Положение стало уже не критическим, а трагическим. Десять суток 611-й стрелковый полк 88-й стрелковой дивизии дрался в окружении, неся большие потери. В конце концов командиру было приказано больше не цепляться за город, не терять понапрасну людей, а пробиваться к своим.
Радости от такого приказа не было. Каждый помнил, с каким чувством бойцы пересекали границу Восточной Пруссии. И вот — отход, пусть даже на короткий срок, но отход. Такова война. На ней всё возможно.
Командир приказывал сержанту Елгину негромким, сорванным в бою голосом:
— Знамя, Андрюша, надо вынести из окружения любой ценой. Тебя будут охранять четыре автоматчика. Ребята надёжные.
— Спасу, — заверил знаменосец, хотя ещё не представлял, как это сделает.
Потом Елгин осторожно снял полотнище с древка, бережно обернул им своё тело, надел гимнастёрку и шинель и явился к автоматчикам, выделенным для сопровождения. Было это в ночь на 4 ноября 1944 года.
В пути группа наткнулась на засаду. Полоснули десятки вражеских автоматов. Никто из группы охраны не уцелел. Тяжелораненый сержант продолжал ползти, отстреливаясь и оставляя позади себя кровавый след. Девять фашистских трупов насчитали потом однополчане после того неравного поединка. Елгин ещё имел силы показать на грудь и тихо промолвить: «Там... знамя». С полотнища капала кровь. Знаменосцу пытались оказать помощь, но было поздно.
...Смотрю на сотни знамён — простреленных, пострадавших от пуль и осколков, опалённых огнём и сохранённых, как святыня. Эти боевые реликвии хранятся в одном из залов Центрального музея Вооружённых Сил СССР. С волнением рассматриваю стяги и думаю: а ведь они побывали всюду — под Псковом и Нарвой, где рождалась Красная Армия, в рядах конницы Будённого, у далёкого Спасска и под Перекопом, а потом в битвах под Москвой, Ленинградом, Сталинградом, Одессой, Севастополем, на Курской дуге, во время форсирования Днепра, освобождения порабощённых стран Европы, штурма Берлина. Их выносили перед строем, когда нужно было поднять наступательный порыв или стоять насмерть в обороне. Они вели в атаку обессилевших. Такова вдохновляющая сила этого алого, шелестящего на ветру полотнища.
При мне в музей заглянул бывший машинист бронепоезда сержант запаса Иван Степанович Шабунин. Заглянул — не то слово. Специально приехал из Пензы, упросил музейных работников разрешить ему проститься со своим знаменем. «Ведь я водил поезд под Сталинградом, на Курской дуге, а потом и освобождая Польшу. Не могу спокойно умереть, не попрощавшись с родным знаменем». Он встал на колени и поцеловал алое полотнище. А я вдруг подумал: «Нет, ещё долго жить ему на земле — встреча со знаменем непременно продлит ему жизнь!»
Главный хранитель фонда знамён Валерий Петрович Головешкин осторожно разворачивает продырявленные пулями и порванные осколками полотнища, и я записываю наименование частей: 171-й гвардейский миномётный полк РГК, 743-й отдельный истребительно-противотанковый артдивизион, 261-й гвардейский пушечный артполк, 57-й гвардейский кавалерийский полк, 562-й стрелковый полк, 1229-й гаубичный артиллерийский Краснознамённый, орденов Кутузова и Богдана Хмельницкого полк...
Про тех, кто воевал под знаменем этого полка, хотелось бы рассказать подробнее.
В прошлом году в Центральном доме литераторов состоялась встреча с участниками трёх парадов: ноября 1941, июня 1945 и мая 1985 годов. Торжественно внесли знамёна. И вдруг один мужчина поднялся с места, вытянулся, словно в почётном карауле, и тихо прошептал: «Моё!.. Наше!..»
Потом выяснилось: да ведь мы с этим человеком уже встречались в августе далёкого сорок первого. Мне, тогда работнику политотдела, было поручено сопровождать группу курсантов. Молоденькие, совсем «зелёные», в накинутых на плечи плащ-палатках, они походили друг на друга. Курсанты Ново-Петергофского пограничного политучилища имени К. Е. Ворошилова готовились стать политруками на далёких и близких заставах Родины. Но им выпало шагать к передовой, чтобы не сегодня завтра вступить в бой рядовыми солдатами: враг приблизился к Ленинграду, и воинов призывали лечь костьми, но не позволить фашистам продвинуться вперёд.
