. Но обещаю, что она понесёт наказание лишь за обман и не получит более того, что заслужила. Всё-таки она воспитанница моего дома, а правила для всех одинаковы. Что же касается тебя, дитя Агнии Куммершпик, то тебе лучше проследовать за мной, иначе моё решение насчёт судьбы твоей подружки может измениться.
Старуха вышла из-за стола и направилась к лестнице, ведущей на второй этаж. Шестая бросилась за ней следом, подобострастно заглядывая мадам Гроак в глаза:
- Госпожа, а как же я? Вы же обещали меня отпустить!
Не оборачиваясь, старуха с неудовольствием бросила через плечо:
- Что ж. Я обещала, и я всегда выполняю свои обещания. Иди и наслаждайся свободой, если ты, конечно, сумеешь правильно ею распорядиться. Да, и передай благодарность матери: Лидия достойно выдержала это испытание, не потеряв моего доверия.
Что? Шестая, Лилия - дочь директрисы интерната? Нежина отказывалась верить своим ушам, но машинально шла за старухой. Неисчислимое количество мыслей роилось в её голове и, видимо, непростая умственная работа отражалась на лице, так что, когда они пришли в спальню мадам Гроак, старуха усмехнулась и медленно проговорила:
- Ты удивлена? Дело в том, что я иногда оказываю маленькие услуги некоторым людям, а тем более своим бывшим воспитанницам. Супруг Лидии, неплохой, кстати, человек, солидный и с приличным капиталом, решил, что его дочь уже достаточно взрослая для того, чтобы заменить мать в их супружеской постели (все мы не без греха), но дочери Лидии Лилии, известной под номером шесть, не пришлось по нраву чрезмерное внимание батюшки, зато бутылка какого-то пойла, кажется, виски, замечательно пришлась по его голове.
Старуха медленно ковыляла по ступеням, тяжело переставляла измученные старостью ноги и говорила. Речь её шелестела едва слышным ручьём, но Нежина захлебывалась спокойствием голоса, тонула в водовороте собственных смятённых мыслей, не представляя, что же будет дальше. Ступеньки скрипели, а старуха продолжала неторопливо вещать:
- Спрятать девчонку было легко, гораздо труднее оказалось убедить общество в естественной смерти отца семейства. Но, к счастью, у меня много знакомых, да и всегда приятно иметь должника на крючке. Знаешь, чем хороши скелеты в шкафах? Если их вытащить наружу, то они начинают обрастать плотью быстрее, чем котята – шерстью. Поэтому я была уверена в том, что теперь Лидия ради того, чтобы спасти дочь, будет готова на всё. Только истинное отчаяние может породить такую любовь. А то она уже начала сомневаться в моих намерениях относительно тебя. Кто-то что-то ей нашептал в стенах интерната. Поэтому пришлось заверить эту неотёсанную дуру в серьёзности её собственного положения и положения её дочери. Предотвращать неприятности, знаешь ли, всегда легче, нежели подавлять их. А я, как ты уже могла в этом удостовериться, умею убеждать. И открывшиеся весьма сомнительные виды на будущее – тоже.
Старуха подошла к окну, избегая смотреть в лицо девушки, боясь раньше времени отпраздновать свою победу, испортить десертом столь долго продолжавшуюся пресную трапезу.
- До поры до времени я могла себе позволить забавляться подобного рода игрой в «кошки-мышки», но сейчас, когда я чувствую минуты на вкус, пришлось разыграть изящную комбинацию с запасным игроком: мне нужна была абсолютная уверенность в собственных подозрениях. И, как видишь, это сработало. Ну что ж, а теперь, дитя, надо раздеться.
За время, проведённое в Доме-Под-Горой Нежина привыкла подчиняться тихому шелесту голоса старухи, поэтому медленно, одна за одной, расстегнула пуговицы на воротничке наглухо закрытого платья и, дрожа худеньким тельцем, выскользнула из него, затем аккуратно сложила. Она ничего не чувствовала, перед её глазами будто стелилось горячее марево, а щёки пылали от стыдливого жара.
- Полностью, дитя, полностью.
Поколебавшись, Нежина стянула панталоны и, стыдливо прикрывая одной рукой рыжий пух внизу живота, положила их поверх платья, чтобы вторую руку уместить на молочно-белой груди.
Хмыкнув, старуха наклонилась, подобрала одежду и комком бросила ворох тряпья в огонь камина, горевшего в её спальне даже летом. Ни она, ни Нежина уже не видели, как наливаются коричневым и тотчас пропадают в пламени обведённые молоком буквы в записке, забытой в кармане платья: «Знала бы ты, как тяжело прощаться, но мНЕ. ВЕРЬ, и к тебе судьба будет благосклонна: счастье наШЕ СТОИт гораздо ближе, чем кажется. Моё пришлО: НА неделе я выхожу замуж. Желаю тебе такого же счастья И УДАчи».