Заглавный вопрос, разумеется, риторический. Помимо же этого, ещё и эталонно неправильный. Уже содержащий в себе ложные посылки. Интересен, таким образом, не сам по себе вопрос, а его происхождение. Родом же данный вопрос, как обычно, из комментария.
...То есть, вопрос неправильный, но и непростой. Основу для возникновения таких вопросов создаёт целый пласт укоренившихся, – в том числе и в среде людей мыслящих, – заблуждений. Философию нельзя куда-то «поднять». Она в основе всего. Прочие науки выросли из неё, официально выделившись, как отдельные направления, лишь в XVIII веке. И наследием данного положения дел является сохраняющаяся ещё в западных странах учёная степень «доктора философии», ныне примерно эквивалентная кандидатской, но изначально подразумевавшая, что человек уже изучил азы, и теперь заниматься наукой может.
Без философии делать в науке нечего. Ведь всякое рассуждение, теория в естественных науках, теорема в точных, начинается с базовых положений, – соответственно, с принципов или аксиом. Установление истинности, подразумевает критерии истинности, – хоть бы критерий Поппера. А откуда берутся критерии?
И всё это не рассуждения, а – суровая практика. Ответы на столь любимые многими и неизменно задаваемые в контексте обсуждения Теории Большого Взрыва вопросы, «откуда взялась материя» и «что было до», очень легко дать, – они просты, очевидны и общеизвестны, – но заведомо не могут быть поняты в отсутствии базового знания онтологии. Ибо речь там пойдёт о дефиниции бытия и границах определимости прочих понятий, которыми мы, – включая тех, кто вопрос задаёт, – оперируем. Нет смысла ни задавать вопрос, ни давать на него ответ, без понимания что использованные при этом слова означают.
...Тем не менее, как легко видеть, – всё плохо. Уверенность в превосходстве естественных наук (а если что, сам я физик) засела в умах чрезвычайно глубоко. Ведь в физике всё может быть проверено и доказано, тогда как философские теории непроверяемы… Что? Правда? Если в физике всё доказуемо, откуда берутся толпы людей, уверенных что Большой Взрыв «только теория», темная материя «её подпорки», «в ядре Земли водород», Квантовая Механика – какая-то ерунда, и «нужно вернуться к теории эфира»? Не говоря уж, о «кошка никогда не превратится в собаку»… Им ничего не доказано и доказано быть не может, поскольку само понимание того, что «доказательством» называется, откуда оно берётся и как его узнать, – то чём занимается именно философия. Запомнить слова «проверка предсказательной силы» мало. Нужно ещё и понимать их значение.
С философией всё скверно. Ибо к данной науке советский, бывший советский и постсоветский человек относится с величайшим презрением. А человек этот, кстати, довольно противоречивый персонаж. Готовность воспылать праведным гневом при любом неблагожелательном отзыве о классиках марксизма сочетается в нём с глубокой и всесторонней неосведомлённостью в вопросах марксистко-ленинской философии, и пренебрежением к философии вообще… Причём, вполне закономерно. Советской системой образования именно такое отношение и формировалось. Преподаваясь всюду в совершенно несообразных объёмах, в СССР марксизм превратился в религиозную догму. И представления о философии, – а особенно о том, для чего эта наука нужна, – закономерно основывались на совершенно негодном примере… Памятно, в частности, утверждение Маркса, что если в прошлом философы лишь стремились объяснить мир, марксисты ставят цель изменить его…
И не то чтобы утверждение ложно. Стремились же изменить. Исходя из не слишком удачного объяснения, которое дали сами. Со вполне предсказуемым результатом.
Любая наука стремится объяснить мир и существует для этого. Менять в мире что-то, основываясь на полученных знаниях, – задача уже не для учёных. И физика, в частности, изучает закономерности движения материи, объясняя с этих позиций наблюдаемые факты. Философия же, – во-первых, – занимается понятиями, объясняя тем, кто дальше намерен заниматься чем-то «в частности», что такое «материя», «движение», «закономерность», «наблюдаемость» и «факт». Ибо всё это не просто слова, не термины, а категории мышления. Они – как слова, и даже как категории, – отнюдь, не всегда были. Для того, чтобы понятие появилось, кто-то умный должен придумать его и ввести в оборот… И большую работу здесь проделал Аристотель. Но не только он.
У меня достаточно много публикаций, посвящённых, этому занимательному аспекту. Почему, например, реальный Пётр I, в отличие от Петра из романа Алексея Толстого, не мог считать Россию «отсталой»? Не мог, потому что и слова такого не имелось ещё в русском языке, и обозначать им ещё было нечего. Такая категория, как «прогресс» (а значит, и производная от неё «отсталость») – закономерное движение от простого к сложному и от не совершенного к совершенному, – была открыта европейскими философами уже после смерти Петра I. Он не мог быть в курсе дела.
...Таким образом, даже если кажется, что дипломированный философ занят какой-то ерундой, – исследует переписку Энгельса с Каутским или развитие концепции Троицы в доисламской Северной Африке, – предметом его изучение является развитие идей и понятий. Без понимания которого нельзя и понять, как мыслили и почему именно так, соответственно, действовали люди в прошлом.