Час пик. К остановке подходит туго набитый трамвай. Двери с трудом открываются, из них вываливается спиной вперед мужичок. За ним вылазит довольно бодрая бабка, а потом и остальной народ.
В этот момент по проезжей части дороги - между трамваем и тротуаром - на не особенно большой, но все-таки на скорости, проезжает молодой ковбой на своем железном импортном коне. По правилам, он должен остановиться еще на перекрестке и дождаться, пока все пассажиры рассосутся. Но парень, видимо, сильно спешил. И так он, затейник, подгадал, что проехал задним колесом как раз по бабкиным войлочным ботам. По самым их носочкам.
Бабка охнула, отшатнулась в ужасе и упала спиной в людской пассажиропоток. А водитель авто резко затормозил, выскочил одной ногой из салона, да как заорет в праведном гневе:
- Куда ты, дура старая, прешься! Куда лезешь под колеса! Не видишь, что ли, машину! Совсем охренела!
Что на этот справедливый упрек было ответить провинившейся бабке? Куда она, действительно, прется? Бабка ничего не могла сказать. Она только шмыгала жалостно носом, беззвучно открывала-закрывала рот, всплескивала короткими ручками в больших не по росту варежках и беспомощно оглядывалась на толкающих ее пассажиров.
Такая вот картина и запечатлелась бы навек в памяти наблюдателей, если бы следом за бабкой из трамвая не вышел и чуть сам не оказался под колесом авто здоровенный детина мужественной наружности. Не говоря ни слова и даже не матерясь, он подошел к машине и молча, но от всей души пнул ее в задний бампер своим огромным ботинком. Внутри железного организма что-то жалобно звякнуло, а бампер ойкнул и покосился.
Ковбой уважительно закрыл рот, шустрым глистиком юркнул в салон, газанул и в мгновение ока скрылся с места происшествия, на ходу захлопывая дверь.
На недолгую память о себе он оставил лишь шлейф голубого вонючего дыма.