Алексей Семёнович Родионов за годы жизни пережил множество потрясений, в основном связанных с суровыми годами Великой Отечественной войны. Войну закончил недалеко от Кёнигсберга. Много лет Алексей Семёнович отдал педагогической работе в родном вузе.
ДОСЬЕ
РОДИОНОВ Алексей Семёнович (р. 02.07.1924; с. Гороховщино Н.-Ломовского р-на Пенз. обл. — ум. 25.05.2015, Пенза). После окончания семилетней сельской школы в 1939 поступил в Н.-Ломовское педагогическое училище, которое окончил в 1942. В июле 1942 был призван в армию, направлен в Саратовское пулемётное училище. Участвовал в боях за освобождение Харькова, Полтавы, Кировограда, был три раза ранен. В 1944 обучался в учебном танковом полку. С августа 1944 по январь 1945 участвовал в боях в составе 1-й танковой бригады на территории Германии. После лечения в госпитале был демобилизован инвалидом второй группы в мае 1945. В августе 1945 поступил в Пензенский государственный педагогический институт (ПГПИ) на физико-математический факультет, после окончания которого, работал учителем физики в средней школе № 5. В 1954 поступил в аспирантуру МГПИ им. В. И. Ленина. После окончания аспирантуры в 1957 был принят на работу в ПГПИ старшим преподавателем на кафедру физики. В течение двух лет работал заведующим кафедрой теоретической физики. В 1965 был командирован на работу в Гану в качестве преподавателя физики и математики. В 1966 вернулся и продолжал работать на физико-математическом факультете ПГПИ. В 1975 защитил диссертацию, получил степень кандидата педагогических наук. В 1980 был избран заведующим кафедрой педагогики факультета начальных классов. В 1985 получил учёное звание доцента. С 1985 по 1999 – доцент кафедры педагогики факультета начальных классов. С 1999 – на пенсии. Опубликовано 17 печатных работ. Награждён двумя орденами Отечественной войны I и II степени и медалями.
В мае 2010 он стал гостем редакции газеты «Педагог» и рассказал о своём личном опыте.
– Алексей Семенович, расскажите, пожалуйста, где и как вас застала война?
– Родился я в селе. В семье было семь человек: пять братьев и две сестры. Закончил семилетку, затем в 1939 году поступил в Нижнеломовское педучилище. Только 2 курса закончил, и началась война.
Что делать? Всех здоровых мужчин забрали в армию, отца тоже взяли. Село обезлюдело. Мужской половины практически не осталось, и работать было просто некому. Мне тогда было 17 лет, а учиться оставалось только 1 год. И тогда я стал работать в колхозе. А потом, в конце сентября, мы с матерью задумались, – а что же будет дальше, учиться мне или нет? Какой толк учиться, – все равно идёт война, страшно было, а потом задумались, ну не всё же пропадет! И я 1 октября пошёл на 3 курс и закончил педучилище в конце июня. 5 июля меня уже призвали и направили в Саратовское военно-пехотное училище, где готовили младших лейтенантов. Учились до апреля. Потом на фронт потребовалось новое пополнение. Нас всех сняли и отправили в войска. Я был направлен под Харьков командиром станкового пулемёта «Максим», в моём подчинении было 5 человек.
– А в каких боях вам пришлось участвовать?
– Я освобождал город Змеев. В первом бою был такой случай. Мы расположились на какой-то вершине, а ниже – лощина большая и широкая, на другой стороне какие-то кусты и там виден родник – это была нейтральная полоса между немцами и нами. Нужна была для охлаждения пулемета вода. И тогда я посылаю узбека (у меня в подчинении были узбек, таджик, украинец и русский) и говорю ему, что там, очевидно, родник в конце кустов. Винтовку на плечо, в руках – коробка для воды. Он дошёл, набрал воды, поднялся, и перед ним оказался немец, который тоже пришёл за водой. И что в итоге получилось? Наш набрал воды, посмотрел на немца, а тот на него, наш повернулся и идет к нам, а тот не стреляет. Вот тут я понял, что не всех немцев надо убивать. Когда наш пришёл, я спрашиваю: «Ты чего же не стрелял, ведь он же враг наш?» Он говорит: «Чтобы стрелять, мне надо снять винтовку, повернуться, прицелиться... он меня скорее бы убил». Я говорю: «Ну и хорошо, вы оба встретились и друг друга не убили, – в общем, так и надо было поступить. Иначе бы убили тебя...»
