Самому подробному комментированному изданию переписки Пушкина, которое ещё в 1920-е голы готовил выдающийся учёный и архивист Борис Модзалевский, предпослан пушкинский же эпиграф: «Следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная».
В случае с Пушкиным это занятие тем увлекательнее, что его холодные (и не очень) наблюдения ума блещут замечательной остротой и шутками с желчью пополам. Его шутка прежде всего словесные, основанные на игре с различными стилями и регистрами языка, неожиданном совмещении омонимов или разных значений слов, языковых каламбурах.
Они свидетельствуют не только о внимании Пушкина к языку и его постоянной словесной работе – в экспромтах, письмах и так далее, - но и о завидной самоиронии, искусстве смеяться над своими сочинениями и быть не всегда серьёзным. Колкие пушкинские шутки, часто превращавшиеся в эпиграммы, не всегда нравились их адресатам, но сам Пушкин чужое остроумие очень ценил и с удовольствием обменивался каламбурами и шутками в письмах и в разговорах.
1
За ужином объелся я, А Яков запер дверь оплошно – Так было мне, мои друзья, И кюхельбекерно и тошно.
Этот шуточный экспромт, сочинённый в 1818 году как бы от лица Василия Жуковского, которого осаждали молодые стихотворцы, в том числе лицейский друг Пушкина поэт Вильгельм Кюхельбекер, известен по воспоминаниям Владимира Даля и Николая Греча. Даль рассказывал: что «однажды Жуковский куда-то был зван на вечер и не явился. Когда его после спросили, отчего он не был, Жуковский отвечал: «Я ещё накануне расстроил себе желудок; к тому же пришёл Кюхельбекер (читать свои стихи), и я остался дома». Это рассмешило Пушкина, и он стал преследовать неотвязчивого поэта стихами, за которые обиженный Кюхельбекер будто бы вызвал Пушкина на дуэль. Друзья, разумеется, вскоре помирились, но выражение «мне кюхельбекерно» Пушкин ещё не раз использовал в письмах. «Кюхельбекерно мне на чужой стороне», - например писал он брату Льву 30 января 1823 года из Кишинёва.
2
«…скажи Слёнину, чтоб он мне… препроводил, в том числе и «Талию» Булгарина. Кстати о талии: на днях я мерялся поясом с Евпраксией, и тальи наши нашлись одинаковы. След<ственно>, из двух одно: или я имею талию 15-летней девушки, или она талью 25-летнего мужчины. Евпраксия дуется и очень мила…»
Льву Пушкину, ноябрь 1824 года.
Ценные сведения об объёме своей талии и талии своей соседки по псковскому имению Евпраксии Вульф Пушкин сообщил брату в письме из своей усадьбы Михайловское. Замечательно, что шутка про пояса подготовлена словесным каламбуром. Пушкин просит брата о присылке ему новых альманахов (в том числе театрального альманаха «Русская Талия», который издавал Фаддей Булгарин и в котором состоялась первая публикация отрывка из грибоедовского «Горя от ума») и от «Русской Талии» переходит к талии собственной.
3
«Кстати: Баратынский написал поэму (не прогневайся – про Чухонку), и эта чухонка, говорят, чудо как мила. – А я про Цыганку; каков? Подавай же нам скорей свою Чупку – ай да Парнас! Ай да героини! Ай да честная компания! Воображаю, Аполлон, смотря на них, закричит: зачем ведёте мне не ту? А какую ж тебе надобно, проклятый Феб? гречанку? италианку? Чем их хуже чухонка или цыганка <П**** одна – е**!>, т.е. оживи лучом вдохновения и славы».
Аркадию Родзянке, 8 декабря 1824 года.
Таким экстравагантным образом Пушкин сообщает своему петербургскому приятелю по обществу «Зелёная лампа» и поэту Аркадию Родзянко о своей и Баратынского параллельной работе над романтическими поэмами с экзотическими героинями. Вынужденно пребывающий на службе в Финляндии Баратынский пишет в это время поэму «Эда» - о несчастной любви финской девушки («чухонки») и русского гусара. А сам Пушкин продолжает работать над поэмой «Цыганы». А вот о ком сочиняет поэму адресат письма – не вполне понятно: Родзянка её не дописал, наброски не сохранились. Высказывались предположения, что «чупка» - это «чубка» (от «чуб»), т.е. украинка, а может быть, имелась в виду какая-то финно-угорская народность.
