Начало этой молитвы подсказывает, что восстание от сна все же осуществилось. К Тебе, Владыко Человеколюбче, от сна востав прибегаю… Это очень хорошее и своевременное, осмысленное начало новой жизни. Начинается день — и начинается он с соответствующего новой жизни обращения к Богу. Начинается день — и с чего же еще ему начаться у верующего в Бога человека, восставшего ото сна, как не с такого обращения? Неверующий может начать свой день с чего угодно, в соответствии с набором своих ценностей, но очень нечасто начинает действительно с главного, если только оно, это главное, вообще может быть им осмыслено. Хочется надеяться, что у нас, христиан день начинается верным образом, если же у кого и не так, то как только он заметит это, даже и не совсем своевременно, пусть все же попробует взять себя в руки и начнет исправляться, чтобы впредь каждый новый день начинался с верного обращения к Богу; и тогда, даже если ничего другого в религиозном плане не обрящется, то уже и одного этого будет достаточно для доброго начала дня.
Замечательно также, что здесь обращение ограничивается двумя очень важными словами: «Владыко Человеколюбче». Слово «Владыко» определяет иерархичность духовного сознания, а слово «Человеколюбче» связано с переживанием Божественной любви, направленной к высшему творению — человеку.
Но здесь святой Макарий подсказывает и динамическую насыщенность этого обращения: К Тебе… прибегаю, и на дела Твоя подвизаюся милосердием Твоим. Слово «прибегаю» указывает на устремленность человека к Богу, а слова «подвизаюся на дела Твоя» указывают на необходимость подвига и действий, которые могут производиться только в контексте духовного, а не какого-нибудь другого делания. И поскольку речь идет о «делах Твоих», то есть о делах Божиих, а значит, об исполнении дел, имеющих преимущественно духовное содержание, то потому здесь требуется особое милосердие Божие, о чем и говорится далее в молитве. Но и всякие дела вообще, когда они совершаются в контексте не быта (бытовой суеты), но бытия, действительно более всего требуют и серьезного личного внимания, но и ровно в такой же степени и Божией помощи (милосердия), о чем и говорится далее в молитве — …и молюся Тебе: помози ми на всякое время, во всякой вещи…
Что же — день начался, но, к сожалению, состоит он большей частью в установках и действиях, определяющихся не столько контекстом высшего бытия, сколько вполне бытовыми причинами, либо связанными с необходимостью в поте лица (Быт. 3:19) зарабатывать себе «на кусок хлеба» (то есть нейтральными в духовном отношении), либо обусловенными различными аспектами человеческих взаимоотношений, хорошо, когда добрых, но ведь порою и совершенно греховных.
В таких случаях, когда речь идет не о жизни, проявляющей себя в богоугодных делах «воссиявшего» дня, но о жизни, разворачивающейся так, как будто пробуждение в правде и не состоялось, тогда неизбежно приходится просить: …и избави мя от всякия мирския злыя вещи и диавольскаго поспешения. Здесь говорится о противном правде Божией предпочтении человеком земного падшего бытия, насыщенного злом («мирская злая вещь») и связанного с обычными, традиционными сатанинскими внушениями («диавольское поспешение»), и это суть неизбежные качества карикатурного, искаженного, поврежденного, иллюзорного бытия, с его призрачными целями и ложными устремлениями. И так хочется, чтобы уж теперь — когда начинается новый день и новая жизнь — быть избавленным от этой дрянной постоянной суеты. Но просыпаемся — и снова видим, что она, эта суета, и в этом новом дне вновь пытается занять свое незаконное место. И так день за днем…
И печальный (многовековой!) опыт падшего бытия убедительно доказывает, что своими собственными усилиями невозможно обрести свободу от этого гнусного рабства. И вновь и вновь каждое утро приходится со слезами умолять: «…и избави мя от всякия мирския злыя вещи и дивольскаго поспешения». Потому что «всякие мирские злые вещи», как всепроникающая ядовитая пыль, словно бы подвешены в атмосфере общественного мнения, которая так легко пронизывает и искажает внутренний мир человека, заставляя его как бы поневоле мыслить и действовать соответственно содержанию этой вредоносной атмосферы. Будто бы бесконечно продолжается одна и та же дурманящая, мечтательная ночь. А сему содействуют уже вполне целенаправленные диавольские разрушительные «поспешения», посылаемые — и ночью и днем — в виде внушений и искушений полусонному уму и сердцу беспокойного человека. Но уже имеющийся, пусть и небольшой, собственный духовный опыт подсказывает человеку, к Кому ему следует обратиться, чтобы получить освобождение и избавление и от недобрых установок века сего, и от диавольских нечистых наваждений.
Более того, конечная цель такого освобождения от довлеющего влияния мира и диавола, несомненно, располагается за пределами земного устройства и открывается в вечнующем бытии, которое в контексте человеческой истории приобретает спасительное воплощение. …И спаси мя, и введи в Царство Твое вечное.
Хотя спасительное введение человека в Небесное Царство коренится и окончательно завершается в вечности, но вектор спасения берет свое начало и получает верную направленность еще в этой, земной жизни. Каждый начинающийся новый день (каждое «сегодня») есть и день новой жизни. Открывающееся сегодня может стать и откровением спасительной вечности.
На это откровение (открытие) можно рассчитывать и сегодня потому, что Тот, Кто меня создал, Сотворитель, как об этом можно догадываться, является Тем же, Кто, по Своей неизреченной милости, всегда готов проявить заботу о моем духовном развитии. Ты бо еси мой Сотворитель и всякому благу Промысленник и Податель, и непрестающая надежда на Него всегда окрыляет мою мысль, свободу и жизнь — о Тебе же все упование мое… Завершение же молитвы: …и Тебе славу возсылаю, ныне и присно и во веки веков — это принесение славословия Богу, всегда присущее религиозному сознанию, особенно уместное теперь, когда Бог открылся таким, как в Символе веры: как Сотворитель, Промысленник и Податель всяческих благ, здесь же прежде всего как Податель наступившего дня.
Продолжение следует...
Фрагмент из книги: Молитвенные зовы утра и вечера / протоиерей Владислав Свешников. — Москва : Издательство Сретенского монастыря, 2022. — 304 с.