Аленка металась по своему маленькому домику, билась о стены, как попавшая в стеклянную банку бабочка, не могла ни на секунду остановится, не находила себе места. Все валилось из рук, и через несколько часов она, накинув на себя тулуп и платок выскочила на улицу и побежала к дому Мирона. Хоть Бэлла и велела не торчать здесь, но выдерживать неизвестность, да еще в одиночестве Аленка не могла, она бы сошла с ума, а там все таки люди, хоть какие, но люди. Когда она влетела в зал, то ей показалось, что время застыло - почти ничего не изменилось. Илья Петрович по прежнему смотрел в стену остановившимся взглядом, только вот лицо его было похоже на маску мертвого - синеватое, страшное, нездешнее. Бэлла замерла на стуле у стены, Любовь сидела в кресле, Эльза крошечным комочком притулилась у окна, скомкав свое маленькое тело на табуретке, как лист бумаги. Даже воздух казался мертвым, кто-то на полную запустил отопление и душный жар проникал в каждую щель, кружил голову. Когда Аленка вошла Бэлла устало подняла на нее глаза, вздохнула
- Пришла? Ну сядь, коль пришла, не маячь. И так тошно. Тулуп свой сними, а то на тебя смотреть страшно. И глаза так не пучь, неизвестно ничего. Глухо.
Она встала, потерла глаза, как будто ей что-то мешало смотреть, и Аленка вдруг увидела не шикарную королеву, которой Бэлла была еще несколько месяцев назад, а сгорбленную, замученную женщину. И было такое чувство, что эта женщина больше ничего не ждет от этой жизни, что все кончилось и ей осталось только уйти. Бэлла вышла из комнаты, и все изменилось - Эльза подняла голову, Любовь встала, подскочила к Аленке, зашипела
- Говорят, Вероника Мишаню украла. Как она выжила, чертова ведьма в этой тундре, одному Богу известно. А теперь решила всем отомстить. Убьет мальчишку, с нее станется. Она оторванная совсем, дурная. А то и Прошку твоего прикончит, говорят у нее ружье.
Любовь не успела договорить, как мимо ее головы просвистел тяжелый подсвечник. Каким -то чудом дед не попал, но только что готовый мертвец превратился в дьявола, одним прыжком подскочил к няньке, с размаху врезал ей по лицу, а когда она упала, не удержавшись от такого удара, уселся ей на грудь и начал душить. Аленка бросилась на ненормального старика, стараясь оттащить от женщины, но не тут-то было. Руки деда налились свинцом, Любовь уже хрипела, и все кончилось бы очень плохо, если бы не открылась дверь.
На пороге стоял Прокл… Он был без тулупа, на руках держал Мишаню, укутанного по самые глаза, и было понятно, что еще пару шагов и он рухнет на пол. Илья Петрович разом пришел в себя, соскочил с потерявшей сознание няньки, бросился к внуку, отнял мальчика у Прокла, прижал его к груди и завыл, как раненый зверь. Но быстро взял себя в руки, уложил мальчика на диван, стащил с него Проклов тулуп, прикрыл одеялом.
- Что? Где? Кто его? Что молчишь, идол?
Дед хрипло выкрикивал отдельные слова, но уже не ждал на них ответа. Ворвавшиеся охранники бросились врассыпную по комнате, как напуганные тараканы, откуда-то взявшаяся Бэлла хлопотала около Мишани, Эльза протирала мокрым полотенцем белое лицо очнувшейся Любови, квадратный доктор набирал что-то в шприц из здоровенной ампулы. А Аленка с ужасом, как во вдруг замедлившихся кадрах страшного кино смотрела сквозь эту суету на Прокла. А он прислонился к стене, старался удержаться на ногах, ухватившись за спинку стула. А на рубахе справа набрякло тяжелое черное пятно…
…
- Вот видишь, лягуш, опять ты за мной ходишь. Не повезло тебе с мужиком, не мужик, а развалина. Бросай меня к шуту, найди себе сильного и молодого.
Прокл шутил, в его глазах метались чертики, а у Аленки в душе цвели розы и пели соловьи. Вчера перед отъездом в поселение к ним зашел Илья Петрович. Он уже совсем пришел в себя, к нему снова вернулась его железная мощь и спокойствие, даже ириску жевал, как ни в чем не бывало. Только в последние дни Аленка не разу не видела его без внука, он не отпускал его ни на минуту. Вот и вчера он пришел с ним.
- Садись тут, Мишута. Мы поговорим и пойдем, вертолет уж ждет нас с тобой. Давай.
Мальчик кивнул, но вертко, как обезьянка, обежал деда, подскочил к Аленке, прижался головой к ее бедру. Дед сморщился, но ничего не сказал, вытерпел, подождал. Мишаня потеребил Аленку за руку, сказал тихонько
- Поехали со мной. Ну пожалуйста. Я ненавижу их всех. Кроме тебя.
Дед вздохнул, цвиркнул куда-то сквозь сжатые зубы, из-за двери выскочила Эльза, оттащила Мишаню, что-то быстро зашептала ему на ухо, и мальчик послушался, покорно пошел за ней. Илья Петрович подошел к кровати, на которой лежал еще не очень окрепший Прокл и вдруг встал перед ним на колени.
- По гроб жизни! До последнего часа не забуду, что ты сделал для меня, Проша. Век за тебя буду Бога молить…
Прокл растерянно сел, упершись в подушки, скривился от боли в раненом плече, хотел было протянуть руку, чтобы поднять деда, но тот встал сам.
- Про дрянь эту подохшую не думай. Никто тебя не обвинит, вообще про нее никто не вспомнит, как про собаку бешеную. туда ей и дорога, слава Богу, что ружье сумел отнять, вот ведь погань дрянная. Закопали, никто и холм ее не найдет.
У Аленки от этих страшных слов что-то оборвалось внутри больно и остро, но она глубоко вдохнула и боль прошла. А дед покопался в кармане пиджака, вытащил сложенную пополам бумагу, помахал ею, как флагом.
- Ходатайство! Сам отвезу, прямо куда надо. Костьми лягу, а тебя помилуют. Так что - готовьсь. На выход!
…
И теперь Аленка считала дни… Она понимала - быстро это не случится. Но она точно знала - ее Карай дождется их с Прошей. Освежит их своей прохладной водой и согреет жаркими песками ласковых берегов…