4
«Нынче день смерти (Джорджа) Байрона – я заказал с вечера обедню за упокой его души. Мой поп удивился моей набожности и вручил мне просвиру, вынутую за упокой души раба божия боярина Георгия».
Петру Вяземскому, Михайловское, 7 апреля 1825 года.
Об этой обедне, заказанной в церкви села Воронич за упокой души Байрона, который в прошлом, 1824 году скончался в греческом городе Миссолунги, Пушкин с удовольствием сообщал не только своему давнему приятелю и почитателю Байрона Петру Вяземскому, но и брату Льву. Из письма последнему известно, что в пушкинской шалости приняла участие и тригорская соседка Пушкиных Анна Вульф, так что «в обеих церквах Триг<орского> и Вор<онича> происходили молебствия».
5
Семейственной любви и нежной дружбы ради Хвалю тебя, сестра! Не спереди, а сзади.
Этот шуточный экспромт Пушкин послал в письме брату Льву от 7 апреля 1825 гола с просьбой продемонстрировать его и их общей сестре, Ольге Сергеевне, а затем письмо сжечь. Следом в письме Пушкин предлагал и более универсальный вариант стихотворного комплимента:
Почтения, любви и нежной дружбы ради Хвалю тебя, мой друг, и спереди и сзади.
6
«Трагедия моя кончена: я перечёл её вслух, один, и бил в ладоши и кричал, ай-да Пушкин, ай-да сукин сын!»
Петру Вяземскому, около 7 ноября 1825 года
Эту ёмкую формулы автопохвалы Пушкин создаёт, закончив в Михайловском первую редакцию трагедии «Борис Годунов».
7
«…стыдное дело. Сле-Пушкину дают и кафтан, и часы, и полумедаль, а Пушкину полному – шиш».
Петру Плетнёву, 3 марта 1826 года
Пушкина очень раздражала долгая удалённость от столиц и жизни и отсутствие высшего внимания даже после смерти его главного гонителя – царя Александра I. Узнав в Михайловском о наградах, полученных поэтом-самоучкой Фёдором Слепушкиным за сборник стихотворений под названием «Досуги сельского жителя», он досадовал на это в письме критику и издателю Плетнёву.
8
«Правда ли, что Баратынский женится? боюсь за его ум. Законная <п****> - род тёплой шапки с ушами. Голова вся в неё уходит. Ты, может быть, исключение. Но и тут я уверен, что ты гораздо был бы умнее, если лет ещё 10 был холостой. Брак холостит душу».
Петру Вяземскому, Михайловское, вторая половина мая 1826 года, Таким афоризмом о браке встретил Пушкин новость о скорой женитьбе поэта Баратынского.
9
У Гальяни иль Кольони Закажи себе в Твери С пармазаном макарони, Да яишницу свари.
На досуге отобедай У Пожарского в Торжке. Жареных котлет отведай (именно котлет) И отправься налегке.
<…>
У податливых крестьянок (Чем и славится Валдай) К чаю накупи баранок И скорее поезжай, -
советовал Пушкин своему московскому приятелю Сергею Соболевскому в письме от 9 ноября 1826 года, представляющем собой длинный ряд рекомендаций на дорогу от Москвы до Новгорода в куплетной форме. Но, по мнению Пушкина, этих гастрономических радостей для спасения от скуки недостаточно: «На каждой станции советую из коляски выбрасывать пустую бутылку; таким образом ты будешь иметь от скуки какое-нибудь занятие».
10
Мне изюм Нейдёт на ум, Цуккерброд Не лезет в рот, Пастила нехороша Без тебя, моя душа.
Этот мадригал, обращённый к Анне Керн, вспоминают довольно часто, гораздо реже – обстоятельства его создания. Между тем это шуточное шестистишие, как и двустрочное «Вези, вези, не жалей, / Со мной ехать веселей», Пушкин записал на одном из первых листов своего экземпляра французского перевода поэм «Ахиллеида» и «Сильвы» римского поэта Стация. Запись была сделана в лицейскую годовщину – 19 октября 1828 года, когда Пушкин (впервые после отъезда из Петербурга в 1820 году) посетил лицейский праздник.
По материалам интернет подготовил: Борис Евдокимов
01.07.2024