1893 год
«Область войска Донского. Завтра наша партия выступит в дорогу. В последний раз я смотрю из решетчатого окна на панораму расстилающегося передо мною города. Когда-то и я в нем жил, пользовался уважением, имел знакомых, а теперь все, все забыло меня – я каторжник. Жгучие слезы снова подступают к горлу, и невольно вспоминается минувшее прошлое. Вот он, недалеко от церкви, наш скромный домик, скрывающийся в густой листве акаций. Два года тому назад мы с сестрой проживали в нем безмятежно, не заботясь о завтрашнем дне и, казалось, нашему счастью ничто не могло помешать. Судьба, однако, готовила другое. Однажды я познакомился с доктором Ивеневым, тогда это был еще молодой врач, только что начинавший свою карьеру. Симпатичное лицо его мне очень понравилось и я, после нескольких дней знакомства, пригласил его запросто посещать мою квартиру. Ивенев не заставил себя просить и в свободное от занятий время заходил ко мне. Других знакомых, более близких, у него не было, и потому он нередко засиживался у меня до глубокой ночи. Время шло незаметно, тем более что он оказался очень образованным, начитанным человеком. Когда он начинал говорить об идеалах, о любви к человеку, в эти мгновения он воодушевлялся, глаза его горели благородным огнем энтузиазма, глубокая вера во все доброе, хорошо сквозила во всех его словах. Против его дорогих, заветных, по-видимому, убеждений трудно было возражать, и потому я всегда умолкал, пораженный его красноречием. Сестра моя в это время сидела по обыкновению против Ивенева и, оставив на стол свое недоконченное вязание, восторженно следила за всеми его движениями. Эта-то восторженность, увлечение несуществующими идеалами и довели ее до падения. Молодое, неопытное сердце девушки поддалось, наконец, и она беззаветно полюбила Ивенева. Последний заметил это (только я один не знал, что делается у меня в доме), юная, только что начинающая расцветать жизнь неотразимо привлекла его к себе, и он решил воспользоваться благоприятным случаем. Спустя месяц они уже сблизились между собой. Неправда ли, странные понятия у людей: понравился цветок – сорвал его и бросил, понравилась Ивеневу моя сестра – похитил у нее самое дорогое и тоже бросил, как будто все это в порядке вещей. Когда я принес сестре весть о предстоящей женитьбе его на какой-то богатой, титулованной наследнице, она первоначально не поверила этому и громко рассмеялась. «Чтобы Ивенев продал себя… Что ты, Вася!» - быстро заговорила она, не допуская даже и малейшей тени подозрения, чтобы он мог так нагло, бессовестно обмануть ее. Но через несколько времени она вдруг задумалась, грудь ее судорожно стала волноваться под тонной ажурной накидкой и на глазах ее выступили две крупные алмазные слезинки. «Что с тобой?» - спросил я ее недоумевающе. «Со мной…, со мной…». И зарыдав, она не договорила и, ка безумная, выбежала из комнаты. Только теперь я понял все! Вечером, вся в слезах, она вернулась ко мне, не решаясь взглянуть на меня, и в полном изнеможении опустилась на стул. «Сестра, сестра, что ты сделала!» - начал было я, но она остановила меня легким движением руки. «Поздно», - прошептала она. Да, действительно было поздно: за несколько часов перед этим она была у Ивенева. Последний, в ответ на ее мольбу о любви, логически стал доказывать ей, что любовь, собственно, с идеальной точки, не более, как простое заурядное проявление жизни всякого индивидуума, и что между ней и браком, благоразумным, конечно, постоянно лежит глубокая пропасть. В заключение он чрезвычайно вежливо выпроводил ее за дверь. Бедная девушка только одно поняла, что он более не любит ее. Уходя, она незаметно взяла со стола доктора коробочку с цианистым калием и по дороге к дому приняла яд. Да, было поздно: ничто не могло уже спасти ее!
