На грани войны

Лира

Осень. Не самое ласковое время года, пусть не всеми любимое, но точно красивее его нет. Особенно в конце сентября, особенно в горах. Ещё тепло, но летние облака растворились, небо цветёт васильковым оттенком, воздух чище, прозрачней, слаще на вкус. Желтизна листвы берёз у подножия переходит в сполохи алого у буков, рвётся скалами, стремится к ледникам изумрудной зеленью альпийских лугов. По утрам туман кутает горы в белоснежные одеяла, но с первым лучом солнца эти покровы разъезжаются, как гнилое полотно на старом болоте. И над всем этим – белоснежные вершины Минги Тау.

Я люблю осень, эту печаль расставания. Закрывается сезон, разъезжаются туристы, закончилось беззаботное веселье. Наступает пора ответственности, гимназии и уроков, время больших надежд. Старик Хронос, отдохнув, снова раскручивает маховик истории, собираясь запустить его в судьбы людей, стран и континентов.

А может быть, ну эту школу с её уроками и учителями и влюбится по-настоящему, как в романах…

– Лира, ты меня слушаешь?

Стеф без объявления войны при поддержке вечно читающей Мэри захватила мою парту. Разложила на ней своё главное сокровище – журнал «Высокий стиль». Соседнюю заняла, раскрашенной вручную вкладкой с Великой княжной Анастасией на балу посвящённому началу учебного года. Меня двадцать минут пытали цветом перчаток, модой на кружева и длинной вуальки на шляпке. Как бы не уснуть. А для Стеф это важно, приходится терпеть.

– Дорогая, как можно быть такой простушкой?! Погляди, воротник стоечкой. Никакого декольте, и боже упаси перчатки выше локтя, рукав с манжетой. Страна на пороге войны, и мы должны быть скромны в нарядах. Твоё голубое никуда не годится, бордо сдай тряпичнику, а авроровое ещё можно спасти. Но делать это надо немедленно, в противном случае у Гизборнов на октябрьских я даже не смогу к тебе подойти. Ты хороша в гавоте, и мне дурно от одной мысли, что танцевать его мы будем не вместе. Представь, ты, я, Алекс и Вик.

Никто не остановит, Стеф когда она говорит о моде, о танцах и великой княжне Анастасии. Рядом Мэри и, естественно, читает. Почему она делает, что ей хочется, а мне надо выслушивать весь этот модный базар? Хотя права Стеф, у Гизборнов весело. И Вик в гавоте хорош, ещё в вальсе, и в мазурке. Не будет меня, явится Лиговская, а Стеф её не терпит. Всё дело в Вике ещё бы он, – голубая кровь, белая кость, родовит в половине королевских домов Европы родственники. И место в гвардии получит. Хорошо бы в гусары, серая масть лошадей так подходит к его глазам, и вообще…

– Лира, что с тобой?! – Стеф чуть не поперхнулась, заметив, что я вновь отвлеклась. – У мамы есть знакомая модистка, хотя, что с тобой говорить. Чтобы к среде подготовила авроровое, мы заедем и заберём. Неплохо бы с тобой пройтись по магазинам. Ты работаешь и можешь позволить себе всё. Лира!

– Не мешай ей летать в облаках, – Мэри оторвала взгляд от книги, перелистывая страницу.

– Да она влюбилась. – Алекс! Когда эта заноза подкралась? – Я изучил все печальные взгляды, как девушек, так и юношей и уверяю, этот узнаю из тысячи: безответная любовь.

Все замерли, и правильно: – подобные выпады в свой адрес я не прощаю. Так, где Вик? Вот он! Жаль, Яна нет. Залежались у меня две, три шпильки, и я, как грациозный бандерильеро в испанской корриде, что смотрела в Мадриде, воткну их в холку этому надутому нахалу. Есть кое-что и для решающего удара.

В наступившей тишине скрип двери прозвучал как гром в далёкой Антарктиде. Она отворилась едва на четверть, и в неё ужом проскользнул Ян. Воровато оглядевшись, он подошёл к шкафам с учебниками, взял сразу два, раскрыл один из них и вновь оглядел класс. Он не смотрел в книги, он держал её вверх ногами. Затем в три шага подскочил к подоконнику, отложил книги, оперся на него обеими руками, и стал присматриваться к чему-то вдали.

– Шпионы атакуют, – не сдерживая улыбки, сказала Алекс.

Поведение Яна было ненормальным даже для него, и начинать словесную атаку, когда он завладел общим вниманием, просто глупо. Новоиспечённый шпион застыл посреди класса с учебником под мышкой и отчаянно вращал глазами.

– Ян, что случилось? – первой не выдержала Стеф. – Такое ощущение, что если ты сейчас не заговоришь, тебя разорвёт как восьмисот миллиметровый снаряд.

Ян скроил удивлённое лицо, словно только что нас увидел. Быстро приблизился к моей парте и заговорщицким шёпотом сообщил:

– Дверь.

– Что дверь?

– Решётка

– Так, дверь или решётка?

– Тссс. Это секрет.

Мы все знали, как Ян любит валять дурака. Так вот сейчас, он не кривлялся и не изображал из себя нечто смешное, а действительно был чем-то взволнован.

– Друг мой, – с добротой в голосе, почти нежно начала Мария, – мы одни, нас никто не подслушивает, даже домовой Васька. Успокойся и поделись с нами, твоими друзьями, что тебя так взволновало.

– Решётка в западном равелине отвалилась, – скороговоркой выдал он и, немного успокоившись, ведь главные слова произнесены, продолжил: – Пошёл сегодня, думал, дорога короче окажется, смотрю, в проёме нет, подхожу – лежит.

Вот это новость! Дух захватило от свалившегося на голову счастья! Ян сразу был прощён за все недостойные выходки и на некоторые получил индульгенцию. Не зря его рвало, как паровой котёл вапоре.

– Ты её поставил на место? – в Стеф проснулся командир.

– Не ребёнок!

– Сигнализация?

– Паутинка, две травинки и камушек.

– После истории всё обговорим, сойдёмся с шести сторон. А сейчас – тссс, молчок, и у стен отрастают уши.

В полку шпионов прибыло, Стеф включилась в игру. К чему вся эта конспирация? Обговорили бы всё сразу. Нет, надо расходиться, обрубать хвосты, потом проверять слежку и после этого сойтись на заднем дворе, и всё это для того, чтобы договориться, кто возьмёт верёвку. Да это и так понятно: Вик, он ближе всех живёт к бастионам.

***

С наступлением Сентября скаутский лагерь закрывался. Начинался учебный год и дети расходились по школам да гимназиям. Инструктора, облегчённо вздохнув, поступали в распоряжение местного головы, продолжая заниматься привычными делами: расчищали дороги от завалов и осыпей, отлавливали незадачливых туристов, расстреливали лавиноопасные участки из огромных ружей. Только уже не неся ответственности за малолетних помощников.

В этом году случилось иначе. В двери постучалась война. У соседей, живущих и так не очень дружно, полыхнуло. Дошло до того, что империи, пришлось вмешаться. Конфликт был коротким, но кровавым. Правда, только с их стороны, с нашей погиб всего один офицер. Южане запросили мира. Империя передала границу нейтральному контингенту. Но на этом сора не прекратилась, стороны всего лишь взяли паузу. Южанам удалось протащить через Лигу Наций запрет на поставки оружия Северянам. Нелегальный поток остановили досмотром на границе, но он не распространялся на ручную кладь несовершеннолетних. И тогда понадобились мы, старшие кадеты.

Нас шестеро. Всем пятнадцать, десять из которых состояли в скаутском корпусе. Нам положили жалование тридцать пять рублей золотом и премию в полтора целковых за переход, но из детского максимализма всё делили поровну. Стеф, как самой разумной, передали ключи от лагеря. Мы переодевались в женской инструкторской, радовало всё: большой кожаный диван, удобные шкафы, а главное – просто гигантское зеркало. Костюм скаута несложен – горная куртка из плотной ткани, бриджи, что лёгким движением руки превращаются в юбку, высокие шерстяные гетры и широкополая шляпа. Особой гордостью были тяжёлые горные ботинки, с окованной подошвой. Частенько в поход ещё надевали наколенники.

– Мара! Что это? – Стеф редко так называла Марию, только когда находилась в крайнем волнении – шорты?

– Мне кажется, это удобно, – заливаясь краской, проговорила Мэри. Интересно, на что она рассчитывала: на временную слепоту, нашей поборницы нравственных устоев, на её внезапное просветление, на победу здравого смысла в одной отдельно взятой голове?

– Удобно?! – Стеф поджала губы и, безнадёжно выдохнув, продолжила назидательным тоном. – Мы девушки из приличных семей и не можем думать об удобстве в ущерб нашему положению. Посмотри на Лиру. Она целыми днями ездит на Агате. Но ни штанов, ни шорт не носит. И использует дамское седло, хотя мы прекрасно знаем, как это неудобно.

– Стефи, мир не стоит на месте, – я попыталась вступиться за подругу. – Девушек стали брать в горные батальоны снайперами.

– Об этом я и говорю. Сначала мы откажемся от перчаток, затем наденем мужские брюки. А что потом, крестьянские драные штаны?

– А если княжна Анастасия, – нажала я на самое чувствительное место Стеф, – скажем, на соколиную охоту (там дамское седло невозможно, надо нагибаться за добычей, да и птицу с земли поднимать) наденет, ну скажем, лосины или, вообще, галифе.

– Это невозможно, – Стеф улыбнулась. – Анастасия никогда их не наденет, но если такое случится, тогда я уже не знаю, зачем жить.

– Во-первых, это удобно, – я перешла в атаку. – Представь себе высокие сапоги с серебряными пряжками и галифе красного цвета, подшитые оленьей кожей, как у нашего инструктора верховой.

На мгновение я подумала, что у Стеф остановилось сердце. Она превратилась в свидетельницу Медузы Горгоны. В голове мелькнуло, что не стоило оттаптываться на чужих идеалах, и стало неуютно под укоризненным взглядом Мэри. Шорты, конечно, удобней юбки, но не стоят подруги.

– Может быть, чанчиры? – жалобно попросила Стеф.

– Конечно, чанчиры! Непременно чанчиры! – Мэри сделала страшные глаза и одними губами прошептала: «Ты её убить хочешь?».

– Синего цвета. Твоего любимого, – сдалась я.

– Как у лейб-гвардии. Какой у них приборный металл?

– Золото, – подсказала Мэри.

– Шитьё по канту, коротенький бордовый жакет и блузка с пышными рюшами. А воротник обязательно стоечкой.

Стеф оживала, проваливаясь в поток буйного воображения.

Мальчишки тренировались на стене, имитирующей скальный выступ. Им не надо выслушивать поучения о нравственности, что внешне проявляется через опрятный, и непременно модный вид. Хотя, справедливости ради надо отметить, никто из них килта не надевал.

Взяв из снаряжения альпинистскую верёвку для разведчика и спелеологические фонарики, направились ко второму бастиону. Раньше лагерь скаутов был военным городком при Софийской батарее. К западному равелину вела лестница, вырубленная прямо в камне.

Со стародавних времён Софийский перевал имеет огромное стратегическое значение. Он делит горный хребет Азкафта пополам, находясь на равном удалении от Русского и Хвалисского Морей. Именно по этой причине сто лет назад, ещё при первой империи, большие штабные генералы, решили здесь создать ключевой оборонительный пункт. Три бастиона с шестью орудиями в восемьсот миллиметров. Снаряды весили по семь тонн. Сюда даже проложили специальную горную железную дорогу. Вокруг батареи быстро разросся городок. И усилия не прошли даром, стратеги не ошиблись во время великой войны, все южные подступы были надёжно защищены. После революции, когда империя, съёжившись, провела границу прямо по Софийскому седлу, батарея потеряла стратегическую ценность. А с развитием аэропланов и морально устарела. Её стали разбирать, но после реставрации спохватились и создали на базе первого бастиона, музей, тут же, неподалёку, в долине, нашлись тёплые источники и просто чудодейственные лечебные грязи, всё закончили минеральные воды не хуже, чем в Баварии. Империя очнулась от внутренних неурядиц, встала крепко на обе ноги, и туристы не заставили себя долго ждать. Они кинулись сюда за чистым горным воздухом, лечебной водой и положительными эмоциями. Появились идеи постройки, канатных дорог и лыжных трасс, чтобы курорт стал круглогодичным.

Западный бастион не был загадкой. Через него удобней всего ходить на первый, где я проработала всё лето. К тому же он являлся его точной копией, а первый знаю наизусть, я вожу там экскурсии. От его решёток, что закрывали все входы, всегда веяло какой-то притягательной силой, они звали: приди, хотим тебе что-то рассказать. И тут мы первыми заметили, что одна от старости отвалилась. Вот это удача.

– Как я поставил, так и стоит. Никто не открывал, – Ян внимательно изучил всю поверхность решётки. Обнюхал камень, вставленный для распорки. Зачем-то попробовал на вкус паутинку. – Вот травинка, вот всё остальное.

– Это хорошо, – воскликнула Стеф. Начиная с далёкого детства, мы её выбирали командиром, когда старших не было рядом. И она так к этому привыкла, что сама начинала командовать при любом удобном случае. – Лира и Вик – в разведку, Алекс и Мари на верёвке, Ян – в дозор.

– А чего я-то? – возмутился он, но мгновенно осёкся под строгим взглядом вечного командира.

Вик накинул на восьмёрку шнур и помог настроить наплечный фонарик. Я пропустила верёвку через карабин и дважды дёрнула, подав сигнал готовности к движению. И мы шагнули во тьму. Но она мгновенно отступила, испугавшись света фонарей, я даже расстроилась: где таинственность, где манящий зов неизвестности, такое ощущение, что просто выключили свет. Нет сокровищ, пусть ухнет совой хоть кто-нибудь на заднем плане. В коридоре удивила чистота и аккуратность, как будто только что закончилась экскурсия. Мы, как на прогулке, дошли до офицерской кают-компании, дверь оказалась исправной. Я осталась в коридоре, Вик нырнул вовнутрь, но не прошло и минуты, он высунулся:

– В лампах керосин остался. Зови наших. Я и в коридоре свет зажгу.

А чего их звать – два рывка верёвки и потрясти. И тут же Алекс крикнул что было сил:

– Дорогая, ты два раза дёрнула или три?

Очень смешно, вот я ему тоже орать должна, что два. Хотя не лишено остроумия, ведь три рывка – это призыв к тишине.

Вик зажёг все лампы в коридоре, и таинственность растворилась, как сахар в чае с лимоном. Стало сладенько, красиво и очень скучно, как бал без танцев. Я сняла обвязку, перчатки сложила в шляпу, и всё это взгромоздила на стол.

– Интересно, прошло лет пятьдесят, а почему так чисто? – Ян, как ни странно, будучи самым легкомысленным среди нас, обратил внимание, наверное, на главное.

– Здесь просто некому сорить, – съязвила Мэри, устраиваясь поближе, к лампе, открывая книгу.

– И к тому же военные, весьма – аккуратные люди и нипочём не оставили бы после себя горы мусора, – Стеф с неодобрением посмотрела на меня, снимать шляпу, для порядочной девушки, по её мнению, верх невоспитанности.

– Взгляните даже пыли нет, – не унимался Ян.

А он прав, здесь чисто как в лазарете, на столе стояла стопка книг, и сложилось чёткое впечатление, что их читают по ночам. Сердце сладко ёкнуло: – салфетка на столике, увеличительное стекло, напёрсток – всё задышало тайной.

