– Вы поговорили с Самойловыми? – атаковала меня Анаконда буквально на следующий день.
– Да, – кивнула я и почувствовала, как ледяные иголочки входят в сердце. Ещё немного – и я снова не выдержу, скажу что-нибудь резкое.
– Очень хорошо, – отчеканила эта женщина с грязными глазами. – Но, полагаю, вы пошли по пути меньшего сопротивления – пообщались с отцом ребёнка. Нужно с матерью. Отец там ничего не решает, а ребёнок всё же живёт с матерью, и поэтому именно там нужно находить точки соприкосновения. Это несложно. Даже если Самойлова будет возмущаться. Перешагните через это – они уйдут, и вы их больше никогда не увидите.
«Дай мне сил, Господи!» – взмолилась я мысленно.
К счастью, мне не пришлось отвечать и обещать то, что я точно не смогла бы исполнить. Разговор со скандально-склочной Лёлей я бы точно не выдержала.
– И ещё, – сделала Листьева значительную паузу и посверлила меня серыми буравчиками, – мне тут рассказали, что вы ведёте себя неподобающе. Позорите святое имя учителя да и женщины в том числе. Я закрыла глаза на ваши высокие отношения с господином Рейнером. Но, кажется, вы не остановились и подаёте знаки внимания господину Самойлову, который резко воспылал любовью к брошенному сыну и регулярно стал посещать школу. Полагаю, не ради ребёнка, а ради ваших прекрасных глаз.
Я смотрела на Анаконду во все глаза. У меня дар речи отнялся буквально, а не фигурально. Она сейчас серьёзно?
– Моральный облик моих подчинённых – это важно. Мы стоим в авангарде, на нас смотрят родители, нас оценивают, нам доверяют жизни и судьбы детей, – несла она какую-то пафосную чушь, будто на митинге выступала.
– У меня всё хорошо с моральным обликом, – решилась прервать её я, потому что выслушивать всё это – выше всяческих сил. – Если у вас всё, я пойду, у меня скоро урок, – посмотрела я на часы и покинула кабинет директрисы под зловещее молчание.
Она как-то резко заткнулась. Видимо, не ожидала, что я настолько обнаглею и дам отпор.Впрочем я не солгала: как раз прозвучал звонок на урок. И вряд ли она посмела бы задерживать. Дисциплина же прежде всего.
Нужно дожить до конца рабочего дня. Я хотела сбежать домой, открыть старенький ноутбук и прошерстить вакансии.
Но жизнь внесла ещё одни коррективы в мои далеко идущие планы. Как только я села в машину, у меня зазвонил телефон.
Незнакомый номер. Но я даже не задумалась, а ответила.
– Здравствуйте, Аня, – вежливо поздоровался на том конце девичий голос. – Пожалуйста, не отключайтесь. Мне очень нужно с вами поговорить.
Я и не собиралась. Кто она?.. Чья-то родительница?..
– Меня зовут Наташа. Мы не могли бы с вами встретиться? Это… нетелефонный разговор.
– Хорошо, – согласилась я, понимая, что могла бы отказаться или назначить встречу на другой день.
– Я тут, неподалёку, – обрадовалась незнакомка и назвала кафе, где мы разговаривали с Самойловым.
Она меня знала, потому что, как только я вошла, помахала рукой.
Милая. Наверное, чуть старше – лет на пять. Но я точно никогда её не видела раньше.
– Здравствуйте, – улыбалась она, демонстрируя ямочки на щеках. Слишком дружелюбно, а поэтому не совсем естественно. – Я та самая Наташа, которая вам звонила.
– Добрый день, – присела я за её столик.
Она нервничала. Я видела это по рукам. По пальцам, что бесцельно порхали над столом и то поправляли приборы, то комкали салфетку.
* * *
– Пожалуйста, – подтолкнула я её к разговору, – если можно, то по сути. У меня нелёгкий день выдался…
– Да-да, конечно! – закивала она быстро, отчего белокурые локоны красиво рассыпались по плечам. – Я вас надолго не задержу.
Она вдохнула, выдохнула, пожевала нижнюю губу, а потом решилась.
– Речь пойдёт о Вадиме.
– О моём муже? – невольно сорвалось с губ. Наверное, от удивления. Я ждала чего угодно, только не этого. Но да, он всё ещё мой муж.
– Я всё понимаю, Анна, – засуетилась и зачастила она, – и я бы никогда вас не потревожила, если бы не обстоятельства…
– Чего вы хотите? – прервала я её, потому что уже, кажется, понимала, кто эта женщина.
– Оставьте его в покое, а? – жалко пролепетала она. – Я всё понимаю… За таких мужчин держатся… Но у вас не получилось. К тому же обстоятельства…
– Лезть в чужую постель – обстоятельства? – поинтересовалась я.
– Вы меня узнали? – мило потупила она глазки. – Не судите… Хотя судить легко, понять сложно… Мы с Вадимом давно… Он говорил, что у вас проблемы, что он не хочет вас ранить, потому что… В общем…
Я поднялась со стула, не желая выслушивать весь этот бред. Она что, моего благословения хочет? Уже разрушив всё? Или потоптаться по мне?
– Не уходите! – выпалила она. – Я… вот! – поднялась и она из-за стола.
И тогда я увидела. Небольшой, ещё практически незаметный, но животик. Округлившийся, натянувший платье, что уже было ей слегка маловато.
– Я беременна, – заглядывала она мне в глаза. – Я понимаю, что не имею права просить… Но ребёнок же не виноват… в том, что мы все запутались…
– Я никогда и ни в чём не путалась. Никогда не делала гадости, не спала с чужими мужьями, старалась не делать людям больно. А всё остальное – решайте сами. Без меня. Я ушла от мужа. В тот самый день, когда застала вас в своей постели.
Она не знала. Я видела это по её лицу – удивлённо-ошарашенному, по округлившемуся рту. Стыдно об этом думать, но вид у неё был глупый. Она сразу стала похожа на рыбу с толстыми губами и стеклянными глазами. И нет. Я её не жалела. Ничего внутри не шевельнулось. Наверное, я уже истратила весь запас своей человечности и человеколюбия.
– Всего хорошего, – смогла из себя выдавить и ушла не оглядываясь.
Уже на улице меня накрыло. Дрожали руки, тело ходуном ходило. Я дошла до машины, села в салон, но ещё долго не решалась завести мотор и уехать.
Она украла моего ребёнка – вот о чём я думала. Нелогично, глупо, горько, нерационально. Но где она – эта логика и ум, когда я могла думать только о том, что я не смогла, а она – вон, в нескольких шагах, с животом, в котором растёт ребёнок.
Значит, Вадя всё же мог, а я нет. Пустышка. Бесполезная оболочка. Не женщина. Какие злые слова я себе только ни сказала в те тягостные несколько минут, пока пыталась взять себя в руки, а у меня ничего не получалось.
Я нуждалась в отдушине. В воздухе, которого не хватало. Я задыхалась от сухих рыданий, когда из глаз – ни слезинки, а внутри всё истекало кровью моих несбывшихся надежд.
«Приезжай, – написала я в смс Рейнеру. – Пожалуйста», – добавила торопливо, чтобы единственное слово не выглядело ни приказом, ни истерикой.
А потом наконец-то покинула стоянку. Домой. Спрятаться. Забыть обо всём. Принять обезболивающее. И не лекарство, а мужчину, который мне поможет выкинуть из головы всё лишнее.
Продолжение следует...