Что оставалось делать мне? В течение нескольких дней после ее смерти, я ходил, как чаду, убитый горем, опозоренный своим другом и изверившись во всем. Жизнь уже не казалась мне такой заманчивой, как прежде. Я долго думал и наконец пришел к тому убеждению, что раз сестры нет на свете – не следует жить и человеку, ее опозорившему. И вот я купил револьвер, сунул его в карман и отправился к Ивеневу. Было 7 часов вечера. Солнце прощалось уже с землей, оставляя после себя роскошное, переливавшее всеми цветами зарево. В воздухе, несмотря на минувший жаркий день, чувствовалась небольшая прохлада. Легкий шаловливый ветре изредка играл оконными занавесками. Ивнев задумчиво сидел с книгой, когда я вошел к нему в кабинет. Заметив меня, он видимо смутился и быстро встал со стула. «Наконец-то, дружище! Я уже думал, что ты позабыл меня», - после неловкого молчания, порывисто заговорил он. Я спокойно сел на предложенный мне стул и несколько мгновений в упор смотрел на растерявшегося Ивенева. «Скажи, пожалуйста, давно ты сблизился с моей сестрой?» - дрогнувшим голосом сказал наконец я. Густая краска стыда залила все его лицо. «Но… про какую ты связь говоришь?» - залепетал он. Наглое издевательство над памятью умершей взбесило меня. «Не притворяйся, я все знаю! - почти вскрикнул я. – Скажи лучше, почему ты не хотел жениться на ней?» «Но помилуй, такой неравный брак… Наконец, я сам человек бедный». Должно быть, выражение лица моего в эту минуту было особенно страшно, потому что он вдруг с испугом взглянул на меня. «Что вам от меня надо? Уйдите, пожалуйста!» - сказал он. «Только твоей смерти», - хладнокровно произнес я, вынимая из кармана револьвер. В то же мгновение, с криком о помощи, он быстро бросился ко мне и судорожно схватился за руку. Один за другим прогремели два выстрела, и все смолкло. Когда дым рассеялся, я увидел лежавшего в луже крови Ивенева, тщетно пытавшего подняться с пола. «Что я тебе сделал, - прохрипел он, захлебываясь кровью, - твоя сестра оклеве…». Я еще раз выстрелил в него. Через минуту меня арестовали… Бедная Вера, помолись обо мне, но я не мог поступить иначе – я отомстил за тебя!»
«Ростов-на-Дону. На днях в камере мирового судьи 2-го участка разбиралось интересное дело по обвинению персидско-подданного Хасана Садыкова в похищении мошенническим способом денег из магазинов. Дознанием было выяснено, между прочим, что Садыков заходил по обыкновению в какой-нибудь магазин и начинал приценяться к вещам. Сошедшись в цене с продавцом, он давал ему в уплату 100-рублевый кредитный билет, получал сдачу и затем вступал с ним в препирательство относительно сбавки с первоначально условленной цены. Кончалось дело тем, что торговец, конечно, не соглашался на уступку, и Садыков, возвратив ему, по-видимому, не тронутую сдачу, получал свой неразменный 100-рублевый кредитный билет и спешил немедленно же скрыться из магазина. По проверке сдачи, в ней обыкновенно постоянно не досчитывалось до нескольких десятков рублей. Жертвами подобных мошеннических проделок в Ростове сделалось несколько человек. Но, наконец, изобретательный персиянин, благодаря энергическим действиям полиции, был выслежен на месте преступления и предан в руки правосудия. Мировой судья, ознакомившись со всеми проделками Садыкова, приговорил его к заключению в тюрьме на 5 месяцев».
«Ростов-на-Дону. Вчера поплатился жизнью за страсть к излишнему употреблению водки бравый моряк Михаил Шишов, казак Старочеркасской станицы. Накануне смерти, ночью, Шишов в обществе сослуживцев отправился с судна в трактир, где компания угощалась в течение нескольких часов. Выпито было столько, что моряки, в том числе и Шишов, возвратились на судно в бессознательном состоянии и улеглись в каюте. Ранее всех проснулся Шишов и, по обыкновению, похмелился, выпив несколько рюмок. Затем он снова заснул, но больше уже не просыпался. Вскрытием обнаружено, что смерть последовала от паралича сердца в состоянии сильного опьянения».
«Нахичевань. На днях в город Нахичевань попал казак Манычской станицы, некто Мямин, проходил по улицам, с интересом взирая на столбы электрического освещения и, наконец, решил «подкрепиться». Вечером уже, допившись до «зеленого змия», он вышел из Нахичевани, прошел несколько десятков саженей и, повалившись на землю около кладбища, заснул богатырским сном. Какие сновидения грезились ему в это время – еще не выяснено дознанием, но зато пробуждение его было не из особенно приятных. Схватившись машинально за карман брюк, где у него хранились 110 рублей денег, он только ахнул – бумажником уже успел кто-то воспользоваться».
«Ростовский округ. Работы по уничтожению саранчи в округе почти закончены. Благодаря роскошной травяной растительности, которой главным образом питалась саранча, хлеба уцелели. Дожди оказали в этом отношении также немаловажную услугу». (Приазовский край. 168 от 04.07.1893 г).