– А давайте здесь оборудуем, секретней штаб, – Алекс как-то необычно взглянул на Стеф.

– Ты хочешь сбагрить свой драный диван, – Мэри на мгновение оторвалась от чтения. – А вот если бы розовое кресло?!

– Ничего он не драный просто жалко, Мама уговаривает отца снести его, как мусор. Даже старьёвщика ждать не хочет, – как ни странно, Алекс был действительно расстроен.

– Твой диванчик – это последний привет республики. Тогда отсутствовал и стиль, и вкус. Зачем ждать мистера Проктора? Увидишь, он его даже не возьмёт просто сожгите его.

– Ну, во, – возмутился Алекс, – мой диванчик уже на вкус пробуют, ещё немного, и дело дойдёт до…

– Вы такие смешные!

Голос раздался сзади, но все наши стояли передо мной, и смотрели мне за спину. У всех глаза, как те блюдца из саксонского фарфора. Я медленно, чтобы не спугнуть, обернулась назад. На кресле сидела девочка где-то наших лет, в белом платье с широкой розовой ленточкой на поясе. А главное, она была полупрозрачной, вот вроде всё ощутимо, даже узор кружев можно рассмотреть, а кресло за спиной всё равно видно. «А вот интересно…»: мелькнуло в голове. Но мысль перебил дружный топот кованых ботинок.

С лица девочки медленно сползла улыбка.

– Куда они?! Там обрыв, разобьются!

В голове сразу всплыл план казематов. Точно, впереди артиллерийский лифт, через который поднимали снаряды и порох к орудиям. Он метров двадцать вниз. Медлить нельзя, я бросилась за ними. И, выскочив в коридор, закричала что есть мочи:

– Стойте там колодец!

Топот ног замедлился, и в несколько секунд сошёл на нет.

В панике они преодолели хорошо освещённый коридор, углубившись в около орудийные технические помещения казематов. Я осветила их наплечным фонарём. Лишь Алекс сохранял присутствие духа, заслоняя собой Стеф, остальные замерли в самых нелепых позах, Мэри, вообще, села на корточки, закрыла глаза и заткнула уши, и быстро-быстро шёпотом говорила судя по губам: «Ничего не вижу, ничего не слышу».

– Вы скауты, бесстрашие ваше второе имя. Чего испугались-то? – Меня душило возмущение, накрывшее страх за друзей.

– Это привидение, – выдавил из себя Алекс, указывая куда-то в сторону пальцем.

Я проследила направление, девочка действительно стояла рядом. На её лице читался испуг, но и одновременно радость, что ничего плохого всё-таки не случилось. Надо же, она переживала за нас.

– Ну, и что она вам плохого сделать может? Маленькая девочка в беленьком платьице. Даже если привидение. Что ещё не факт.

– Боюсь, что это так. Но плохого я не могу вам причинить, нет ни желания, ни, если честно, возможности, – девочка попыталась взять меня за руку. Но это ей не удалось, её ладонь прошла сквозь плоть, как будто она сделана из тумана. – Правда, я могу кинуть кирпич. Только небольшой.

– Пусть перекрестится! – нашлась Стеф.

Девочка церемонно как в церкви, осветила себя крестом, и в дополнение прочитала отче наш и символ веры.

– Во, дожили, привидения в бога верят, – Ян тоже потихоньку обретал себя.

– Нет, они точно знают, – сумничала Мэри.

– Здесь темно, давайте назад, в кают-компанию, – мне хотелось побыстрее разрядить обстановку, поэтому я решила разговорить, нашу новую знакомую. – Ты здесь убираешься?

– Да, а чем ещё заниматься? Я хорошо вижу в темноте, да и порядок люблю.

– А как тебя зовут?

– Не помню, родные звали Лией.

– А как ты здесь живёшь?

– Плохо, всё время одна. Как давно – не знаю. Кругом решётки, пройти невозможно, насквозь могу, лишь через живую плоть.

– У входа дверь отвалилась от старости.

– Чудесно. Теперь и мне можно будет погулять.

Мы вернулись в офицерскую кают-компанию. Девочка пыталась спрятать улыбку, но уголки губ с непреодолимой силой стремились к ушам. Она просто светилась от необъяснимого счастья.

– Я очень рада вам. И мне горько оттого, что я вас напугала. Хотя вряд ли это может оправдать дурные манеры.

– Извините, но вы должны понять, что мы до сих пор находимся в лёгкой прострации, – Вик, как самый воспитанный среди нас, мгновенно сориентировался. – Меня зовут Виктор, а вот теперь позвольте представить Ян, позвольте представить Александра, позвольте представить Стефанию, позвольте представить Марию, а эту отважную девушку зовут Лира.

Лия при каждом знакомстве приседала в изящном книксене, когда очередь дошла до меня, она ещё склонила голову, но так и не смогла сдержать улыбку.

– Вы такая отважна девушка. Просто обрадовавшись, вашему появлению я и подумать не могла, что напугаю вас.

– Вот такая она, наша Лира, – Алекс дурашливо, развёл руками. – Мне кажется, если она так, случайно, встретит, ну, скажем, чёрта. Больше всего её заинтересует, в какую сторону у него гнутся колени, или, как рога крепятся к черепу.

– На самом деле, больше всего в чёрте меня заинтересовало бы, какие у него копыта, проще говоря, что он за животное, осёл или свинья. Хотя насчёт рогов тоже интересно, вот, если, сравнить череп жеребца и коровы…

– Лиичка, есть одно правило: при Лире ни слова про лошадей, – Ян мне и Агате явно за что-то мстит.

– Мне они тоже очень нравятся, я уверена, что была неплохой наездницей.

– Ещё и умные…

– Наша Лирочка – настоящая амазонка, когда она на своей Агате…

– А можно я сюда старый диванчик принесу. Он, конечно, уже пообтрепался…

Лия радовалась каждому слову, самой возможности слушать, говорить, смеяться. Она попробовала танцевать с Яном, но руки постоянно проходили сквозь друг друга, и за талию взяться не удавалось. Веселье внезапно прервал звонок будильника часов Вика. Ох, уж это воспитание, вот так испортить всё, и ещё с таким невозмутимым видом, что поделать, благородное происхождение даёт о себе знать. Лия немного расстроилась, но напустив на себя образ заботливой хозяйки, чрезвычайно вежливо, но быстро выпроводила нас домой.

***

В горах темнеет очень рано. Особенно осенью. Особенно когда хорошо на душе. Темнота выползает из ущелий, поглощая всё вокруг, как чернильное пятно на промокашке, всё выше и выше к белизне безмолвных гор. Вырубленная в камне лестница нырнула во тьму, мы вслед за ней.

И вот так бывает всегда, когда наступает секундная расслабленность. Откуда на лестнице взялся этот камень, ведь их даже поблизости нет. И почему, именно моя нога его нашла? Боль тупой спицей пронзила пятку, я завопила, как морская серена. Лодыжка подвернулась, и я коленками вперёд полетела прямо на гранитные ступеньки. В голове ураганом замелькали мысли, что обе коленки придётся долго лечить, будут сложно ходить, и наверняка распухнут, как у фламинго из зоосада. Так что недельку без меня. А завтра, в принципе, была моя очередь идти через перевал вроде вместе с Мэри.

Так!

А чего это я не падаю?

Вик!

Он деликатно поймал меня подмышки и держал, с поджатыми ногами на весу. Я осторожно, на ощупь, коснулась ступнею земли и вновь не сдержала крика. Больно. Вик аккуратно пристроил меня на ступеньку и склонился, осматривая лодыжку.

– Снимай башмак, а то распухнет, – скомандовала Стеф.

Вик одним движением снял ботинок, немного поколебавшись, стянул и гетр, извлёк из карманов платок и, скрутив его жгутом, наложил тугой повязкой.

– Я сейчас добегу до конюшни, – Мэри передала свою сухарную сумку, с которой никогда не расставалась, Яну.

– Да здесь недалеко, – Вик усердно отводил глаза от прямого взгляда, – я донесу.

Алекс со Стеф недоумённо переглянулись. Ян поднял меня на одну ногу. Вик присел на корточки, и я полезла к нему на спину, обхватила за шею и уткнулась носом между лопаток. И всё-таки как здорово! От Вика пахло апельсинами, да и коленки целы, а ногу, ногу вылечу за ночь. А вот интересно, неужто он глаз с меня не сводил, что так быстро среагировал? Ведь ни Ян, ни Алекс охнуть не успели. Какой он всё-таки молодец.

Сразу за лагерем наши дороги расходились. Дома Яна, Стеф и Алекс терялись внизу, и они собирались свернуть направо. Меня же нужно нести наверх, налево. Мэри, жила по соседству, и нам было по дороге.

– Дорогая. Мама хотела с тобой переговорить, – сказала Стеф, глядя на Алекса, когда стало понятно, что Мэри хочет пойти с нами.

– Я завтра зайду, сейчас важно, чтобы с Лиреной ногой было всё хорошо.

– Марусь, у отца есть кое-что для тебя, – в лоб соврал Алекс.

– Надеюсь, это тоже сможет дождаться завтрашнего дня.

– Э, больная, не засни, там, – вдогонку сострил Ян.

Мэри долго, с недоумением смотрела вслед друзьям, и, не поняв ни одного намёка, пошла за нами. Мы вышли на тропу по склону альпийских лугов.

Небо раскрылось, как огромная книга, с рассыпанными по страницам звёздами, затягивая в себя и кружа голову. Я лягнула Вика. Он остановился и поставил меня на землю. Луна целиком выползла из-за Софии, заняв, наверное, полнеба, покрыв всё окружающее саваном игристого серебра.

– Какая красотища, – такое ощущение, что она впервые оторвалась от своих книжек.

Ах, глупая, глупая Мэри.

Алекс

Враньё. Врать недопустимо. Никому. Никогда. И не имеет значения, ни повод, ни цель. Оно не сделает вас лучше, умнее, не придаст сил в нужный момент, а, напротив, унизит даже в ваших собственных глазах. Повседневный сюртук лжи – притворство его надевают, чтобы скрыть слабость, глупость, равнодушие, чтобы казаться человеком. Совсем недавно я примерил его на себя, и это вошло в привычку. Моя ложь блестяща, она почти идеальна никому и в голову не приходит, что у меня творится в душе. Я улыбаюсь, хотя хочется плакать, говорю удобные для всех слова, изображаю рубаху парня. И всем это нравится, все довольны, кроме Стеф.

А ведь так недавно, в прошлом году, всё было хорошо. Гимназический бал у Нарышкиных. Стеф в сиреневом, и мы танцевали, лишь танго досталось Яну. В июле всей семьёй летали на море. Отец купил аутоветтуру. В августе хлынули туристы, меня впервые поставили со Стеф на второй маршрут. Всё в моей жизни налаживалось, если бы не война. Ничего вокруг не поменялось, изменился я. И пускай гимназию забрали под госпиталь, который тут же законсервировали. Дали другое здание не хуже. Пускай до гимназии почти сорок минут, причём всё в горку. Так, дед, или отец подвезут, а не смогут – неплохая тренировка. Но что-то во мне сломалось. И к этому «что-то» я могу допустить только Стэф. Посему набрасываю себе на лицо улыбку, заразительно смеюсь, и не хочу, чтобы кто-то, знал, что у меня в душе.

На следующий день, после знакомства с Лией, мне пришлось совершить марш-бросок до школы. Дед уехал ещё засветло, раскочегарив свой вапоре, слушать сыр в дальнюю пещеру – созрел или ещё нет. Торговцы торопят, пора, все ждут его прекрасного стравеккио, но пока головка сыра не запоёт от удара серебряным молоточком, ни за какие деньги дед не отдаст товар. А у отца проблема аутоветтуру: он купил, всё хорошо, и удобна, ездит быстро, вот только: где газолин брать. Вот, например, в топку дедовой вапоре хочешь уголь, хочешь дрова, хочешь нафту не переработанную, лишь бы котёл выдержал. А в это чудо, Балтийского завода, ещё не всякий газолин заливать можно. А когда заправка появится у нас в горах, история умалчивает, так что просчитался, не залил полный бак идти на поклон к Гомоновым, а отец ох как этого не любит. Результат налицо и меня до гимназии не довёз, и в присутственное место опоздал.

Под школу передали особняк Воронцовых, национализированный ещё при революции, но после реставрации так и оставшийся в собственности муниципалитета. Дед Виктуара к тому времени выстроил новый и подписал все бумаги об отказе от реституции. Он вернулся ещё при республике и не жалел денег на поддержание дома, где когда-то родился. Так что мы купались в роскоши первой империи. Появились даже специальные люди, наблюдающие за порядком. Чтобы сберечь, к примеру, дубовые паркеты, нас стали заставлять переобуваться. Девочки потребовали отдельную комнату. Но им ответили: что сначала помещение для переобувания, потом будуар с гобеленами, так и до революции недалеко. И ограничились шторкой, которой, всё равно никто не пользовался. Или ещё один казус: на второй этаж вела парадная лестница со знаменитой персидской ковровой дорожкой, и непонятно, что нужно защищать сильнее шедевр ковроткацкого искусства или лестницу, сделанную из секвойи, привезённой из-за океана. Сегодня мёртвые языки вторым уроком, поэтому я поворачиваю направо и подхожу к двери с надписью «Expérimental». Какие эксперименты здесь ставились при прадеде Вика, никто не знает, но медную табличку почему-то до сих пор не поменяли. То ли ленятся, то ли и она попала подпонятие «историческая ценность». Сейчас здесь нас пичкают математикой. Осторожно заглянул, вижу, все наши в сборе, потоптавшись немного, вхожу в класс.

– Вот он, красавчик! – что-то давненько меня так не встречали. – Подойдите и извольте держать ответ.

– Лира, – нараспев произнёс я. – Где ваши манеры, воспитание, в конце концов? Где «здравствуйте», где «прекрасная погода, не правда ли», где…

– Хватит паясничать! – Лира в сердцах стукнула кулачком по парте. – Отвечай, что ты наплёл Мартину, после чего он в компании таких же, баранов отправился на кладбище, где перелез через забор и был пойман сторожем. А сейчас молчит, как партизан. Мне точно известно, это твоих рук дело. И не смей отпираться.

– Я и не собираюсь, – как можно искренне проговорил я. – Просто рассказал один из методов выведения бородавок. Но он известен всем, кто умеет читать. И заметь, кладбище совершено не поможет, если нет дохлого кота.

– Фи, мон шер, – вставила Мэри, пока Лира, закипая, набирала в лёгкие воздух для гневной отповеди, – вы так не литературно выражаетесь, скажите лучше «околевшего», или «усопшего».

– Да ко всем чертям такую литературу! – Лиру взорвало изнутри. – Сейчас он сидит в префектуре и ждёт разбирательства. А что там пришьют к делу, кощунство, вандализм, надругательство над могилами…

– Я не думаю, что отец будет излишне строг, – Вик тоже удивился таким эмоциям Лиры. – Помнишь историю у водопада? Хотя если бы тогда попался и я, то всё могло кончиться весьма печально.

– Поймай они тебя, нам всем не поздоровилось бы, это другое дело, показательная порка отпрыска – это традиция. А нам со Стеф всё сошло с рук потому, что у тебя нормальный отец, – Лира разошлась не на шутку. – Я всё утро выслушивала методы наказания, которым нужно подвергнуть Мартина. И среди них – гльятировать самое гуманное.

– Правильно будет «гильотинировать», – поправила подругу Мария.

– А вот это будут делать со мной три раза в день, если узнают, что его науськал мёсье Алексис, – Лира редко звала друзей на французский манер, но когда это случалось не жди ничего хорошего. – Только родители стали забывать этот случай у водопада, и новый конфуз!