– В каком из сражений вы получили первое ранение?
– Уже во втором бою, – меня тогда ранило, и я попал в госпиталь, но ненадолго, всего на 1,5 месяца. Госпиталь полевой, располагался он в селе, вблизи передовой. Нас там быстро лечили и затем снова посылали на передовую. Направили меня в большое село, а там обучали военному делу юношей с Украины, которые пережили оккупацию. Учились они там всего-то месяц. Сформировали из них взводы и перебросили на передовую. Там сопки были в виде могильников, в них и располагались немцы. Нас послали с приказом взять сопку. Немцы там накопали себе окопы, которые шли в разные стороны. Нам сказали, что по команде надо подняться, кричать «ура», стрелять и очень быстро бежать, убивая противника на ходу. А кто сдастся, тех брать в плен. Вот так я первый раз ходил в атаку. Когда командир крикнул: «В атаку, ура!», то все поднялись и побежали к этой сопке. Добегаем до неё, стреляем, и я вижу: впереди три немца стоят, руки у них подняты, больше ничего не помню...
Украина. Начало октября. Теплая тёмная ночь, небо чистое, звезды яркие. Я лежу в поле. Потерял сознание. Через некоторое время пришёл в себя и увидел дорогу. Стоит машина, горит огонек и разговаривают немцы. Думал, куда идти, где наши? Тут услышал русский мат и стал направляться в ту сторону. Вышел на эту сопку. Когда я подошел ближе, то увидел обёртки от шоколадок, губные гармошки и прочие вещи. У немцев была целая линия окопов, они там расположились. Я понял, что пришел к своим, но не представлял, как же я смог пробежать такое расстояние, ничего не осознавая? Под утро немцы собрались с силами и начали наступать. Наши солдаты молодые, мало обученные. Немцы же стали обстреливать нас из минометов, меня снова ранило в пятку, и я вновь попал в госпиталь. Там я пролежал месяца два. После госпиталя меня направляют уже в 3-ю часть (я всегда попадал в разные части), и я опять попадаю на передовую. Привели нас из госпиталя восемь человек. Расположились в сельском домике. Нам сказали, чтобы мы ждали, когда за нами придут. Наступает ночь, приходит старший лейтенант и выводит нас на передовую. Там стоял стог сена, рядом сопка, на ней и сбоку от нее виднелись наши окопы, которые располагались на расстоянии 80–100 м от немецкой линии. Нас было всего несколько человек, участок совсем не контролировался, и немцы в любой момент могли тут появиться. Дело в том, что у них не было больше сил, иначе они давно бы нас сбили. Старший лейтенант ушёл, меня оставил за командира. Было где-то у меня человек 15. Потом нам сообщили, что немцы находятся справа от нас. Нужно было перейти за сопку. Я поднял всех. Мы туда перешли, окопались. Приходит старший лейтенант и говорит, что нужно было всё делать по-другому. Пока мы разговаривали, немцы стали стрелять, и все побежали в свои старые окопы, а некоторые бежали дальше, туда, где находился штаб батальона. И вот в это время половину наших постреляли: кто-то был убит, кого-то ранило, а человека три всё же добежали до батальона и сообщили, что наших там нет. В батальоне все поднялись, заняли оборону на тот случай, что, если вдруг немцы подойдут, их надо встретить огнем. Я остановил 8 солдат и приказал занять новые окопы. Мы расположились в этих окопах и ждали, пойдут ли немцы в атаку? Потом слышим: где-то справа кричат, и я понял, что немцы какие-то ненормальные, – видать, их напоили спиртным. Они пытались наступать, мы стреляли. Патроны постепенно начали заканчиваться, и тут я увидел впереди коробку с патронами, – кто-то раньше ее принес. Мы ее взяли, разделили патроны и стали отстреливаться. Так продолжалось до рассвета. Немцы несколько раз поднимались в атаку. Мы их останавливали. Потом, когда совсем рассвело, из батальона к нам пришли командир с группой солдат. Спрашивают – как мы защищались? Как же нас не побили? – Мы все хорошо защищались и крепко держали оборону. Потом командир батальона поставил флажок на сопку. Немцы мирно отступили, оставив село. Мы зашли в него. Нас троих поставили перед строем. Чем-то наградили. Я даже не помню, что нам говорили.