1894 год
«Таганрог. Касса местного газового завода, как видно, по вкусу пришлась любителям чужой собственности, и они, несмотря на первую неудачу похитить ее, решились на кражу во второй раз. Нужно сказать, что контора газового завода, где помещалась соблазнительная касса, находится на нижнем этаже, вдали от жилых комнат. Это обстоятельство много помогло злоумышленникам, и они, выдавив верхние стекла в двери, сломали замок, сняли болт и вынесли кассу на улицу, где, разбив ее, вынули находившиеся в ней 100 рублей, а затем кассу бросили в колодезь на Касперовке. Подозревают в краже недавно рассчитавшихся рабочих, между которыми был, как говорят, вернувшийся из Сибири каторжник, отбывавший срок наказания». (Приазовский край. 170 от 04.07.1894 г).
1895 год
«Ростов-на-Дону. Купается у нас не мало народа и на открытом воздухе, отчего получаются картинки в чисто пошехонском стиле. Что называется, sans-gene, в чем мать родила люди погружаются в мутные воды старика Дона. Притом – полнейшая egalite – без различия пола и возраста. Зачем, дескать, платить за удовольствие посидеть несколько минут в грязной ванне, когда можно тот же «комфорт» иметь и без всякой комнаты. Логично, логично. Однако, зачем же сквернословить во время купания и вести себя по (неразборчиво) с цинизмом необузданным и грубостью хамской, уголовно наказуемой? Множество на этот счет поступают к нам в редакцию жалоб. И ясно из них одно, что не мешало бы городскому управлению ограничить купающуюся публику от диких выходок безуздых саврасов. В особенности женщин необходимо защищать, потому что они, как всегда, служат для этих нахалов мишенью безмерных пошлостей и дерзостей. Вот, где стражники нужны, но только не ночные, а дневные».
«Ростов-на-Дону. Ростовским городским управлением, по примеру других больших городов, предполагается ввести денежный сбор с велосипедистов в размере 5 рублей в год с велосипеда».
«Ростов-на-Дону. Господин полицмейстер, узнав, что во многих ростовских гостиницах, трактирах и пивных, где имеются бильярды, допускается игра на деньги, издал следующий приказ по полиции:
«Предлагаю господам приставам немедленно объявить содержателям поименованных заведений, кои имеют бильярды, чтобы они на будущее время отнюдь не допускали никаких денежных игр на бильярдах, под опасением привлечения к ответственности; кроме этого, я вынужден буду ходатайствовать о наложении административного взыскания в виде лишения права иметь бильярды и проч.».
«Ростов-на-Дону. На детской поляне, находящейся в городском саду, прибавлены некоторые гимнастические приспособления и новые игры. За гимнастикой наблюдает там приглашенное управой лицо, которое вместе с тем руководит и детскими играми».
«Область войска Донского. «Власть тьмы» Л. Н. Толстого, как помнят еще все, при своем появлении в свет вызвала нападки на великого писателя по всему почти фронту критиков русской периодической прессы. Упрекали, между прочим, Толстого за то, что он взял сюжет якобы не типичный для русской деревни, а исключительный, а затем еще сгустил краски в обрисовке самых грубых, зверских поступков героев кровавой драмы. Великое произведение великого писателя успело уже обойти сцены почти всего мира, и только одна русская сцена отвернулась от него; только мы, русские, не хотим признать еще «Власть тьмы» художественным произведением, народной драмой, широко и смело рисующей картину нравственного мира русской деревни.
На обширных просторах русского государства, в глухих заброшенных деревнях, на окраинах больших городов, в стенах фабрик, везде, где ютится бедный русский люд, неизменно тяготеет над ним могучая и страшная власть тьмы, под давлением которой очень часто разворачиваются ужасные драмы, хрустят человеческие косточки. Донская область, увы, не представляет из себя в этом случае исключения. В «Приазовском Крае» своевременно сообщалось о происшествии, имевшем место в конце прошлого года в станице Константиновской.
Тогда компания женщин со своими любовниками пьянствовала всю ночь, затем убила мужа одной из этих женщин, вытащив его во двор, а сама в той же комнате, где совершено было убийство, провела остаток ночи. Утром на другой день убийц, жену покойного и ее любовника, нашли спокойно спящими. Разве это происшествие не напоминает собой сюжет «Власти тьмы».
Но вот другой случай, поразительно сходный с сюжетом, легшим в основу знаменитого произведения «великого писателя земли Русской».