– Да я даже не ради шутки это сказал, – видя такое состояние девушки, мне захотелось оправдаться, – а чтобы разговор поддержать литературной цитатой.

– Да, я понимаю, – Лира как-то сразу успокоилась, а потом, совсем уж сникнув, добавила: – и, главное, как этот олух умудрился попасться: у сторожа одной ноги нет. И под сердцем осколок, он не то что бежать, даже быстро идти не может.

– А вот это действительно загадка. Я его, если честно, и трезвым никогда не видел, – я задорно рассмеялся. Но ничего весёлого в этом не было, дед Митяй служил капралом шестого отдельного горного батальона. И лет сорок назад во время Восточной войны в ущелье, которому и имени-то нет, попал в засаду. Но они тогда не только отбились, но и обратили противника в бегство. Но маска надета, и надо соответствовать образу. А ещё в шестом, горном служил мой брат.

– Мне нравится вот это, – поддержал меня Ян и забавно, и очень правдоподобно изобразил сторожа: – «А кто тут такие неслухи?».

Получилось потешно, и рассмеялись все, кроме Стеф. Она смотрела на меня осуждающе глазами, полными боли.

– Итак, друзья мои, извольте рассесться по вашим местам, – учитель математики Николай Павлович, по своему обыкновению, подкрался незаметно. – Виктуар, друг мой, сотрите с доски эту нелепицу и напишите вот это.

Вик, взял в руки мел. Мы притихли, начался урок.

***

Школьная жизнь текла, как огромная река по равнине, медленно и уверено, всё шло своим чередом, за математикой – латынь, и география, а затем обед и большая перемена, которую мы, как правило, проводили в библиотеке. Воронцовы ловко пользовались возможностью, спихивать сюда всю получаемую периодику. И по богатству фондов нынешняя школьная библиотека могла посоревноваться с городской. К примеру, здесь, в трёх шкафах, была полная подписка журнала «Современник» за двести сорок лет. Так вот, ещё утром случилось страшное: пошёл слушок, что почтальон принёс последний номер «Светских вестей». Теперь главная интрига дня, кому он достанется первым Стеф или Марте Лиговской, что учится классом младше. Что там случилось на большой перемене, нам уже не суждено узнать, но на обед Стеф явилась с желанным трофеем, и вроде обошлось без рукоприкладства.

– И охота тебе, милая Стеф, обижать младших? – Лира надеялась, что Марта окажется ловчее, и даже не собиралась скрывать своего разочарования. Не подверни вчера ногу, она сбежала бы на конюшню, где любую работу считала полезней, чем весь этот светский трёп.

– Ах, милая Лира, тебе не удастся омрачить праздника, и помешать мне насладиться победой. Когда у меня в руках этот настоящий источник высших знаний, я готова полюбить весь мир, и Марта Лиговская не исключение.

Интересно, чтобы она говорила, перепади журнал младшим. И если бы его сейчас также жадно читали, только в курительной комнате, вернее, в бывшей курительной. Я это точно знаю, ведь майский Марте удалось перехватить.

Вкладка, раскрашенная вручную, оказалась посвящена детским годам вдовствующей императрицы. Это было семейное фото, старинное, но очень милое. Эрцгерцог Эссонский, синие мундиры сыновей, белоснежные платья дочек. Всё дышало простой семейной идиллией. Стеф залюбовалась.

– Как трогательно. Взгляни, Лира, разве это не чудо?!

– Да, действительно, а вот этот месье Анри похож на Вика. Не родственник, случаем?

– Нет, с Луары таковыми я могу считать лишь Лонгвилей и Турени, – вот как у него так получается: невозмутимо, спокойно, и невозможно понять, он сейчас шутит, или нет.

Стеф посмотрела на Вика и весело рассмеялась, и снова перевела взгляд на фотографию.

– Как две капли! А вот эта, похожа… – она замерла, недоговорив, улыбка медленно сползла с лица.

– Стеф, что с тобой? – Лира взяла подругу за руку и заглянула в глаза.

– Лия! У них платья такие же, как у неё.

– Не может быть, этому дагерротипу шестьдесят лет.

– Смотри сам, – с грустной улыбкой проговорила Стеф. – Декольте квадратом, рукава воланами, рюши, кружева, всё одинаково.

– Шестьдесят лет одна, в кромешной тьме… – ужаснулась Мэри. – Без сна, без надежды на спасение.

Сердце сжалось от жалости, в горле намотался тугой клубок, не давая продохнуть.

– Но ведь нужно что-то делать. Она несчастна. Как она радовалась нам! Надо её спасать, – Стеф на глазах собиралась, обретая свой обычный командный голос. – Вик, расспроси бабушку, о возможном происшествии.

– Уже поговорил. Ничего это не дало. Как только я заикнулся о старине, бабуля вывалила на меня всё, что она думает о современной молодёжи. Итак, в течение двух часов. В, общем, обе, кузины, что по несчастному случаю оказались у нас дома, были мне очень благодарны за замечательный вечер. Сдаётся мне, что она давно всё позабыла.

– Отчего Марго ушла в реальное, мне так её не хватает, – Мэри тяжело вздохнула.

– Дорогая, – Вик еле подавил улыбку, вспоминая былое, – припомни, как она на базе парового котла от вапоре сделала универсальный комбайн, который, колол дрова, перемешивал растворы и бурил водяные скважины, тем самым, лишая работы ни в чём не повинных людей. Единственный способ приостановить весь этот изобретательский припадок – направить в мирное русло, Петербургская Высшая Техническая Школа. Пусть будет новой Софьей Ковалевской, от механики.

Вспомнили сразу всё. Как Марго с Лирой делали повозку для Агаты. Как с Яном смастерила хваталку для орехов. Как со Стеф шили непромокаемые плащи. Все начали смеяться, подспудно вспоминая только весёлые моменты. Мне показалось, что воспоминания о нашей общей подруге послужили поводом сбежать от очень болезненной темы. Я тоже попытался и не смог. Нет, я люблю Марго, да как её можно не любить? Энергичная, неистощимая на выдумку, прямо сестра-близнец Лиры. Правда, наоборот, это как негатив, если одна возилась с лягушками, другая с железяками. Вот только не отпускала девочка, в беленьком платьице сидящая одна в закрытом решётками подвале. Изо дня в день, секунда за секундой, и так шестьдесят лет. Волной селевого пока нахлынули воспоминания: отец Стеф, брат.

– Да закопать, и вся недолга, – я, ужаснувшись своему голосу и тому, что сказал это вслух, закрыл рот руками.

Все с недоумением уставились на меня.

– Идея проста в исполнении и её можно взять за основу, – выдавил из себя Вик.

Слова кончились. Хотелось сохранить лицо. Я рывком встал и, несмотря ни на кого, вышел из библиотеки и пошёл к кабинету истории.

***

Мёртвые языки. Вот вроде не юриспруденция, не экономика, и даже не философия. В чём могут помочь в будущей жизни? Но они мне так нравятся. Греческий, латынь. Ты как бы погружаешься к корням цивилизации, что-то вроде математики, истории. Правда, копаться в хронологической пыли, кроме меня никто не хочет. Ещё Ян постоянно шутит, что именно у него самые прекрасные мёртвые языки, и он принесёт на экзамен пять килограммов телячьих с отцовской фермы, и пусть только не примут – они все прекрасного качества и не живые.

На уроке истории коснулись темы тильзитского мира, и учитель сделал акцент на том, что переговоры были на ногах и посреди озера. И тут мне вспомнилась судьба нашей кушетки, что мама собралась попросту выбросить, а мне она дорога как память. Учителя я уже не слушал. История, последний урок, и все могли просто разбежаться, как тараканы, когда на кухне включают свет. Надо пустить записку, чтобы задержались на минутку. Я её сочинил на латыни. Учитель её перехватил у сидящей за мной Лиры. Прочитал, и улыбнувшись, сказал:

– Дамы и господа, Александр просит вас задержаться на несколько минут после урока. Прекрасная латынь, передам Прасковье Фёдоровне, пусть вам пятёрку в классный журнал занесёт. А по истории неуд, потому что, когда мы говорим о судьбоносных моментах нашей родины, вы думаете о спасении вашего дивана. Грустно, мой друг, грустно.

***

– Осторожней, прошу вас, – мама встревоженной наседкой хлопотала вокруг нас, сама ещё вчера хотела его, как мусор выбросить. Легенда проста: везём к Лире, туда старьёвщик чаще заезжает. Но как только пришли выносить, на неё вдруг нахлынули чувства, как будто прощается со старым и надёжным другом. – И только умоляю, не оцарапайте подлокотники. Стефани, дитя моё, проследите, на вас одна надежда. Он очень хороший.

– Поверьте, милая тётушка, ваша кушетка в надёжных руках и под неусыпным контролем.

Ян строил забавные гримасы, делая вид, что ему тяжело, хотя он и в одиночку утащил бы его даже не вспотев. На улице ждала Лира с её, ненаглядной Агатой, кобылой голландской породы. Она ловко навьючила на неё диванчик, сама хоть и ездила всегда по-дамски, взяла лошадь под уздцы и пошла пешком.

– Меня волнует, кто скажет Лии о нашем методе, – Стеф украдкой посмотрела на меня, явно требуя не вмешиваться в разговор.

– Ну, я могу сказать, – слова Яну дались с трудом, он их выталкивал по одному, как помповый насос, что они смастерили когда-то с Марго.

– Ты опять выкинешь, какую ни будь штуку и всё испортишь, – Лира попыталась разрядить обстановку, не получилось. – Я бы лучше поручила это Мэри, она всегда находит правильные интонации.

– Она её боится, я думаю, что при ней и слова не скажет.

– Давайте Вик, он умный, изящный, – Лира сбилась, поняв, что произносит это вслух, и, совсем уж смутившись, краснея, как помидор, всё же смогла выдавить из себя, – родовитый ещё…

– Да, пусть Вик скажет, – кинулась на помощь подруге Стеф, – он единственный серьёзный из мальчишек и не будет хихикать над всякой ерундой.

Слова адресовались мне, их ещё подкрепили убедительным взглядом. После вчерашнего случая с подвёрнутой ногой Лира могла навыдумывать незнамо чего. Хотя какие фантазии, ведь встреть она даже чёрта, всё, что её заинтересует кто – он, козёл или осёл.

***

Вик стойко встретил известие о том, что именно ему придётся донести наше, с позволения сказать, предложение до Лии. На лице не дрогнул ни один мускул, а на губах так и застыла благожелательная улыбка, что делать, за спиной сорок поколений достойных предков.

Лия встретила нас у входа, видимо, гуляла, наверняка скоро поползут разговоры, которые сначала обрастут густой бородой слухов, потом превратятся настоящую легенду. Что, в принципе, очень хорошо для молодого и быстро развивающегося курорта. Что может быть притягательней настоящей тайны? И только мы будем знать правду.

– Я так рада, вас видеть, а что это? Ух, ты, кушетка! – если б не хорошее воспитание то наверняка пустилась бы скакать на одной ножке, как маленькая девочка. – А я ночью сходила посмотреть на ваш лагерь, это просто чудо какое-то, звёзды, туман, утренняя роса.

Да нет, стояла здесь и ждала нас, сердце опять защемило.

– Решётку надо посадить на петли, и замок навесить, – Стеф по привычке отдавала приказы. – Жаль, Марго только на каникулы к нам вырвется.

– А зачем нам автоматически открывающиеся двери и замки, как в банковских хранилищах? – Ян подмигнул Лии, усаживаясь на только что принесённую кушетку. – Потому что обычную дверь мы в состоянии сделать сами.

– А тебе страшно здесь? – забросила пробный камень Стеф.

– А чего нас, мертвецов, бояться? – вспомнила старый анекдот Лия. – Чего? Мне одиноко, я не могу спать, и так минута за минутой. Но теперь есть вы, и решётка стала, проходима. Я так счастлива.

Все уставились на Вика, вот как он сейчас начнёт с ней говорить. А я себя почувствовал совсем погано. Идея моя, а я её спихнул на лучшего друга. Он, конечно, с ней справится, вот только каково мне придётся?

– А что бы ты хотела получить кроме возможности отсюда выходить.

– Мы с подругами любили играть в домино, хотелось бы почитать журналы о современной моде, узнать, что сейчас танцуют, и вышивать гладью.

– Это всё просто найти. А какое твоё главное желание?

– Я, – Лия изменилась в лице, – хотела бы умереть. Только не подумайте, что мне с вами нехорошо. Мне радостно вас видеть просто, существовать в этом состоянии невыносимо, больно, не физически, конечно.

Лия приложила к груди руку. И меня, на мгновение пронзила эта боль, я почувствовал ту степень отчаянья, когда нет ни веры, ни надежды.

– Как это страшно – хотеть смерти, – очень мягко почти нежно начал Вик. Вот ведь умеет же, не зря ему доверили высказать Лии наше предложение.

– Я уже умерла. Я всего лишь хочу покоя, – она улыбнулась каким-то своим мыслям. – По слухам, там хорошо.

– А этим слухам можно доверять? – Лира. Вечный естествоиспытатель. Чего лезть, Вик так прекрасно начал.

– Слухам, конечно, не стоит, но я чувствую тепло того мира. Он веет добротой, радостью, это подделать нельзя. Не зная его, было бы в сто раз сложнее.

– Так, ты стремишься к этому теплу? – вернул на прежние рельсы разговор Вик.

– Это скорее, свет, может быть, луч, что меня с чем-то соединяет. От него очень хорошо. Но приходит он всегда, когда совсем невмоготу.

Лия улыбнулась ещё шире. Лира набрала в лёгкие воздуха для следующего вопроса. Но наткнулась на страшные глаза Стеф, которая, одними губами прокричала: «Не мешай Вику, он работает». Тут же сдулась, хотя про вопрос не забудет.

– В писании сказано: «Прах ты, и в прах возвратишься». Вот и пришло в голову одному из нас. А что будет, если тебя похоронить по-божески?

– Это что, закопать на кладбище? – Лия на время задумалась. Потом, просияв лицом, воскликнула: – А что, там всё освещено, под светом божиим. И, к тому же, когда тело становится землёй, я объединюсь с ним, и это мне кажется очень важным.

– Попытка не пытка! – воскликнула Лира, молчать уже не было сил.

– Лира! Как можно постоянно ставить эксперименты, тем более на девочках?!

– А что сразу я? Она сама хочет.

– У неё нет другого выхода.

– У неё и этого нет, вернее, он есть, но пока не испытан.

– А девочки, и не предназначены, чтобы искать выходы.

– Не ссорьтесь, я согласна быть даже подопытной.

– Лиичка, – елейным голосом сказал Ян, – они не ссорятся, они так общаются, проще сказать, это нормально.

– И вовсе нет. Лира препарирует несчастную Лиечку, как лягушку. Без божьей молитвы и хлороформа.

– Мир прекрасен и удивителен, но как его познавать, если не через эксперимент, препарат, опыт.

– Миром можно просто наслаждаться.

– Они так целый час могут, – начиная весело хихикать, сказал Ян в самое ухо Лии.

– Давайте всё-таки о деле, – при всём своём хладнокровии Вик тоже не мог сдержать улыбки.

– А что о деле? – Стеф мгновенно перешла в режим командира. – Лира и Вик отвлекают сторожа, я и Алекс копаем, Мэри читает псалтырь (она его наизусть знает), ну а Ян, Ян в дозор.

– А чего это опять я? Я лучше всех копаю ямы.