В 3-м бою я был в наступлении. Растянулись все. Дело было в ноябре. Уже прохладно. Поле ровное. Немцы отступали, стреляли. А мы идём по открытой местности, окопов рядом нет. Потом я увидел один окоп, а там мёртвый солдат. Мне нужно было в окопе схорониться. Я труп вытолкнул, поскольку он был маленький. Немцы же все стреляют, а я и головы не могу поднять. Затем все утихло, мы пошли дальше. Стрельба пулеметная усилилась. И здесь я получил третье ранение в шею. Хорошо, что не задело горла, пищевода и позвоночника, но плечевое сплетение было перебито, голова не держалась.
Что делать? Наши начали дальше пробираться. Мне нужно было уходить, а встать нельзя. Я увидел позади большую воронку от мины, вполз туда ногами вперед, а голова везлась по земле, носом задевая все ее неровности. Нужно было идти в медсанбат. Я встал на колени, держа голову за волосы, потом на ноги и пошел. Дошел до медсанбата, температура поднялась, я потерял сознание... После небольшого лечения меня направляют в Каунас. Там поместили в санитарный поезд и направили на Кавказ, в Железноводский госпиталь. Там я пролежал полтора месяца.
– Каким же остался в вашей памяти самый последний бой?
– Рядом в Пятигорске был учебно-танковый батальон, где учили на танкистов, и тех, кто выздоравливал, затем направляли в эту часть. Меня обучили на радиста-танкиста, кто-то был механиком, заряжающим. Направили нас в Нижний Тагил получать новые танки (Т-34). Все они были хорошо оборудованы. В каждом радиостанция. Я стал радистом в танке командира роты, а в роте было 10 танков. Мы пересекли всю Россию и остановились в Восточной Пруссии, где стояли 3 недели в обороне. Наконец, пришло время наступать. В артподготовке частвовали «Катюши» и другие дальнобойные орудия. Грохот был такой страшный, что мы не могли слышать друг друга. Обрадовались, что теперь дойдем до самого Берлина. Потом в бой пошли тяжелые танки, их пустили на передовую. Они разрушили все немецкие заграждения. А нашей роте дали приказ выйти на асфальтированную дорогу и двигаться со скоростью 70 км/ч в тыл немцам – к селу, на расстоянии около 100 м от передовой. Приказ был – наблюдать за передвижением немецкой техники через реку и сообщать всю информацию в штаб. Чтобы хорошо наблюдать, командир роты приказал мне выйти из машины и докладывать о том, что невозможно было видеть из танка. После двухчасового наблюдения нас обнаружили и стали обстреливать. Одна мина упала на дорогу, и её осколком я был ранен в четвертый раз. Вновь попал в госпиталь. До того все три ранения получил в пехоте, а четвёртое – в танковой части.
– Интересно, а где вы закончили войну?
– В Восточной Пруссии, недалеко от Кёнигсберга.