Они выполнили свой долг. Ходили слухи, что из них никто не уцелел: бои были жесточайшие. Нет, остались. Правда, меньше одной десятой части от общего числа. Мой сосед в зале — один из тех счастливчиков. Выжил. Потом стал артиллеристом. В январе 1944-го ему в числе самых достойных доверили салютовать на берегах Невы по случаю снятия блокады Ленинграда. Позднее бывший курсант командовал батареей, а в самую критическую минуту, уже на Висле вызвал огонь на себя. За этот подвиг — высокое звание Героя Советского Союза.
Таков полковник Николай Васильевич Калуцкий. Пробитое знамя, которое он увидел на том вечере, его родного 1229-го гаубичного полка. В трудные годы оно осеняло его. И разве можно было остаться спокойным, когда оно предстало перед ним — израненное, как и он, всё повидавшее, как и он, и «уволенное в запас», как и он, храбрый из храбрейших воинов.
Но и сейчас ветеран меньше всего говорит о себе. О знамени — трепетно и с волнением. В конце апреля 1945 года, уже под Берлином, фашисты напали на штаб полка. Убиты многие, и среди них знаменосцы, охранявшие знамя. Тогда в горящую машину, где находился стяг, бросился комсорг полка Григорий Турукало, выхватил полотнище, лёг на землю, прикрыл флаг грудью и стал отстреливаться. Вызванная по рации подмога разбила гитлеровцев, спасла знамя и его защитника. У себя на родине, в Днепропетровской области, Турукало часто рассказывает молодёжи про этот самый памятный для него бой.
Знамёна, знамёна...
В 415-м отдельном батальоне связи 22-го стрелкового эстонского территориального корпуса служил заместитель политрука Арнольд Мери. Однажды на псковской земле ему с горсткой храбрецов пришлось защищать важный рубеж. Раненый, обливаясь кровью, он опасался одного: потерять сознание и оставить бойцов без руководства. Рубеж был важен и потому, что недалеко находился батальонный штаб. И там — боевое знамя. Разве можно не защитить его! Защитили. Спасли. Арнольд Мери стал Героем Советского Союза. К слову сказать, первым среди эстонцев.
«1-й гвардейский Краснознамённый моторизованный понтонно-мостовой батальон» — написано на знамени. Нет ещё двух записей: награждение орденом Александра Невского н присвоение почётного наименования «Кингисеппский». Я знал этот батальон ещё без почётных титулов, когда в 1942 году писал о его людях свою первую книжицу «Подвиг понтонёров».
Это они вели переправу с правого берега Невы на левый, на легендарный Невский пятачок. Подвиг совершил каждый. Если под понтонёром за одну только ночь разбивало пять-шесть лодок, и он, преодолевая бурное течение, плыл к берегу и спасал одного-двух раненых. Понтонёры делали невозможное: переправляли под носом противника танки, ухитрились взять, опять-таки под носом врага, рыбацкие лодки и пригнать их по течению в Невскую Дубровку, доставляли людские резервы, боеприпасы и питание. Без этих храбрецов плацдарм на левом берегу не просуществовал бы и нескольких дней.
...Знаю, судьба родных знамён заботит многих ветеранов. Могу заверить: бесценным военным реликвиям обеспечено надёжное и вечное хранение. Побывал я в комнатке художника-реставратора по тканям Галины Александровны Советниковой. Истинная кудесница, всё она может: шить и рисовать, клеить и красить, выводить пятна и предупреждать порчу. Пулевые и осколочные отверстия штопать не положено: «раны» эти почётные, и их должны видеть люди. Но ведь и годы «старят» материю; не займись профилактикой — распадутся знамёна-ветераны. И чтобы этого не случилось, на страже музейный реставратор.
Боевые знамёна — наша славная история, наша честь и гордость. Потому-то хочется сказать доброе слово о тех, кто бережно хранит их, зная, что алые стяги воспитывают преданность Родине.
Иван КУРЧАВОВ (1985)