– Поэтому именно ты. Что говорит устав скаута? Совершенствуйся каждую секунду. Я плохо рою ямы, мне копать. Ты болтлив, как тётя Таисия, что торгует семечками у синема. Тренируй выдержку в дозоре.

Яну не понравилось сравнение с базарной торговкой, но обижаться не стоило, на правду, вообще, не обижаются.

– У вас всегда так весело? – проговорила Лия, еле сдерживая смех. – Вот только я сейчас не могу выйти на улицу днём, меня жжёт солнцем, даже когда оно за облаками.

Решили собраться поздно вечером, но лопатами обзавестись сразу. Ян, повозмущавшись немного для приличия, сбегал в лагерь и принёс две штыковых и одну совковую, заявив, что, раз он за ними бегал, то и копать будет тоже он.

***

Вечер сразу не задался, сначала мама попросила позаниматься с кузиной. А математика – это не её конёк. Потом папа в ультимативной форме потребовал реванша в шахматы. И когда вновь проиграл, даже немного обиделся. Финалом стал дед, который привёз первую созревшую головку сыра из дальней пещеры, что так давно ждали. И тут как-то сразу столовая заполнилась людьми, поэтому решили провести официальную дегустацию. Сыр оказался по-настоящему хорош, в меру твёрд, прекрасного янтарного цвета, а вкус настолько глубок, что привёл всех в состояние восторга. В свою комнату мне удалось удалиться лишь ближе к девяти. На улицу пришлось лезть через окно и спускаться по газовой трубе, меня наверняка уже заждались, но своё оправдание я нёс в сумке.

Вот только никто меня особо не ждал. Мне, конечно, попеняли, что пришёл не вовремя, но все были заняты любимыми делами. Стеф и Лира сцепились на свою излюбленную тему – форма и содержание, что важнее. Вик, как всегда, рисовал принесённое с собой яблоко. Мария пыталась читать, поставив перед собой две керосиновых лампы, и охота портить зрение, тускловато, явно не электричество. Ян что-то рассказывал Лии, которая сидела на столе хохотала, и болтала ногами.

Сыр деда встретили на ура и, как ни странно, больше всех радовалась Лия, хотя, по её словам, она не может чувствовать ни вкуса, ни запаха. Тем не менее откусанный сыр исчез куда-то. Лира стала жалеть, что нельзя провести опыт и скормить Лие, ну, скажем, целый свиной окорок. Его просто нет. Я заметил, как все пытаются ухватиться за малейшую возможность отложить выход на кладбище. Но идти надо, и мы всё-таки и пошли.

Всю дорогу Ян рассказывал забавные истории про нас, знакомя Лию с каждым. Мы с удовольствием вспоминали и даже разыгрывали некоторые истории в лицах. О том, как Лира полезла за лягушкой в болото, оступилась и утопила горный ботинок, а Вик нырял за ним вот с точно такой же невозмутимой миной на лице, и что, ещё более удивительно, таки нашёл его. О том, как Стеф плохо забила костыль на занятиях по скалолазанию, а Ян удержал всех, стерев в кровь руки. О том, как Мэри учила ездить верхом на свинье Лиру, а у той так и не получилось, несмотря на то, что она является прирождённой наездницей. Лия мило улыбалась когда надо, смеялась когда надо, пугалась и очень жалела, что не удалось познакомиться с такой замечательной девушкой, как Марго.

***

Вырыть яму глубиной в полтора метра для скаута – дело двадцати минут, даже ночью, даже на кладбище. С этим, с лёгкостью справилась Стеф, худший землекоп среди нас, и Лира. Ян помогал, отбрасывая землю, как-то сразу ставший серьёзным и безапелляционно отобравший у меня лопату. От былого веселья не осталось и следа. Лия легко, как туманное пёрышко, спрыгнула в яму и легла на дно. Маленькая девочка в беленьком платьице с розовой ленточкой. Увидев это, Мэри вздрогнула и оступилась, из-под ботинок струйкой побежал песок, немного присыпал платье у колен. Меня пробило ознобом ужаса.

– Чего стоим? Кого ждём? – наигранно бодро произнесла Лия, видимо, ей тоже было не по себе.

– Закрой лицо чем-нибудь, – с усилием произнёс Ян. – А то, как будто заживо закапываем.

Лия откуда-то извлекла платок с монограммой ЕВ и накрыла им лицо. Стеф не сдержала слёз, Мэри спрятала глаза руками, Вик взял у Лиры лопату и начал бросать землю вниз, за ним – Ян, но ещё долго оба не могли начать засыпать лицо. Закончив работу, Ян, не прощаясь, лишь собрав лопаты, пошёл в сторону южной калитки. Мы же направились к северной. Разговаривать стало невыносимо. Всю дорогу я твердил себе только одно: «Ей так лучше». Дойдя до стены, Вик, лишь слегка поклонившись, полез через неё, сделав вид, что ему так ближе. Лира с Марией тоже не прощаясь, свернули налево. Мы же со Стеф направо, вниз к её дому.

***

– К чему весь этот театр? Я не могу видеть тебя в маске Арлекина, сними её, стань самим собой, – Стеф вырвалась вперёд, чтобы, я не увидел её лица.

– Я Бригелла, Арлекин – это Ян.

Она остановилась как вкопанная, и резко развернулась ко мне. Потом подавшись вперёд, обняла за шею и поцеловала в губы. Я почувствовал дыхание на своём лице, руки крепко прижали её сердце к моему, и они забились в унисон.

– Какой ты лохматый, – Стеф, не пытаясь освободиться, начала приглажевать мои непослушные волосы. – Хоть иногда причёсывайся. Ходишь, как шишиг лесной.

– Это весьма сложно: у нас дома до сих пор все зеркала чёрной тканью закрыты.

– Приходи в класс пораньше, я тебя причёсывать буду. Сегодня чуть не опоздал.

– У отца газолин кончился. Бежал всю дорогу. Вхожу – и тут Лира.

– Сними маску, позволь тебе помочь. Как помог мне один мальчик после смерти отца. Вот вроде ничего особенного не делал, просто, был всегда рядом с открытым сердцем, успокоил, согрел, поддержал. Спасибо тебе.

– Нет. Это тебе спасибо. Что терпишь меня, такого.

Стеф высвободилась из моих объятий, взяла за руку.

– Пошли, уже за полночь, а завтра тебе нельзя опаздывать.

Почему именно завтра, Стеф не уточнила. Опаздывать, вообще, нехорошо. И сдаётся мне, к первому уроку я больше не опоздаю никогда.

Мэри

Книги. Книги любят все. Дети – что им читают мамы на ночь, с огромными буквами, яркими картинками, и запахом тёплого молока. Девушки – романы про любовь и прекрасных принцев, юноши – книги о подвигах и опасных приключениях. С годами ничего не меняется. Герой весь в белом и совершать непостижимые поступки, героиня прекрасна, злодеи коварны, но, что бы ни случилось, всё непременно кончиться хорошо. В книги можно вкладывать деньги, покупая прижизненные издания или просто пряча ассигнации между страниц. Ей удобно огреть по голове, взявшись за края обеими руками, или подкладывать под щеку вместо подушки, как это делает Ян, когда спит на уроках. Благодаря этой универсальности каждый в ней найдёт себе настоящего друга.

Я тоже люблю книги, они мои учителя, товарищи, слуги. Я черпаю из них чужую мудрость, мысли, частенько заглядывая к ним в гости. И сегодня с утра, хоть на дворе и выходной, я у них дома, в библиотеке. А виною тому Лия. На следующий день, как мы, разорвав себе сердце в клочья, закопали её на кладбище, она нашлась в кают-компании в самом прекрасном настроении. Объявила, что очень рада и немедленно хочет всех обнять. Собой, немного подумав, назначала меня, и если девочки и Вик вели себя достойно, а Алекс только попытался перейти грань приличия, то Ян, переполненный эмоциями, полез целоваться. По словам Лии, как только её накрыло песком, она мгновенно оказалась у шахты артиллерийского лифта. А также радостно сообщила, что благодарна за попытку, которая не оказалась пыткой. А для меня то, что произошло вчера, стало таким потрясением, что ещё одно я вряд ли переживу.

На кладбище сразу обнаружили новую могилу. В префектуре создали комиссию во главе с отцом Вика, правда, расследование мгновенно зашло в тупик. Лучший следопыт, наш старший инструктор Лукашин Николай Степанович, крайне обескуражено заявил:

– Здесь закопали тело ростом метр шестьдесят восемь, среднего телосложения. Скорее всего, девочку шестнадцати лет, одетую в платье. При определённых допущениях подобное можно посчитать нормальным, если бы тело сразу не исчезло. Это хорошо заметно по вот этой грани не осыпавшегося песка. Копали ночью, вот здесь свалялась земля под действием повышенной влажности, и перепада температур.

– Николай Степанович, – отец Вика, земский исправник, был совершенно спокоен и уверен в себе, – то есть если мы сейчас вскроем могилу, там ничего не окажется.

– Я в этом уверен. Но как? К нам что, Гудини с новым цирковым номером приехал?

– Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам.

– Хорошая цитата, вот только кто копал? – Николай Степанович бросил испытующий взгляд в нашу сторону, моё сердце понеслась куда-то вниз, а вот Вик и глазом не моргнул.

– Осмотрите ещё раз, сейчас начнём раскапывать и уничтожим все следы.

– Рыли тремя лопатами, двумя штыковыми и одной совковой. Если копали пришлые, то могли до перевала уйти, а если местные, то это скауты, а они наверняка все следы подчистили.

Моя душа затаилась, боясь выдать себя. Зачем я, вообще, послушалась Вика и пришла на место нашего преступления? Стеф заявила, что мы должны проконтролировать происходящее на кладбище, сама бы и шла, а то у меня сердечко, о пятки может разбиться. В яме ничего не оказалось, что вызвало у всех присутствующих вполне предсказуемое удивление, мы с Виком тоже для видимости удивились и быстро, но без суеты, поспешили удалиться.

***

Городскую библиотеку основали два инженера по землеотводу, приехавшие на строительство батареи. Один из них по дружбе дал почитать вышедший тогда роман Диккенса «Большие надежды» и уехал обратно, в Москву, в проектный институт. Его имя, не сохранилась. Второй ещё долго лазал по горам, вооружённый теодолитом, вымеряя углы по горизонту и вертикали для будущего строительства, а книгу передал в создаваемую префектуру. И его имя навсегда увековечено для благодарных потомков, причём буквально на цокольном карнизе фронтона, а звали его Ковалёв Дмитрий Михайлович. Первая книга на руки никогда не выдавалась, её выставляли у входа в аквариуме как настоящую реликвию, и мало кто уже знал, что в ней не хватает тридцати семи страниц, почти вся исписана результатами замеров, к тому же была на английском. Вслед за строителями появились военные, тащившие в библиотеку всё, что плохо лежало и хоть отдалённо напоминало книгу. Из-за резкого увеличения фондов поспешили построить новое здание с большим залом, на дубовый паркет которого офицерам пришлось пустить подписной лист, поскольку он сильно подорвал общую, смету. С приходом республики, некогда полные и шумные залы библиотеки опустели, наступили тяжёлые времена, теперь сюда приходили лишь для того, чтобы обменять книги. К счастью, с реставрацией всё вернулось на круги своя. Сначала, привезли из каких-то музейных запасников национализированную коллекцию средневековых лат. Потом группа энтузиастов учредила общество любителей игры в гарпастум. И наконец, в помещении бывшего английского клуба стали проводиться заседания земского совета, которые поначалу из ежемесячных превратились в еженедельные, а сейчас папа не ходит туда разве что по большим религиозным праздником. Так что обычная, я бы даже сказала, среднестатистическая земская библиотека. Правда, у нас ещё книги читать можно.

И вот сижу в самом сердце любой библиотеки по той причине, что именно на меня возложили почётную обязанность, «ведь ты такая умная», отыскать метод, чтобы упокоить Лию. Основа основ поиска любой информации – работа с каталогом. Маленькие картонные карточки, как открытки из далёкой страны абсолютного знания, пришедшие только для тебя: возьми её в руки и реши, хочешь ли стать немного умнее. Я уже два часа лопатила шкафчик с надписью «оккультизм», и даже не догадывалась раньше, как это было модно пятьдесят лет назад. Сейчас всё проще переназвали скучным словом эзотерика, превратили в науку, и общий интерес сразу пропал. А ещё какие-то семьдесят лет назад всё окружалось таинственным туманом загадки, запретами секретных обществ, ожиданием настоящего чуда. Мне даже пришла в голову мысль – вот если вы хотите, чтобы школьники к понедельнику выучили таблицу умножения, скажите, что она древнее сакральное знание, а ещё лучше – запретите её.

– Ах, вот ты где, – Лира вышла из-за шкафа, держа в руке огромный персик, надеюсь, она искала себе компаньона для совместного препарирования фрукта. – А чего не в читальном зале?

– Здесь спокойнее всего. Утром по выходным там в шахматы рубятся. Так вот, они когда в блиц играют, так орут, что уши закладывает.

– Да нет вроде всё тихо.

– Правильно, уже тихо. Сегодня, слава богу, даже без драки обошлось.

– Нашла чего-нибудь?

– Работаю с каталогом, есть несколько книг, но шансы невелики.

– Пойдём, я тебя выхожу, – Лира подбросила персик на руке, намекая, что не намерена делиться им здесь, и чтоб получить часть фрукта придётся следовать за ней.

– Это как Агату?

– Как после долгого и быстрого бега. Ты, небось, с утра сидишь?

Я не сильно сопротивлялась. Что может быть лучше отдыха на свежем воздухе, с хорошей книгой? Беру Анжело Конти «Игры в комедию Дель Арте». Мы вышли на большой променад, летом не протолкнуться, слева отель «Савой», справа доходные дома Гомоновых, места обитания самой респектабельной публики. Немного дальше – жемчужина Азкафта, смотровая площадка на Минги Тау, сейчас и здесь никого нет, не сезон. Лишь пожилая семейная пара, наполнив свои кружки-поилки минеральной водой из фонтанчика, укутавшись в один плед, уселась на скамейке наблюдать осеннюю красоту гор. Лира, не сводя восхищённого взгляда со стариков, улыбается каким-то своим мыслям. Я воспользовалась моментом, и села на качели открыла книгу и погрузилась в сказочный мир комедии масок.

– Мэри ты неисправима, – Лира оторвала свой растроганный взгляд от счастливой старости, – отложи книгу. Посмотри, как красиво.

– Я вижу.

– В августе к тёте Лиде приезжал старший брат погостить. Да, я про это не раз рассказывала. Так вот, он говорит, что был в Тироле и Баварии. Там, в горах специальные трассы вырубают и подъёмники на электричестве. И на лыжах к подножию спускаются. Рассказывал, что это просто захватывающе.

– Я тоже читала. Предложи это Стеф, горные лыжи на пике моды. Кронпринц под Инсбруком в прошлом году изволил сломать ногу.

– Так вот, двоюродный дядя говорит, что у нас всё будет во много раз лучше и дешевле, чем у дойчей, к примеру, подъёмники делать не электрические, а паровые, чтобы потерь мощности не было, да и снег наш из-за влажности намного приятней. Только представь себе веселье круглый год у Маеров, танцы до утра, у Никишкина камерный оркестр, у Патоцких пироженки свежие. Здорово!

На горизонте появились Ян и Алекс. Не заметив нас, направились к фонтанчику, Ян достал из кармана складной стаканчик и в течение трёх минут пили воду, передавая посудину, друг другу. Возникло впечатление, что эти двое сошлись в эдакой своеобразной дуэли. Лира загибала пальцы, считая выпитое, но они быстро кончились.