– Как же сложилась ваша судьба после войны?
– Поступил в институт. Писал левой рукой. 20 мая был выписан из госпиталя, а в июле уже подал заявление о приёме. Закончил (с 4-летним сроком обучения) отделение физики по специальности – преподаватель физики. Проработал 5 лет в 5-ой Железнодорожной школе на улице Московской. Теперь там находится 44-я школа. Потом поступил в аспирантуру, проучился 3 года. Аспирантуру закончил в Москве в педагогическом институте им. Ленина. Оттуда направили в ПГПУ. Работал на физико-математическом факультете, преподавал физику, а потом открыли факультет начальных классов. Там была всего одна кафедра. Все учебные предметы проводились этой кафедрой. Встал вопрос о её разделении. На заведование новой кафедрой педагогики и психологии пригласили меня. Там я проработал достаточно долго. На пенсию ушёл в 75 лет.
– Какую же роль сыграл в вашей жизни родной вуз?
– Я проработал здесь очень долго, с 1957 года. Если сравнивать те времена с нынешними, то тогда мы, конечно же, серьёзней готовились к работе в школе. После 3-го курса меня уже приглашали в Голицынскую среднюю школу, где не хватало преподавателей. Когда мы учились, у нас была одна цель: подготовиться к будущей преподавательской деятельности. Сейчас же у молодежи судьба менее определенная. Где будет работать, выпускник особо не представляет. Поэтому и практика не имеет для него такой уж важной цели, как тогда для нас. Раньше ведь с этим было проще. Там, где я проходил педпрактику, остался затем и работать. А в 1957 г. меня направили в институт иностранных языков им. Мориса Тореза на 1 год изучать английский язык, чтобы ехать за границу и преподавать физику на английском языке. Намечалась для этого страна Гана – это на экваторе в Африке. 10 месяцев я проучился в Москве. Английский учебник по физике я перевел, мог рассказать, как нужно преподавать. Оценили мои способности на «четвёрку», и я в 1957/58 уч. году поехал с семьёй в Гану преподавать физику. Пришлось вести и математику.
– Интересно, а в каком году вы поженились?
– Женился поздно, в 1960 году. В 1962-м родился сын Михаил. Он сейчас тоже работает на физико-математическом факультете, заведует кафедрой преподавания математики, доктор педагогических наук, профессор, член совета по присуждению учёных званий, причём, даже в разных вузах. [Михаил Родионов в настоящее время — заведующий кафедрой «Информатика и методика обучения информатике и математике», прим. 2024 г.]
– Что бы вы могли сказать о современной молодежи?
– Молодежь наша, увы, не читает, а читать-то надо. Вот заканчивают они среднюю школу, а из «Войны и мира» и главы толком никто не вспомнит, потому что и не читали. В этом отношении молодежь раньше лучше относилась к классическому образованию. Как-то у нас больше было честного отношения ко всему, просто совести. А сейчас, как я вижу, каждый хочет иметь машину, найти хорошую работу с высокой зарплатой. Если же этого не получается, то просто сидят дома. Живут за счет пенсионеров. Портятся и в нравственном отношении. Конечно, молодежь есть молодежь, – всё-таки, положительного в ней больше, нежели негативного. Нельзя сказать, что вся она такая уж плохая. Устремления серьезные, понимают, что жизнь другая, надо быть более подкованными. А самое главное, – раз в вузе учишься, то надо постигать специальность по-настоящему глубоко, чтобы видеть и практическую сторону. Относиться к этому надо серьёзно. Высшее образование по выбранной специальности нужно получить крепкое. Чтобы, придя на работу, человек её знал, овладевал новым опытом и затем постепенно поднимался по служебной лестнице. Надо серьёзно к этому подходить, глубоко. Постигать вузовские курсы и читать дополнительную литературу.
Ольга Меньщикова
Газета «Педагог», №13 (340), 25 мая 2010