Позволю себе начать с самоцитирования, это хотя и грех заметный по столетней давности понятиям, но на фоне риторики современных “Цицеронов” - далеко не первой руки. У них теперь выражение “а я уже давно об этом говорил” не только вовсе не зазорно, но и служит подчас железной формой доказательства любой глупости. Коими, собственно, и наполнено до краёв любое из их речеиспусканий.
Итак, хе-хе, “я уже давно как-то сказал”, что устойчивое выражение “некрасивая женщина” это оксюморон. Столь же верное по своей действительности, как и “серьёзный мужчина” или “прелестный ребёнок”.
У каждой, знаете ли, математической поверхности имеется изнаночная сторона. За исключением, пожалуй, известного “листа Мёбиуса”, поверхности, как известно, односторонней.
При устойчивом желании со стороны исследователя, можно и в записном алкаше, демагоге и вполне искреннем любителе сановных чересел, генерале Гурылёве, найти что-нибудь достойное и, не побоюсь этого слова, благородное. Вдруг он кошек или собачек любит, поддерживает и спасает. Хотя, при соответствующем, постоянно ему сопутствующем амбре, трудно рассчитывать на четырёхлапую взаимность, ну, может это рыбки были. Или кактусы с черепахами, что-то из живого мира, не слишком ориентирующееся на природное обоняние. И если взглянуть на, вербально очень грозного, генерала глазами кактуса, неплохим может показаться человеком, добрым и заботливым.
Таких жалких, невесело смешных, униженных, но не осознающих своего унижения, просто не способных на этот акт личного душевного мужества, там - все. Все, кто хоть как-то, хоть мельком зафиксировался в провластных информационных каналах. Кто хоть на заднем плане проходил за стоящими, в основном, на коленях группами наших граждан, вымаливающих у гаранта исполнение им своих обязанностей.
Тут есть дублон старинный.... вот он.
Нынче Вдова мне отдала его, но прежде
С тремя детьми полдня перед окном
Она стояла на коленях воя.
Шел дождь, и перестал, и вновь пошел,
Притворщица не трогалась; я мог бы
Ее прогнать, но что-то мне шептало,
Что мужнин долг она мне принесла
И не захочет завтра быть в тюрьме.
Полагаю, лучшей иллюстрацией таких коленопреклонений явится строфа Александра Сергеевича Пушкина, а не фото.
Но не об этих персонажах, достойных пера Николая Алексеевича Некрасова, будем держать с вами беседу. В конце концов, субпассионариев, в переводе на разговорный русский, людей не умеющих управлять своей судьбой, всегда существовало превеликое множество. И, кстати, далеко не только на берёзовой Руси, Чарльз Диккенс и Теодор Драйзер вам в помощь, если не знали. Эти люди, хоть и бессильны, но вполне себе обладают потоком нормального сознания, что и не позволяет другим осуждать или обвинять их в бессилии.
Хочется сказать своё ироничное слово в защиту тех, кто как бы деятелен, и даже не в меру, но при этом всё равно руководствуется чужой волей. Волей того, которого они зачастую и в глаза никогда не видели, волей которую им передают через третьи-десятые руки. Которую они сами по большей части и предвосхищают, в тех случаях, когда ценные указания поступают с определённой задержкой, по очень понятным причинам. Страх в обнимку с ужасом, он же и в президентских покоях - страх в обнимку с ужасом, парализует иногда, знаете ли.
Как бы так подобрать слово, чтобы в точности классифицировать этих, хотящих казаться пассионариями большинству населения, но в действительности являющими собой высшую степень подчинённости и унижения.
Легко было Льву Николаевичу Гумилёву, с его пассионарной теорией этногенеза, поделил всех на чёрных и белых, стало сильно темнеть - кирдык государству. Просто и понятно. А нам что прикажете делать? У нас все кошки - серые. Белые, и те, которых ещё возможно как-то осветлить, по уезжали. Чёрных - вообще одна, две. Всё остальное - кошки серые, как крысы. Вот и слово нужное подобралось - крысыонарии. Каждый по отдельности - просто грызун, пусть и неприятный, но никому не страшный. Они, когда по отдельности, и ведут себя так - стараясь быть незаметными и покладистыми, под морских свинок косят. Но когда собираются в стаю, чума приходит в, до тех пор благополучные, города и селения.
Так а почему слово-то, хоть и ироничное, но в защиту? А вы гляньте на них с другой стороны. Как говорил их главный - “вы же не живёте моей жизнью, и не знаете.” Как утомительно быть твёрдым отходом человеческого пищеварения, всплывшим, по стечению обстоятельств, в проруби однажды. Это только в поговорке всё просто и не затратно - болтайся себе, мешай людям воду зачёрпывать. А на деле?
Течение норовит под лёд, в небытие утащить, снизу - новое всплывает, младое, незнакомое, но субстанции такой же. Сверху люди с баграми и вёслами, стараются очистить водоём. А держаться не за что, только друг за друга. Сколько их таких уже полегло, внезапно запах не такой издав, или звук предательский. И не вспомнит теперь никто.
А из перспектив - лишь поля аэрации, извините за непоэтичность технологического процесса, где-нибудь, в лучшем случае в Капотне. Ассенизаторы, хоть и звались в старину золотарями, не гордятся. особенно, родом своей деятельности, не афишируют.
Эх, нам бы хотя бы парочку крысоловов, с родословной и авторитетом. Пражский крысарик, к примеру, замечательно подойдёт.