– Пойду спасать этих верблюдов, а то из дешёвого упрямства обоих разорвёт в клочья.

Лира не стала вступать в переговоры, а просто отняла стаканчик и выбросила. После чего отчитала, указывая пальцем, в чей именно адрес направлены слова. Оба неудавшихся дуэлянта со смирением выслушивали нотации, причём умудряясь кривляться даже в таком положении. Лире быстро надоело изображать строгую учительницу, и они побежали на параллельные качели. Но и это им быстро надоело.

– Мэри, скучно, Лира тоска зелёная, – Ян начал вышагивать вокруг в темпе танго. Ах, как же он в нём хорош!

– Маш, поиграй с нами, нам скучно, скучно, скучно.

Ну что ж, сыграем в комедию дель арте.

– О нет! Пьеро! Госпожу украли! – задала я первую тему.

– Кто же?! Кто посмел?! – сразу же, почти не задумываясь, сказал Алекс. – Но как же наш молодой господин?! Неужели он зря добился у королевы руки прекрасной Изабеллы и зачем уехал в Крестовый поход?!

– Коломбина, что ты молчишь?! – я указала книгой на Яна

– Я… Коломбина! – Ян был обескуражен.

– Да, ты Коломбина! – мальчишка присел в книксене и встал в третью позицию.

– А я, я кто? – Лира вскочила на качели и заболтала ногами.

– Ты скучная, поэтому будешь возлюбленной Изабеллой, – Ян не сдержал ехидного смеха.

– Точно, Изабеллой! – Алекс захлопал в ладоши. – Той, что похитили злые сарацины.

– Лучше мавры! – Ян провёл ладонью по горлу. – А они ой как не любят болтливых девиц. Поэтому у тебя нет слов. Ведь верно, мой возлюбленный Бригелла?

– Дорогая Коломбина, нельзя так изводить свою госпожу, – мне стало жалко Лиру.

Она насупилась и сделала попытку обидеться.

– Итак, прекрасная Изабелла похищена отвратительными маврами, – заунывно заныл Александр, изображая Пьеро, – а паладин её сердца сражается в Палестине. Что делать?

– Ах, злые мавританцы, зачем вы связали мне руки и посадили в этот неудобный ящик?

Лира не смогла долго обижаться и включилась в игру.

– Ах, возлюбленная нашего господина, мы не слышим ваших стенаний, – всё так же нараспев произнёс Алекс. – Перед нами пустыня, кругом песок и верблюжьи колючки.

– А что, по пустыне? – Ян явно не хотел идти, изнывая от жажды. – Давайте поищем где-нибудь в море, чтобы на яхте, под парусами, и поближе к Ницце.

– Её похитили мавры, – я решила не идти на поводу у Яна. – А они живут в пустыне и ездят на верблюдах.

– Поверь мне, дорогой Бригелла, сейчас их в Ницце достаточное количество, чтобы похитить нашу любимую Лирочку.

– О, дорогая Изабелла, осмотритесь, вы, случайно, не в Ницце? – нашёлся Александр. – Ты вроде в прошлом году там была.

– Нет, я в пустыне! – мстительно заявила Лира. – И на вас, на всех отвратительные лохмотья. И всем хочется пить.

– Ты чего творишь? Мы тебя спасать идём.

– А тебе, вообще, хуже всех, на тебе корсет и бархатное платье с рюшами. И это в плюс сорок.

– А чего я в платье-то? – удивился заигравшийся Ян.

– Ты Коломбина, – напомнила я.

– Коломбина – служанка и не может иметь бархатного платья с корсетом.

– Дорогая, так я же его тебе подарила. А будешь спорить, корсет окажется не на крючках, а на шнуровке.

– Маш, чего это она меня запугивает? – Ян боялся корсетов, особенно на шнуровке, после того как его случайно перетянули на занятиях фехтованием.

– Хватит! – я прикрикнула на всех троих. – Враги кругом, надо быть осторожней.

– Дорогой Бригелла, как ты мог допустить, что моё платье превратилось в лохмотья?

– А напомните, зачем вы поменялись? – Лира потёрла лоб и проверила наличие ушей.

– На самом деле, Коломбина – это вовсе не Каламина, а Скарамуш. – я решила помочь Лире привести мироощущение в порядок.

– То есть? – Ян поразился столь быстрым изменением в своей жизни.

– И у тебя под платьем свадебный костюм, и тебе в два раза жарче, – радостно воскликнула Лира.

– Мэри, что она, вообще, творит?

– Ты слишком громко возмущался, и на вас напали мавры с папуасами.

– Как в одном месте могли оказаться и мавры, и папуасы.

– У них картечницы последней конструкции. И они стреляют во всё, что движется.

– А мы на аутоветтуру!

– А газолина нет.

– Гранатами закидаем.

– Взрывателей нет.

– Тогда – в штыки.

– А откуда они у вас?

– Саблю хотя бы дайте.

– Всё, хватит, не было во времена Крестовых походов ни картечниц, ни гранат, ни газолина, – я сделала вид, что рассердилась. – Не умеете играть в комедии дель арте, потому что вы все дурачьё. А мне работать надо.

Развернулась и пошла в сторону библиотеки. А Лира и эти двое ещё долго хохотали, отбиваясь от мавров с папуасами.

Разрядка помогла, работа пошла веселее. Теперь я брала ящик с карточками каталога и разбирала его уже в читальном зале. Благо, ни любителей гарпастума, ни шахматистов в библиотеке не было, и можно поработать спокойно. И в наступившей тишине скрип входной двери прозвучал, как крик часового о тревоге. Я подняла глаза и обнаружила на пороге Алекс и Стеф, замерших с таким видом, как будто их застали за чем-то непристойным. Правда, они почти сразу собрались и подошли к моему столу.

– Ни слова о скуке, хотя, я вижу, вам не скучно вместе, – опередила я недавнее заявление Алекса.

Стеф, что есть сил, попыталась схоронить спокойное ворожение лица, изобразив свидетельницу схватки Персея и Медузы Горгоны, Алекс покосился на окна, наступила неловкая пауза, а потом заговорили оба и как-то сразу:

– Вообще-то, мы помочь пришли.

– И поучиться тоже, где заниматься, как не в библиотеке?

– Тут у меня книга отложена.

– А у меня географический справочник.

– И три журнала мод.

– И наставление по стрельбе.

Они напоминали две картечницы в обороне, это когда их сводят в центре позиции для увеличения убойной силы.

– А у тебя как дела? – поинтересовалась Стеф.

– Одну вроде нашла, – я продемонстрировала карточку из каталога.

– Ух ты, наверное, скоро всё узнаем.

– Наверняка это будет очень интересно.

– Надеюсь, что нам, как всегда, повезёт.

Вновь открыл огонь взвод малой артиллерии, а в конце бросили ещё и гранату:

– Но не будем тебе мешать, – так вроде помогать хотели…

После всей этой нелепой сцены они церемонно раскланялись, Алекс галантно предложил руку Стеф и под ручку, они удалились в сторону бывшего английского клуба. Вот только там нет ни книг, ни журналов, ни карт, там даже нет наставлений по стрельбе. По словам папы, там хранится две прекрасных коллекции. Первая – средневековых лат и оружия, собранная промышленником Никишкиным ещё при старой империи. Вторая – крепкого алкоголя, что хранится под ключом в огромном комоде, пополняемая членами земского совета. И нет более важного дела при покупках, чем выбор нового экспоната для экспозиции. Хотя, по расчётам Мамы, фонды этого музея должны превышать винный погребок средних размеров, ничего сложного, задачка по арифметике про бассейн и две трубы, в одну втекает, в другую вытекает. Папа назвал арифметику лженаукой, и все расчёты, сделанные с её помощью, гнусными инсинуациями.

– Увлеклась эзотерикой, – восхитился библиотекарь Семён Петрович Никонов, седой старичок с весёлыми глазами и детской улыбкой, – прелестно, незаслуженно забытая наука. Я в молодости увлекался спиритизмом и астрологией. Но…

Отчего дед Семён, как его звали все за глаза, бросил занятия оккультными науками, мне узнать не удалось. Он, часто отвлекается на какие-то свои мысли, иногда даже на полуслове. Я забрала подобранные книги, пошла домой погружаться во мглу таинственных знаний. Правда, поиски кончились, не начавшись. Прямо в оглавлении обнаружилась глава, которая так и называлась: «Происхождение призраков». Автор, на нескольких примерах показал отделение души от тела и потерю ипостасной общности с ним ещё при жизни, поэтому после смерти душа не может покинуть этот мир. Она неприкаянна до тех пор, пока не выполнит опредёленных условий. Основная масса случаев, связанных с появлением призраков – это сильный испуг перед смертью. Отличительной чертой потери ментальной ипостаси в момент смертельного ужаса является связь души с телом. Полтергейсты описывали её по-разному, одни – в виде луча, другие – как ощущение тепла, третьи – словно электрический провод. Метод упокоения оказался чрезвычайно прост: достаточно прикоснуться к праху, и душа возносится из этого мира. Надо всего лишь узнать, где захоронено тело Лии и отвезти её туда.

***

Утром впервые в этом году опустился туман. Облака с тёплого русского моря, столкнувшись с Азкафтским хребтом, осели в долину ощутимою на ощупь моросью. Она мгновенно пропитывала влагой одежду, и я решила надеть в гимназию непромокаемый плащ, некогда изобретённый Марго вместе со Стеф. Мама предположила, он в кладовке с садовым инструментом, потом – в сундуке с одеялами, и лишь когда папа удалился в отделение банка, где, работал, созналась, что он висит на огородном пугале. Пришлось переступить через себя и отобрать у несчастного, и так стоящего постоянно на улице, последнюю одежду. И пускай чуть не опоздала, пускай с нечистой совестью, но всё-таки совершено сухая я вошла в гимназию.

А в классе творилось невероятное: Лира и Стеф сидели друг напротив друга, держась за руки, и мило беседовали. Причём достаточно громко, поскольку слова предназначались кой-кому неподалёку.

– А танцевать лучше всего с гусарами, все эти ментики, ташки, шнуры, звон шпор. Вот если они ещё и сабли бы не снимали!

– И кружиться, кружиться, кружиться в вальсе…

– И чтобы красный верх, синий низ.

– Да, да, лейб-гвардия, они все красавчики, и в первом эскадроне вороные скакуны как, моя Агата.

– Гусары – жалкие пижоны, они даже атакуют в рассыпном строю, – буркнул Ян, старательно пряча глаза.

– А вот кое-кому сапог не положено подумать только, башмаки.

– И брюки, как у низших чинов на железной дороге или даже на почте, – внезапно отозвалась Лира.

– Горные батальоны – это элита армии.

– Что-то не перепало вам знаков внимания, один значок эдельвейса.

Зачем девочки взялись дразнить ребят, понять сразу не удалось, но им срочно нужна была помощь.

– И охота вам болтать всякую чушь?!

Лира метнула глазами в меня пару гневных молний.

– Ах, Мэри, ты такая простушка, быть тебе замужем за библиотекарем, – Стеф на мгновение запнулась, понимая, что в запале перегнула палку, схватка была с мальчишками, и я тут ни при чём и смягчила тон. – Хотя мундир библиотекарей – приталенный сюртук, плюс чёрного цвета как, у морских офицеров. Это хоть и старомодно, но очень изящно.

– Спасибо за добрые слова, милая Стеф, – в голос я постаралась вложить как можно больше яда. – Вот только замуж я пойду за человека, а не за его мундир.

– Согласись, пышные эполеты не помешают, – примиряюще заметила Лира.

На мальчишек без слёз не взглянуть, какую такую штуку они выкинули, что в схватке с ними сплотились лёд и пламя.

– На плечах любимого и погоны прапорщика прекрасны, – ускользнула я от прямого ответа. – Но хватит чепухи. Я всё узнала про Лию.

И, не торопясь, рассказала всё, что вычитала в книге, с цитатами, комментариями и выводами. Мальчишек простили, и старые обиды забыты. Осталось узнать её настоящее имя и после этого место захоронения.

***

На большой перемене почтальон принёс две заявки на переход. По плану должны были идти Лира и Вик, но вместо него напросился Алекс. Зачем это ему понадобилось, он не стал объяснять, правда, никто не возражал. Груз ещё утром завезли в скаутский лагерь на вапоре без номеров. На этот раз – бумажные коробки, которые при лёгкой деформации хрустели стеклом о стекло и весело звенели при подбрасывании. Мы делали вид, что нам неинтересно, но Вик безапелляционно заявил – это радиолампы, и они, скорее всего, для мощных станций. Я и Стеф аккуратно упаковали груз по рюкзакам и навьючили на совсем маленького Аккорда, нечета Агате, но, как ни странно, Лира и его любила. Одно время инструктора по верховой запретили ей подходить к единственному коню ближе, чем на пять метров, потому что другим тоже нужно научиться ухаживать за лошадьми.

На пограничном переходе нас встретили не знакомые Прикордонные стражи, ротация, – прислали новых. Совсем молоденький поручик церемонно отдал честь, солдаты взяли на караул. Нас здесь уважают. На той стороне нейтралами с сентября стоят голландцы, самые лояльные к нам, но закон есть закон, и в их обязанность входит проверка наших свидетельств о рождении, того, что нам нет ещё семнадцати, и проконтролировать, чтобы мы не ставили груз на землю. Все всё понимают. Но важна буква закона.

Теперь вверх, к софийскому седлу, это нейтральная зона. Здесь есть ещё несколько дозоров миротворцев. Перейти через перевал и спуститься вниз – там уже Северяне. Сдать, груз в доме с надписью «скупка железного лома» и отправиться обратно.

Алекс и Лира, как два усердных муравья, поползли вверх, они без проблем справятся с заданием. Сколько их уже было! Стеф трижды перекрестила им спины, Вик взял под уздцы Аккорда обратно они пойдут налегке.

– А где изволит прохлаждаться наш великий поедатель пироженок? – Вик оформил общее недоумение в вопрос.

– Не, в кондитерской его нет, может быть, он превратился в великого филателиста и охотится за корреспонденцией Маэров. Помните, с каким придыханием на неделе он рассказывал о новой почтовой марке, выпущенной в Саксонии.

Яна обнаружили в кают-компании мило беседующим с Лией, и что вроде всё нормально, если не его внешний вид. Нет, он оделся не как на бал (там мальчики бывают в чёрных фраках с длинными фалдами, по последней, моде), а, скорее, как на какое-то светское мероприятие, или на парад. На нём мы увидели серый приталенный сюртук, в котором появлялся разве что в церкви, лаковые штиблеты, что сам, причём очень остроумно, прозвал испанскими. Довершал костюм цилиндр, где он его взял, поскольку, в отличие от Вика, сроду их не носил.

– А я уже рассказал Лиечке, как помочь её беде, – Завидев нас, запел лилейным голоском этот напыщенный пижон. Вообще-то, это всё я раскопала и могла бы претендовать на право первой ночи. Но Ян не унимался: – Она ничего не помнит. И мы просто обязаны ей помочь. Искать в архивах, расспрашивать у родственников, у знакомых.

– Прокричать об этом на центральной площади, – поддел друга Вик.

– Написать статью в газету, и чтобы с дагеротипным снимком на весь разворот и с надписью о розыске, с непременным упоминании о награде.

– Оповестить академию наук, с рассылкой по пневмопроводу всем членкорам, – забила я последний гвоздь в гроб новоиспечённого франта.

– Давайте, смейтесь, – обиделся он, оскорблённый в лучших чувствах.