Место драмы – хутор Моисеев, Второго Донского округа, Кобылянской станицы. Главное действующее лицо – женщина, бойкая казачка с пылким южным темпераментом. В 13 лет она представляла из себя уже вполне сформировавшуюся девушку; на 14-м году выходит замуж. Через 11 лет после этого умирает ее муж, и она остается 24-х летней вдовой с тремя детьми, на которых очень мало обращает внимание и которых совсем не любит. За нее сватается казак Потемкинской станицы – Попов, вдовец, уже имеющий двоих детей. Состоялась свадьба. В самый день свадьбы умирает один из детей вдовы. Брачный стол в одной комнате, а в другой гроб. Скоро, затем, умирает второй ребенок, а третий попадает под колесо в маслобойне и убивается насмерть. Супружеское сожительство Поповых было в высшей степени печально. Жена беспричинно постоянно ревновала мужа, который настолько подчинялся воле своей супруги, что совершенно обезличил себя и сносил даже побои от нее. Старший сын Попова сначала заступался за отца, когда мачеха нападала на него, но после того, как отец строго запретил ему мешаться в его ссоры с женой, он оставался равнодушным зрителем ссор, которые часто вызывали на сцену такого рода орудие, как коромысло, притыка с ярма и даже лом. Все это не мешало, однако, милым супругам прижить еще троих детей. Сын Попова, меж тем, женился и, не находя никакого удовольствия жить в одном доме с отцом и мачехой, начал проситься у отца на «отдел». Отец не соглашался.
Однажды Попов сильно повздорил с женой; сора кончилась дракой, причем жена нещадно избила Попова коромыслом. Несчастный крикнул, чтобы сын заступился за него. Тот исполнил просьбу отца и заставил мачеху прекратить побои, а она убежала из дома и в эту ночь не ночевала дома. Но после этого случая она тайно от мужа стала настаивать, чтобы сын его просился в «отдел». Конечно, тот охотно возобновил свои просьбы перед отцом и добился удовлетворения их. После ухода сына из дома, Поповы взяли к себе в дом работника-крестьянина Журавлева, с которым хозяйка вскоре вступила в интимные сношения. Попов догадался и начал следить за своей женой и работником.
Однажды Попов работал со своей веялкой в хуторе Небокове, Потемкинской станицы, у урядника Соловьева. Мучимый подозрениями и ревностью, он внезапно ночью возвращается домой и застает жену в fragrant delit, как говорят французы. Проснувшаяся Попова мигом сообразила, в чем дело, схватила лом и ударила им мужа по голове. Удар был смертельный. На другой день после убийства Журавлев отогнал лошадь с дрогами Попова верст за 30 от хутора в балку Караичеву, на войсковую землю, а сам отправился кончать, вместо хозяина, работу на веялке, затем продал эту веялку за хлеб, который отвез к Поповой. В последствие, благодаря главным образом энергическим розыскам молодого Попова, сына убитого, удалось пролить свет на эту драму и предать преступников в руки правосудия.
Оказалось, что тело нечастного Попова убийцы закопали на дорожке к огороду, в расчете, что никому в голову не придет искать его там, где все постоянно ходят... Они вырыли маленькую, неглубокую, всего в аршин яму, и, так как тело не помещалось здесь, то Журавлев и Попова положили его винтообразно, скрутив голову в одну сторону, а ноги – в другую, а так как тело уже окоченело, то ноги при скручивании сломались и убийцы положили их под мышки.
Я прерываю здесь рассказ, чтобы заметить, что перед этой операцией с мертвым телом, перед этим отламыванием ног у мертвеца, бледнеют знаменитые толстовские «косточки хрустят».
В текущем году дело это разбиралось в окружном суде, причем на столе вещественных доказательств фигурировал лом, череп и волосы жертвы преступления.
Конечно, Журавлев и Попова осуждены. Убийцы Тюрморезова в станице Константиновской тоже осуждены. Но осуждение убийц, давая обществу некоторое нравственное удовлетворение, не дает ему полного удовлетворения, и это потому, что главный первоисточник этих убийств – власть тьмы, по-прежнему остается царить среди русской деревни. Необходимо скорее сломать могучую силу этой власти и тьме противопоставить свет. Школа и книги – вот оружия против власти тьмы, вот чем можно освободить деревню из-под позорного и гнетущего ига и вывести ее на Божий свет. Как в драме Толстого, так и в рассказанных мною сейчас случаях главными виновницами убийств явились бабы. Вообще можно сказать, что власть тьмы больше тяготеет над бабами, чем над мужиками, и это опять-таки потому, что школа и книга гораздо меньше коснулись русской бабы, чем мужика. Обязательное обучение детей грамоте и учреждение библиотек по деревням – это один из самых насущных, неотложных вопросов. Ибо как же, в самом деле, не господствовать в деревне тьме, когда крестьянин кроме кабака, не имеет ничего, что давало бы возможность коротать свой досуг, не скучая? Когда наш деревенский народ «Белинского да Гоголя с базара понесет» книги, тогда, и только тогда рассеется над деревней ненавистная для нас власть тьмы». (Приазовский край. 171 от 04.07.1895 г).