– Да никто и не собирался просто ты не забыл упомянуть, что всю информацию раскопала Мэри, – есть в Вике эта непоколебимая тяга к справедливости. Порода.

– Конечно же, Ян упомянул о заслугах милой Маши. И что именно ей принадлежит первенство, – Лия бесстыдно лгала. Что за человек, заставить врать девочку, умершую почти сто лет назад?!

Вик

Запахло войной. Тем, кто знаком с ней по книгам и воспоминаниям ветеранов, кажется, что она красные стрелки на картах, бравые гренадеры с плакатов и встречающие их прекрасные девушки, букеты цветов с последующим балом у губернатора. Что война – это звон шпор, лихие кавалерийские атаки, награды из рук царствующих особ, на взятом приступом редуте, и запах нежных фиалок. Те же, кто хоть раз видел её воочию знает, что война пахнет лошадиным потом, и не стираными портянками, копотью вапоре и смрадом газолина. А ещё – холод, голод, потоки испуганных людей бросивших всё и бегущих во все стороны, куда угодно, лишь бы подальше от этого ужаса. Растерянные мужчины, заплаканные женщины и чумазые дети с мёртвыми глазами. Мародёрство, грабежи, поджоги, убийство, но, не смотря, ни на что, война до сих пор остаётся самым достойным делом для настоящего мужчины.

Трое суток огромные вапоре заполняя всё вокруг своим едким, чёрным дымом, таскают армейские грузы из долины к нам, почти на самую границу. Везут патроны, снаряды, консервы, радиостанции, медикаменты, всё, что выпускают заводы и фабрики огромной империи, создавая несокрушимую мощь. Все эти ящики, мешки и коробки. Миротворцы отписывались формальными протестами, наши дипломаты формально отвечали, затем формально создавали комиссии, которые совершенно, не формально часами заседали в ресторане фешенебельного отеля «Савой».

Появились горные батальоны, второй и девятый, шестой специально отправили, в Татры, в Богемию, на манёвры с союзничками. Они рассыпались по склонам перевала, собирая сведенья об обстановке в горах, готовя переходы для основных сил армии, занимая позиции, чтобы прикрыть её в нужный момент.

***

Сложен первый шаг, когда всё внутри протестует, предупреждая о последствиях, посему наберись отваги и сделай его, поскольку лучше объяснять, почему не получилось чем, корить самого себя, что даже не попробовал. С появлением военных жизнь в городе и окрестностях, начала закручиваться тугой пружиной, чтобы распрямиться в нужный момент в час икс, запуская в действие, сложный механизм под названием армия. Не было четырёх поутру, как в дверь постучали, и отец, вскочив на Буффона, отпрыска Лириной Агаты, ускакал в долину, на совещание земских исправников. Утром мама, собрав подруг по женской лиге, направились в здание старой гимназии выводить её из консервации. Об учёбе и речи быть не могло, но куда приложить силы, пойти в скаутский лагерь, на телеграф, в библиотеку, где наверняка собираются волонтёры. Всё решил Отец Мэри, Гюстав Карлович фон Вейда, заехав прямо во двор на аутовентуре, он привлёк внимание сигналом и взмахами руки.

– Виктор Николаевич, оденьтесь на выход, поедемте в управу, – лучший друг отца, и единственный из взрослых, что называл меня детским прозвищем Вик. И тут по имени, отчеству. Да ещё в управу.

– Зачем? Языком работать – марки к конвертам приклеивать? – я развёл руками, а в голове вертелось одно: «Мне всего шестнадцать лет».

– Довольно ребячиться, пора становиться взрослым, – Гюстав Карлович ободряюще улыбнулся, – и поторопитесь, вы нам нужны.

Я на ватных ногах вернулся в дом, но шаг сделан. Надо переодеться, нелепо появиться в управе в гимназической форме. Беру цилиндр, выхожу на улицу, сажусь в аутовинтуру, что ж я готов стать старше. В управу вошли, ещё не пробило и девяти, а огромный дубовый стол отца завален документами, больше всего поразил список регламентных работ по ремонту дороги, на трёх листах, и – это мелким шрифтом. Голова пошла кругом, захотелось залезть под стол и непременно оттуда напомнить присутствующим, что мне шестнадцать и семнадцать будет ещё нескоро.

– Не пугайтесь, в этом нет ничего страшного, – угадал мои мысли Гюстав Карлович, – ваша задача представлять, главу местной власти, то есть, отца, подпись доверия, если хотите, эдакий рудимент сословного самосознания нашего общества. Где для нас нужен целый ворох документов, вам поверят на слово. Хотя, конечно, это не значит, что вам не надо во всё вникать тем более и я, и Александр Степанович весьма опытны в этих вопросах. Кстати, что там гласит кодекс скаутов?

– Совершенствуйся каждую секунду, – с печалью ответил я.

И всё завертелось. Счета, наряды, квитанции, расписки, тонны щебня и кубометры пиломатериалов. К двенадцати появился отец и, не слезая с лошади, отдав лишь седельную сумку, набитую какими-то счетами, умчался к перевалу. На ремонт дороги мобилизовали всех, даже поваров из «Савойя». Ближе к часу меня пригласили к инспекции засыпанной ямы. Увидел там Лиру. Она в сопровождении четырёх младших скаутов волокла бревно на своей Агате. Заметив меня, замахала рукой, я в церемонном приветствии поднял цилиндр. Вот занимается делом, а мне обратно в кабинет бумажки перекладывать. По пути к канторе увидел, как мама вместе с другими женщинами рассыпав доломитовый щебень, ровняют дорогу. Стало совсем погано, лишь загруженность работой сберегло от убийственного самокопания. Часам к четырём, вернулся отец, вместе с тремя полковниками, двумя пионерами и одним интендантской службы, без шляпы и весь в придорожной пыли. Интендант сразу стал изучать отчёты, инженеры засели за карты, отец подошёл к столику с большим графином воды и методично стал его осушать.

– Отменно! – произнёс интендант, подписывая акт сверки. Затем переведя взгляд на меня, добавил: – прекрасно, что есть на кого положиться в трудную минуту.

– Дмитрий Игоревич, нам с равнины, не понять горцев. Я видел, как работают женщины на дороге – это просто единое целое.

– У нас по-другому нельзя, в одиночку двух дней не прожить.

– Завтра прокатим пробничик и часиков в пять откроем движение! – радостно потирая руки, сказал один из инженеров, – посрамили мы штабных, посрамили.

– Давайте проверим площадки под верхние склады и на сегодня я думаю, будет достаточно. Виктор Николаевич заканчивайте здесь, вы славно потрудились.

Отец вновь унёсся, а я ещё два часа подшивал и архивировал документы. Его похвала облегчила душу и, отказавшись от предложения Гюстава Карловича довести меня до дома, пошёл пешком.

***

Следующий день в городе объявили выходным. Но мне ни высыпаться, ни отдыхать не отчего. Дома не сиделось, и решил прогуляться, зайти на равелин к Лие, небось, вчера весь день одна коротала. Одевшись по-походному, вышел на двор, глубоко вздохнул кристально чистый осенний воздух. У калитки, Ян, рассматривает какой-то конверт. Сложилось чёткое впечатление, что он меня поджидал, а письмо так для отвода глаз. Задумал очередную проказу. Это хорошо. Важно не забыть, напомнить, что красть чужую корреспонденцию грех. Он, коротко поздоровавшись, воровато оглянулся, произнёс заговорщицким, шёпотом:

– Какие планы?

– Грабить форт Нокс, – приняв тон, сказал я, – ходят слухи, у англосаксов слишком много золотишка развелось.

– Есть дельце поинтересней, – готовность Яна в любой момент поддержать театральное выступление ставят в тупик, – следуй за мной.

Городок вымер, даже кошки, что повсеместно встречаются на каждом шагу, куда-то делись, словно Гамельнский крысолов свёл не только крыс, но и этих вечно бездельничающих мохнатых созданий. Лиру и Алекса я увидел издалека, и это не понравилось. Ничего страшного в том, что они стояли на углу орехового сада, и павильона с, наверное, самой отвратительной в мире, водой настолько насыщенной йодом и сероводородом, что запах не отталкивал, он резал глаза. Подозрение вызвал холмик, под ногами Алекса замаскированный под нору крота. А ещё, Лира была в шортах, вот где, прохлаждается Стеф, и вся женская лига во главе с моей мамой. Зайдя в зону поражения газовой атаки павильона, поздоровался с друзьями, и подозрительный холмик превратился в кучку мешков., Догадка прожектором осветила очевидное. А последние сомнения развеяла Лира:

– Орехов хочешь?

– Это вопрос или утверждение, – орехов действительно хотелось. И если у той же Лиры есть младшие братья, что всегда готовы поделятся, у меня только сёстры да кузины и естественно, мама. Поэтому в семье я единственный ореходобытчик, не полезет же папа, земский исправник, таскать орехи в сад.

– Значит, хочешь, – подытожила она, с лёгкостью читая мои мысли.

Место и время вторжения в ореховый сад выбрано идеально. Отвратительная атмосферная аномалия от павильона и город блаженно спящий, после вчерашнего. А трёхметровый забор не преграда для скаута.

– Что с этим миром не так, вместо благородного разбоя, мелкое воровство. Форт Нокс надо было брать! Там всё золото!

– Дорогой давай отложим это на недельку. Кстати, ты в курсе почём сейчас билеты на цеппелины, – откуда в Лире столько сарказма. Это всё Мэри с её комедией масок.

– Говорят, на недавно построенный суперлайнер, тот, что «Титаником» назвали, по какой-то непонятной причине билеты на первый рейс продают за бесценок.

– На корабле, до Нью-Йорка, две недели болтаться по волнам и это заметь из Бристоля. А на цеппелине «Лада» из Москвы, быстрее двух суток.

– Итак, дамы и господа, – Алекс, следующий в очереди командиров, сразу за Стеф, – за дело, я внизу, Лира на дерево, а Ян, Ян в дозор.

– Да что не так?! – он лопнул как праздничная хлопушка, – Стеф нет что я снова в дозор.

– То есть ты хочешь на дерево? – Лира попыталась поймать взгляд Яна, но тому ловко удалось спрятать глаза. Ещё секунда раздумий и он кинулся в ближайшие кусты, засев в засаду.

– А у, мня, какая роль? – озадачило, что мне не нашлось никакого дела.

– А ты нам нужен только для legitimus, – Алекс безжалостен, – так что прими пафосную позу хотя нет, сначала подсади Лиру, а патом непременно пафосную позу, как ты умеешь.

Алекс когда-нибудь, убьёт меня латынью. А что касается орехов. Прадед, которого я даже не знал, посадил первые сорок корней грецкого ореха, и они ещё при старой империи разрослись в огромный сад. После революции его национализировали, но при реставрации он так и остался в собственности земской общины, поэтому орехи собирали, сушили и продавали, получая весьма существенный доход в местную казну. Правда, даже в самые неурожайные годы удавалось собрать не более половины, поэтому-то, что мы собирались учинить, не считалось воровством, а так просто на попробовать, и порицалось лишь из обострённой тяги к порядку. А орехов хотелось, причём не тех пересушенных, что вы найдёте на прилавке любого магазина, а молочной спелости, чтобы даже не очищены от кожуры.

Лира ловко вскарабкалась на меня, зацепилась за ветку и сразу исчезла в листве, через мгновение мы подверглись бомбардировке жёсткими зелёными плодами. Алекс подал мне один из мешков, признаваясь, что моя роль пафосного изваяния была не более чем шуткой. Орехопад, работа в четыре руки, абсолютная безопасность, что ещё нужно. Полчаса усердных трудов и пять мешков килограммов по двадцать каждый наполнились до краёв. Ухнули совой, давая сигнал Яну. Лира вынырнула из листвы, уселась на нижнюю ветку и заболтала ногами. Я выставил руки вперёд и шёпотом крикнул:

– Прыгай, ловлю!

Лира легко спорхнула ко мне и из озорства, обхватила мою шею. Я встретился с глазами, цвета небесной глубины. Улыбка медленно сползла с её лица. За спиной послышался хруст веток от ломящегося через кусты Яна.

– Смотри, у забора что-то белеется неужто конверт, – Алекс зачем-то удалил нашего великого филателиста с поляны.

Душа затрепетала, Лира не торопилась, встать на ноги, высвободится, отвести глаза. Мне тоже хотелось стоять, прижав её к самому сердцу, и чтобы время остановилось.

– Нет там никакого конверта, – ах, глупый, глупый Ян.

Я опустил Лиру на землю с чётким ощущением, что не сделал чего-то очень важного, что могло изменить всю мою жизнь.

***

В гимназии только и говорили, что о войне. Куда и что везут, – это, конечно, военная тайна, пускай никто, про это не должен знать, но в курсе были даже первачки. Жутко раздражались происходящим, а главное, почему не объявили мобилизацию, зачем, когда под рукой есть прекрасно подготовленные люди, с равнины гонят солдат. К примеру, Лира отличная наездница, Мэри лучший стрелок, Стеф прекрасна в фехтовании и пускай рапирой, а не саблей, но и ей она без проблем уделывала нас с Алексом. И это только девочки. Чего говорить о ребятах, даже младшие кадеты готовы к разведке. Кто ещё сможет, так читает следы, кто хорошо знает местность, кто умел и прекрасно тренирован.

На большой перемене почтальон принёс заявку на два груза. Немного удивило, в пограничной полосе делают что хотят. Голландцы, перестали обходить территорию, но с удовольствием начали участвовать в совместных разводах караула. Куда, как на выступление известных артистов, стали собираться сначала городские, потом и туристы подтянулись. А тут решили соблюсти букву договора. По очереди идти мне и Мэри. Ничего сходим не впервой.

Ощутив седьмым чувством, что в доме есть орехи, из долины вместе с мамой Стеф приехала Марго. Мне как бы без её, младших кузин мало. Затем появилась мама с любимой отвёрткой в руке, а у папы, оказывается, специальный нож есть, и стало ясно, орехам не жить. Всегда прекрасно, когда большая семья собирается за одним столом, хотя бы и ради поедания похищенного с отягчающим, не при главе земской управы будет сказано. Засиделись так, что я чуть не опоздал на получение груза.

В лагере полторы сотни солдат под командованием молодого поручика и Стеф усердно проходили полосу препятствий. Особое усердие возникло, когда наша поборница устоев, одним прыжком и с изяществом свойственной только ей, преодолела трёхметровый барьер, за тем секунды за две пронеслась по бимсу и тут же, как вихрь прошла на руках висячую лестницу. Солдат и особенно поручика бесило, что девушка с невероятной лёгкостью делает то, что не может совершить даже самый опытный. Ян и Алекс ушли с офицерами к водопаду. Лира помогла собрать рюкзаки. Позабавило всеобщее желание поднести нам их до границы.

– У вас в горах все такие? – молоденький прапорщик обернулся, снял фуражку и вытер пот, – Такая строгая как классная дама в училище.

– Нет, Стефани, уникальна. Раньше она на нас отыгрывалась.

– Строгая, но красивая, – не очень логично заявил солдат.

– И в юбке, это так волнительно вроде в шортах удобней, вот и вы тоже в них.

Мэри весело расхохоталась, меня тоже улыбнуло.

– Главное, чтобы не галифе красного цвета, подшитое оленьей кожей, – вспомнила Лира недавнюю перепалку.

– А что галифе, оно сейчас в моде, всех драгунов переодевают, – вот отчего он идёт с нами, а не беседует со Стеф о серебряных пряжках на сапогах, причём сбежал он, именно от неё.

Когда пограничный переход замаячил прямой видимостью, мы наткнулись на двух майоров полевой жандармерии они, словно появились из сгустившегося воздуха. Вот не было никого и раз один высокий с казацкой шашкой, другой коренастый с артиллерийским кортиком.

– Господин прапорщик останьтесь здесь, – тон высокого, не терпел возражений, – а вы молодые люди отойдёмте на два слова.

Прапорщик вытянулся в струнку, солдаты построились по росту, мы сошли с дороги.

– Кто из вас последний был на той стороне? – спокойно, но со значением начал коренастый.

– Я вчера ходила, – оказывается, Лира давеча успела поучаствовать не только в набеге на ореховый сад.

– Вы ходите по очереди? – в разговор включился высокий.

– Если позволяют обстоятельства.

– Прекрасно! – воскликнул коренастый, затем обратился ко мне, – вы я так понимаю Виктор Николаевич Воронцов.

– Да это именно так, – сознался я.

– Приятно видеть отпрыска столь знатной семьи на поприще служения родине.

– Это наша работа. Мы за это получаем деньги.

– Правильно! – отчего-то обрадовался крепыш, – вот так всем и говорите.

– А теперь начистоту, – высокий, стал серьёзным, – мадмуазель, не видели ли вы здесь чужих людей. Снаряжение сможем переправить и другим способом. Для нас важна ваша безопасность и сохранность груза.

Понравилось, что безопасность оказалась важнее груза.

– По эту сторону нет никого, голландцы контролируют только тропу, и ни куда с неё не сходят. А вот по ту натоптано, это и понятно там беженцы, они в горах ориентируются не очень к тому же, справа два ореха. Сейчас самое время.

– А обувь?

– На каблуке.

– Не горные ботинки?

– Нет.

– Это хорошо, даже если разведчики то не квалифицированные, – подытожил коренастый.

– Я думаю, что большого риска пока нет, – с облегчением проговорил высокий, – И прошу, будьте внимательны.

– Неужели вы думаете, что нас в этих горах кто-то сможет поймать, – с хвастливой ноткой произнесла Лира.

– Я не сомневаюсь, ни в вашем опыте, ни знаниях, но вы упускаете то, что противник может быть попросту лучше подготовлен. Ходят слухи, что сюда пожаловали баварцы выпускники второй альпийской школы, а у Северян нет возможности вас прикрыть. Но двое это терпимо.

– А теперь, главное, передайте этот пакет, получателю груза. И помнёте, что он куда важнее того, что понесёте за спиной.

– Он ценнее нашей жизни?

– Он стоит сотни тысяч жизней, – ушёл от прямого ответа высокий. Затем оба офицера отдали честь. Вышли на дорогу и как-то сразу растворились в воздухе.

На границе голландцы блеснули парадной формой, вот до чего можно довести военных ежедневным бездельем. Для пущего блеска выкатили новую картечницу на лафете Иванова.

Наша пограничная стража, как всегда подчёркнуто, торжественна. Голландцы ради развлечения провели церемонию встречи коронованной особы, с громкими криками и подбрасыванием карабинов, хорошо не стали петь гимн, заунывный он у них.

Мэри закрепив альпинистскую верёвку на обвязке, бросила конец мне, я пропустил его через восьмёрку и защёлкнул карабином. Дал сигнал и мы поползли в гору. Шаг за шагом. Смотрю по сторонам всё тихо, но как-то тревожно. Перевалили через Софийское седло, спускаемся вниз, теперь будет легче. Мэри показывает, да и я сам прекрасно вижу. Трое в серых куртках озираются. Знаков различия нет. Ведут себя суетливо, может быть, Северяне, а может быть, и нет. Делаю знак схода с тропы, отстёгиваю верёвку. Идём независимо друг от друга, по большой дуге огибая неизвестных людей. Мэри показывает на множество свежих следов, жестом предлагает не выходить на тропу. Из леса рискнули выйти только в прямой видимости заставы Северян.

Нас узнали, а проводить вызвался совсем молодой парень, с плохеньким однозарядным карабином. В горах хорошо бы длинноствольную винтовку как у Мэри, и оптика не помешает. А из этой берданки разве что в свинью, привязанную к забору стрелять.

– Вы прям из леса вышли, – парень был очень горд оказанным доверием, но робел, долго не решаясь заговорить, – там ведь не как в поле, не пройти где хочешь. Я вчера плутал, идёшь и бац, расщелина. И снова крюк километра на два.

– В лесу, на трапе много неизвестных людей, а их лучше обходить.

– Это наши, отдали приказ и всё в горы толпой побежали. Что у вас слышно, а то до нас новости годами доходят.

– Войной пахнет. Солдат полно. Вапоре день и ночь снаряжение к границе тащат. Так что в лес один не ходи. Или лучше, совсем не ходи, – посоветовала Мэри.

– У нас два горных батальона подвели. Перевал очень важен. Скоро этот лес будет опасней, чем берега Амазонки, – мне вспомнились рассказы, о маленьких зубастых рыбках, пираньями называют, – тут ещё баварцами пугают. Они солдаты справные, тяжко с ними будет.

– А как же вы?

– А мы умеем, по горам ходить.

– А как идти когда препятствие на каждом шагу. Ну вот, к примеру, скала.

– Если вверх, то залезть, если вниз вот верёвка, – и Мэри показала её.

– Вот ты откуда? – я решил зайти с другой стороны.

– Из Гаффы. – Немного смутившись, ответил паренёк.

– Море! Небось, и плавать умеешь?

– Конечно!

– Под парусом?

– Само собой.

– На вёслах?

– Вырос с ними.

– Видишь, все честно мы по горам ходим, а ты плаваешь как рыба.

– А вы не умеете?

– А где здесь научиться? – рассмеялась Мэри, – вот если, тебя поймают коварные враги то самая страшная пытка – это в речку минут на десять.

– Ну да, я тут воду пил, холодная, аж зубы сводит.

***

У конторы, по приёму металлического лома, царило чрезвычайное оживление, десятка три мужчин, все при оружии, большинство командиры отрядов самообороны. Они ждали добрых вестей, и наше появление попросило дровишек в костёр. Я впервые узнал, что за глаза нас звали: «зелёными призраками».

– Что можете рассказать на словах? – Спросил седой мужчина распечатывая пакет.

– У нас готовятся к войне. Город превратили в большой военный склад. По ту сторону всё тихо, а здесь много неизвестных людей.

– Неопасно? С вами девушка.

– Пока нет. Хотя, что касается Мэри, если у неё в руках окажется горный Манлихер с хорошим прицелом, то тогда это я буду с ней, а не она со мной.

– Гордые слова бесстрашных людей. Рад, что в империи ничего не изменилось, за эти годы, – улыбнулся старик, хотя в словах проскочила горечь.

Горнист на улице протрубил общий сбор. В дом потянулись старшины добровольцев. Посчитав задачу выполненной мы, вышли на двор. Здесь стали выносить столы, чтобы накормить собравшихся волонтёров. Нас усадили на лучшие места. Еда самая простая – мясо с картофелем. Марш-бросок по горам с утяжелением дал о себе знать, и я с Мэри наперегонки, опустошил не маленькие миски. Наш зверский аппетит развеселил пожилую женщину командующую кухней.

– Ах, молодой человек вы отчаянно похожи на юного Василия Воронцова, – не удержалась она от реплики в мой адрес.

– Это не странно, – всегда приятно слышать добрые слова о родных, – Василий Семёнович Воронцов мой дед.

– Быть не может!– она в удивлении села на скамью, – мы в детстве дружили, но революция переписала все карты. Когда же он вернулся в родные места.

– Ещё при республике.

– Как поживает? – С надеждой в глазах спросила старушка.

Тут я замялся, не хотелось огорчать, она так обрадовалась.

– Когда? – потухшим голосом, все поняв, спросила она.

– Четыре года назад. Похоронили в Москве. Великий князь настоял.

– Вот так всегда, не успела обрести друга, как сразу его и потеряла.

Мы ещё долго беседовали, вернее, это я рассказывал о деде, о семье, о скаутской жизни.

– Базиль тоже был сущим сорванцом, даром что княжеских кровей, причём тогда это ценилось не то, что сейчас.

– Странно слышать такое о нём, – в моей памяти дед остался величественной глыбой в мундире с золотым шитьём, одним из отцов реставрации, и человеком знающим, и умеющим всё.

– Дети они всегда дети, но на Базиля сильно повлияла гибель его кузины. Мы без спроса забрались на третий бастион, и девочка упала в орудийный колодец. Мне часто снится окровавленная кроха в белом платье с розовой лентой.

– А как звали девочку? – сердце изо всех сил рванула наружу.

– Не помню, фамилия, конечно, Воронцова она была дочкой, троюродного дяди, а вот как звали… Мы кричали её – Лия.

А теперь, главное, надо не показать волнения, успокоить дыхание, досчитать до десяти и спросить:

– А где её похоронили?

– Не знаю, на них меня не взяли. Пожалели юное сердечко.

– А фотографии?

– Всё в революцию потерялось, – с грустью ответила старушка.

Хотелось выведать ещё многое, но пора возвращаться домой, солнце никого ждать не будет, а просто нырнёт за горизонт и завалиться спать.

Лес смотрел на нас тысячами хищных глаз. На тропу выйти не рискнули. Свернули к сосновому бору, там нет подлеска не стали даже связываться верёвкой. Шли налегке. На перевале похозяйничали наши, пристреляли ориентиры, сровняли откосы для движения кавалерии, вбили дополнительные крючья. Солдат незаметно, всё-таки горные батальоны.

Войной уже непросто пахло, её видно, она уже кричит.

Стеф

Любовь. Как рождается это прекрасное чувство, так романтично воспетое поэтами. Как оно возникает, причём появляясь из ниоткуда и как-то враз. Вот знаешь человека многие годы. И вдруг совершит он поступок, да и не поступок вовсе просто слово скажет. И всё. Прощай спокойствие, потому, что теперь надо непременно куда-то бежать, и если остановишься, то сердце разорвётся в клочья, и не хватит воздуха чтобы выдохнуть, и глазами ищешь одного его. А, главное, ты готова простить ему всё, только за то, чтобы оказаться рядом.

Осень вступила в свои права, заметно похолодало, но облаков ещё нет, они придут в конце октября, с моросящими дождями и промозглыми туманами. В лагерь нас стали пускать только, переодеться. Реквизировали всё, даже старые верёвки. К обучению солдат меня больше не допускали, хватило того, что вся рота на следующий день не смогла выйти на завтрак, а обед принесли вестовые. А я, стала переживать за нашу обороноспособность, солдаты не справились даже с нагрузкой младших кадетов. Офицеры улыбались и жали руку, но к солдатам и к полосе препятствий не подпускали, а караульный заявил, что откроет огонь на поражение, если я приближусь к альпийской горке хотя бы на десять метров. По его словам, всё дело в юбке, именно на неё так ненормально реагировали новобранцы. Вот если б на мне были шорты. Ну, уж нет, я лучше умру, чем в мирное время предам идеалы. И отцы, командиры тоже хороши, пользовались бы такой мотивацией, как говорил великий: «Тяжело в учении легко в бою».

Два дня заявок на пересечение границы не поступало. Мы наслаждались сладким бездельем в кают-компании, ели орехи, болтали не о чем. Сейчас, Алекс с Яном играют в домино против Лии и Лиры. Мэри читает. Вик рисует натюрморт: ваза, наполненная орехами, бутылка из-под вина и офицерский шарф с кортиком. Я читаю журналы мод времён первой империи. Чудесная мирная жизнь.

Вик рассказал, что узнал от подруги детства деда, и теперь иначе как кузина к Лие не обращался. Узнать из документов, где она похоронена, не удалось. И решили воспользоваться методом проб и ошибок. Благо таких мест всего три одно кладбище и два склепа.

– Рыба! – прокричала Лира, звонко хлопнув костяшкой домино по столу, – считаемся.

– Зачем? – с обидой в голосе проговорил Ян, – у Лии мимо. А у меня…

И он выложил на стол костяшку с двенадцатью точечками. Сколько у Алекса уже не имело значения.

– We Are the Champions! – ЗавылаЛира, модныймотивчик.

Мэри отложила книгу и кинулась к подруге, изображая Лию. Обнявшись, все трое издали победно-девчачий визг. Ян закрыл глаза руками, чтобы скрыть горечь разочарования, а Алекс, он улыбался, без притворства и фальши той улыбкой, за которую я так его полюбила.

Игру признали решающей и в матче-реванше Яну отказали, поскольку поздно, а завтра в гимназию.

***

Утром, на первом уроке в класс вошли два генерала и полковник. Один был от кавалерии, другой пехотный, полковник же из полевой жандармерии и, судя по всему, несмотря на звание, он был старшим.

– Доброе утро, дамы и господа, – начал от инфантерии, занимая место учителя, – я рад, что застал всех вместе, и не будем затягивать, общение китайскими церемониями.

– Ни для кого не секрет, – продолжил кавалерист, – ультиматум зачитан, часы отсчитывают последние минуты мира. Вы лучше, чем кто-либо знаете, с той стороны горы радиотень. Война ещё не объявлена, и нарушить договор означает испортить отношения с лояльной Голландией.

– Нам посоветовали идти через северную тропу, – полковник перешёл к делу, – из-за чрезвычайной сложности она практически непроходима для не знакомых с ней горных стрелков.

– Это мой маршрут, – я как школьница подняла руку, через мгновение опомнилась, опустила её и спросила: – груз большой?

– Нет, это документы, – кавалерист закрутил ус, украдкой взглянул на полковника, и получив на, что-то разрешение продолжил: – не будем врать, это план совместных действий с нашими северными союзниками.

– Я пойду! – решительно произнёс Алекс, выходя к учительской кафедре.

– Мы понимаем ваше искреннее желание защитить девушку, но должен пойти лучший. А самой опытной на этой тропе нам назвали мадмуазель Стефанию. Причём подчеркнув, что она первая как среди кадетов, так и среди инструкторов.

Это чистая правда, и Алекс её прекрасно знал. Полковник испытующи, посмотрел мне в глаза, плохой такой взгляд, проникающий и выворачивающий всё внутри, одновременно острый, как стелет. Хорошо, что он на нашей стороне.

– Какое предпочитаете оружие? – смягчил обстановку кавалерист.

– Длинную рапиру.

– Прекрасный выбор для дамы, – оживился генерал, видимо, решение принято и можно немного полюбезничать.

– Как вы отнесётесь к девяноста шестому. Силы в руках хватит.

– Дорогой Сергей Спиридонович, горная подготовка, – не скрывая улыбки, произнёс кавалерист, – уверяю, на скале эта милая барышня может висеть на одних лишь пальчиках, причём минутами. У них на это нормативы имеются. Кстати, как у вас с ними обстоят дела?

– Пять, на одной руке, три на обеих.

– Десять минут! – удивился полковник.

– Да уж! Извините, глупость старика, – сказал ещё не седой пехотинец, – тем более наслышан, о ваших методах воспитания молодых воинов.

– Тяжело в учении легко в бою! – достаточно дерзко произнесла я на всю жизнь усвоенную фразу.

Сказанное понравилась, и формой, и содержанием, улыбнуться изволил даже полковник.

***

Провожать пришли все, Лира на Агате, Вик, Ян, Мэри. Как на похороны. На Алекса больно смотреть. А не подойти, не успокоить, не сказать что-то ласковое и от этого особо горько.

Северная тропа, смертельно опасна, так что нет отбоя от туристов падких до острых ощущений и поэтому, должны быть специалисты способными пройти её. Я, года два назад, чтобы доказать всем готовность к спасательной службе, прошла её с десяток раз, приводя в бешенство земского исправника, инструктора, и маму. Так, она и стал моей специализацией, и при каждом известии, что на этой тропе опять кто-то потерялся, мама посылала воспитанницу Светлану поставить свечку Николаю, чудотворцу.

Не доходя до перевала, метров семьсот поворачиваю на север и, сразу в ущелье. И через осыпь круто в гору там маленький скальный участок. Армейцы вбили два новых костыля, непонятно, если они здесь, зачем понадобились наши услуги. Этот путь ещё тем хорош, что сам перевал преодолеваешь лесом. Заходя под кроны деревьев, машу рукой двум нашим, тем, что у скалы, засечному же стрелку, что прячется в кустах, посылаю воздушный поцелуй, в прицел наверняка увидит, вон как проблёскивает. Пара отзывается уханьем филина, охотник же почему-то крякнул селезнем. Утка на перевале? У них, что юмор такой? Хотя это подняло настроение, словно крикнула эта задорная птица, – «держись сестрёнка». В лесу не пошла по тропе. Шла метрах в тридцати, как учили по пятьдесят шагов, потом затаись, послушай лес, отдышись, иди дальше. Первых я не увидала, почуяла, они курили и шумно себя вели, явно отвлекали от кого-то. Я решила пройти просто сквозь них в пяти метрах риска, ни какого, а время экономится. А вот и тот от кого отвлекали, он неплох, но не в горах, тем более в тех, что я знаю, как свои пять пальцев. Где же эти хвалёные баварцы, о которых все говорят с таким придыханием. Вот ещё двое, уже лучше, мокрая ткань она почти камень, ещё один, пойду-ка на другую сторону тропы. По дороге встретила, ещё четверых, они все сидели в засаде, каждого обходила по большой дуге, скольких я не увидела тайна. Может, и были эти самые баварцы, но они ловко прятались.

Выйдя из леса, немного проползла по-пластунски, со склона к высокой траве там поднялась и осмотрелась. Наблюдательный пост Северян оказался позади, и я решила подождать в засаде, чтобы отловить первого попавшегося. Им оказался паренёк в кирзовых ботинках, с тесаком на боку и плохеньким карабином. Пискнула мышью полёвкой, он и ухом не повёл, тявкнула лисою, ноль внимания. Я выпрямилась во весь рост.

– Вообще-то, с вами сейчас вели весьма содержательную беседу.

У парнишки выкатились глаза, и самопроизвольно отвисла челюсть. Я вышла на дорогу, мальчишка не знал как себя вести. Слава богу, что не испугался. Но с оцепенением надо что-то делать. Я медленно, почти церемонно, стянула наколенники и протянула ему.

– Положи в левый карман, – и развернулась рюкзаком вперёд. Расчёт на то, что простейшее действие выведут из ступора, оправдались. Он даже с карманом не ошибся, – вот и прекрасно теперь представитесь, согласно этикету, мужчина представляется первым.

– Вот, это, Илюхой кличут.

– Илья, стало быть, а по батюшке как? – вот почему из него всё надо тащить клещами.

– Я что барон, какой ни будь? – искренне удивился мальчишка.

– Отчего же вот у меня в друзьях даже князь имеется.

– У вас в империи все, голубая кровь, бела кость.

– Ничуть не бывало, я третьего сословия и нисколечко этого не стыжусь. Так что будьте любезны, представитесь, как подобает защитнику своего отечества.

Парнишке, не приходило в голову, каким важным и ответственным делом он занимается. И эти слова, особенно сказанные девушкой, почти сразу подняли его самооценку.

– Семак Илья Семёнович, – достаточно твёрдо произнёс он.

– Мюллер Стефания Евграфовна, очень приятно, – я взяла юбку за края и присела в книксене.

– А что это? – Илья на редкость быстро освоился и сразу начал задавать вопросы.

– Рапира, моё холодное оружие.

– Тесак же есть?

– Это шанцевый инструмент.

– Ух ты. Это что девяносто шестой?

– Да.

– Он же очень тяжёлый, а вы девушка.

– Мы сейчас дойдём до конторы, сдадим груз, и если захочешь опустошим парочку магазинов. Патронов отсыпали щедро.

– Правда?

– Ты из своей берданки стрелял хоть раз?

– Но, но, три линии! – вступился мальчишка за древний карамультук, – хоть и однозарядный.

– Так, сколько? – настаивала я.

– Пять патронов, – смутился он.

– А ты сам, откуда? – поменяла я тему разговора, поняв ошибку и решив впредь быть более чуткой.

– Я из Гаффы.

– Ух, ты там море тёплое.

– А вы тоже плавать не умеете?

– С чего ты взял?

– Надысь, двое ваших, с той стороны приходили. Только не представились. Так вот они не умеют.

– Да. Я тоже плаваю как восемьсот миллиметровый снаряд. А вот то, что не представились это просто безобразие.

– Ну, вы уж так строго.

– Юноша и есть князь, а девушка баронесса, ведущая родословную от контуров тевтонского ордена. Если уж высшее общество манкирует, правилами хорошего тона то, что требовать от остальных.

***

В конторе с надписью «Скупка железного лома» уже с нетерпением ждали. Груз всегда получал высокий седой мужчина. На этот раз – шесть увесистых пакетов, что, даже не вскрыв, роздали через окно и тут же стук копыт уносящиеся вдаль. Меня пробило нервной дрожью, ощущением неотвратимости надвигающихся событий, что все пружины закручены, механизмы запущены, и уже ни от кого ничего не зависит, каким бы могущественным он ни был.

– Очень оригинальное ношение оружия. Как же вы его вытаскивать будете? – седой, видимо, выполнив свою функцию в этом безжалостном механизме под названием война, и теперь мог удовлетворить любопытство, – что за клинок?

– Это рапира. Её не надо вытаскивать из-за спины она снимается вместе с ножными, – я отстегнула её от креплений горного рюкзака и туже вернула на старое место.

– Рапира для дамы умно, резкое проникающее оружие. Когда вы собираетесь возвращаться?

– Хотелось бы прямо сейчас, но меня беспокоят облака. И откуда они только взялись? Весь Сентябрь ни одного. И тут в самый неподходящий момент, на тебе. Прям закон подлости в действии.

– А что с ними не так.

– Ветер восточный, они с моря, очень влажные если коснуться вершины то опустятся туманом, а в горах страшнее его нет.

– Когда будет понятно?

– Минут через двадцать, – я показала рукой в сторону Софийского ледника, – вот, если столкнутся с хребтом, то сразу туманом осядет, не зацепится, пройдёт мимо, это как дождь некая точка насыщения.

– Вы не только очаровательная девушка, но и очень умная, радостно видеть таких, – старик попытался улыбнуться, но не смог, глаза потемнели от какой-то тяжёлой грусти.

– Я учусь в гимназии, – мне отчаянно захотелось сказать ему какие-то добрые слова, но в голову ничего не приходило, – очень хорошо учусь.

Повисла лёгкая неловкость, и чтобы её прервать, я поспешила выйти на крыльцо. Облака не оставляли шанса.

– Избавились от груза? – Илья стоял, здесь же облокотившись на балюстраду. Он проследил мой озабоченный взгляд, и ни чего не поняв, спросил: – Что-то не так?

– Облака, если в течение часа не развеется, ночевать мне на этой стороне. Ладно, пошли, постреляем. Вон хорошая стенка из поленниц.

– А в юбке, вообще, удобно? – вот что с этим миром не так, я почувствовала себя на передовой какой-то необъявленной войны, но и отступать я не собиралась, – в шортах, конечно, удобней, но я всё-таки девушка.

Девяносто шестой прекрасное оружие для стрельбы в горах, длинный ствол обеспечивает потрясающую точность и дальность, надёжный механизм, удобная рукоятка. Но вес, из-за магазина, находящегося перед скобой спускового крючка слишком велик для начинающих. Я вытащила его из деревянной кобуры, сняла с предохранителя и передала Илье.

– Маленькое нерасколотое поленце, на мой взгляд, неплохая мишень.

Мальчишка, как медведь, взял пистолет обеими руками и хотел начать стрелять

– Ты себе левую возвратным механизмом разобьёшь, возьми одной.

Парнишка очень старался, и вроде всё есть, и сильные руки, и с глазом порядок, вот только не попал никуда. Делал всё невпопад: курок дёргал, когда надо не расслаблял руку, когда не надо напрягал. Он так расстроился, что даже не смотрел на меня, возвращая пистолет.

– Просто опыта нет, – очень захотелось его поддержать, вот только как это сделать, чтобы не получилось как с обучением новобранцев, – вот смотри.

Я откидываю раму назад и стянула патроны с обоймы в корпус магазина. Мои движения чётки и быстры. Причём всё делала на весу и одной рукой. Это удивило всех пришедших на звуки пальбы. Ещё утром отстреляла три пробных патрона и знала, что надо брать немного левее. Я в классической позе для стрельбы, стоя, десять выстрелов в среднем темпе. Попала всё, правда, немного повело на четвёртом и восьмом.

– Вот эта да! – глаза у Ильи округлились как при нашей встрече.

– А что ты хотел серьёзная подготовка, – седой мужчина тоже появился на крыльце, он удивился не меньше остальных, но в состоянии это объяснить,– если так меток кадет, то вот интересно, как у вас стреляют кадровые военные.

– Неплохо, патрон не жалеют, – хотелось сказать, что с физической подготовкой не очень, вот только это уже звучало бы как хвастовство.

Старика отозвали в сторону, мужчина в коричневой куртке, что-то нашептал ему на ухо. Седой бросил на меня испытующий взгляд, и спросил:

– Сударыня, с какой стороны вы вышли с перевала?

– С северной.

– Не может быть, там, на тропке четыре секрета, – не поверил пришедший, видимо, он занимался разводом дозоров, или встречал меня.

– В нынешних условиях неразумно ходить по тропе. А сколько человек в секретах?

– Шестеро.

– Я встретила девятерых.

Это известие всех озадачило, что поделать вы на войне, тут кроме ваших фигур на шахматной доске, кое-что есть и у противника, причём не только пешки, иногда слоны и даже козырные.

– А могут ли среди них оказаться стрелки с вашей стороны?

– Вряд ли. Только если б они этого захотели. Квалификация не та.

– Кто же эти трое?

– Кто угодно, – развела руками я, на самих ополченцах не было ни одного знака различия, – а ведь есть ещё баварцы, которых я тоже не в состоянии обнаружить в засаде.

– А не могли бы вы нам помочь, коли капризная природа не пускает вас домой, – седой старался скрыть свою тревогу, но получалось у него это не очень, – просто пройдёмтесь по округе, может, чего интересное увидим.

– Хорошо, только приведу свой туалет в порядок.

– А что с ним не так?

– Я надену наколенники.

***

– Стойте там! – они шли за мной как три медведя с кабанчиком. – Вы сейчас всё затопчите.

– Что?

– Следы.

– Они здесь есть?

Вместо ответа, я рукою указала на чёткий отпечаток подкованного ботинка.

– Их было семеро трое налегке, двое с рюкзаками килограмм по пятнадцать, и ещё двое с таким же грузом в руках. Прошли полчаса назад, идут быстро, не скрываясь. И самое неприятное, немецкие горные ботинки.

Мои сопровождающие замерли, переглядываясь, видимо, соображая, нужно ли к словам относиться серьёзно или это выдуманный бред, для того чтобы произвести впечатление. Но как только первое удивление спало, моим словам решили доверять.

– Мы сможем их выследить?

– Они идут быстро, даже догнать будет сложно. К тому же встреча с ними не сулит ничего хорошего. Это настоящие псы войны.

– Но мы можем хотя бы пойти за ними?

– Да, конечно, тем более что по следам можно будет понять, когда они начнут осторожничать.

Особо скрываться не было смысла, наш отряд производил столько шума, будто вапоре средних размеров, не хватало свистка того, что стравливая пар с котла разрывать тишину истошными воплями, чтобы в округе все знали, мы идём. Впрочем, и двигаться быстро не получилось, мои новые товарищи не умели ничего, приходилось огибать любую даже самую простую преграду. Они так искренне удивились, когда я без страховки, на одних руках влезла на скалу, проследить след баварцев, сомнений уже не было это они.

– Здорово, где вы так научились, ну по горам ходить, следы читать? – Илья еле переводил дух. Резкие подъёмы и спуски не для него.

– Я с десяти занимаюсь в корпусе скаутов. С двенадцати вожу туристов по маршрутам. Причём главная задача – это не демонстрация красот гор, и не организация самого отдыха, а поиск отставших и заблудившихся. Так что большой опыт, плюс нас этому учат, настоящим образом.

Полутора часов такой, с позволения сказать погони, вывели на окраину заросшего кладбища. Его забросили ещё при республике, когда эта сторона перевала попала за границу, и люди стали покидать насиженные места, при реставрации совсем опустело. А сейчас, наверное, здесь не осталось никого, знавшего о его существовании.

– Они там? – зачем-то шёпотом спросил Седой.

– Нет, а были бы, то изучали местность, но ни одного проблеска, движения, звука.

– А если они не знают, что мы подкрались, – Илья дышал, как усовершенствованный Марго паровой котёл, подкрался он. Да в округе километра на два знают, что мы здесь.

– Быстро шли всех птиц перепугали, – пояснила я, щадя самолюбие моих спутников, – но вроде всё тихо. Проверять будем? Хорошо бы понять, куда они идут.

– Да, надо.

– Тогда мы с Ильёй пойдём, – я сняла рюкзак, стащила обвязку, деревянную кобуру, достала пистолет и протянула его парнишке, – на держи, только не стреляй, мне по свисту отдашь.

– Как свиснешь? – удивился мальчишка, – нас же заметят.

– Ястребом-тетеревятником. Баварцы, конечно, различат фальшь, но секундочка будет, – я взяла в левую руку рапиру в ножнах. И уже седому: – ухну совой, никого нет. Тявкну лисой, мы попались.

Высокие ограды могил позволили, не скрываясь и достаточно быстро идти по кладбищу. Следы баварцев привели нас в центр, к склепам. Парнишка серьёзно трусил, но изо всех сил старался это не показать.

– Ты чего боишься больше противника или приведений? – мне захотелось отвлечь его, задав самый глупый вопрос что пришёл в голову.

– Русалок, Навок, и мертвецов, – совершенно серьёзно, и даже, с каким-то надрывом ответил Илья.

– Это ненаучно, кладбище старое здесь уже давно всё разложилось, – трюк не удался, это не Лира, с другой стороны она именно по этой причине ничего и не боится.

Совсем рядом что-то зашуршало, я подняла указательный палец, требуя внимания. Не приближаясь к склепам, мы пошли по большой дуге в обход. Прошуршало ещё раз. Сердце забилось африканскими тамтамами. Но нельзя показывать своё волнение парнишка может совсем струхнуть. На очередной такой же шорох, дважды крикнула хищной птицей. Илья мгновенно сунул пистолет, и я сразу развернулась на шорох.

– Кролик, – напряжение спало, вот не будет это осторожное существо вот так запросто сидеть и жевать жухлый лопух, – держи. Хорошо отреагировал. Пошли дальше.

Мальчишка приободрился. Мы, же замкнув дугу вокруг склепов, наткнулись на следы, все семеро на месте. Шли грамотно. Профессионалы. Лишь по косвенным уликам, можно определить количество.

– Прошли давно, минимум полчаса как, вот смотри, мятлик луговой поднялся.

– Это значит, они ушли отсюда, и спугнули их не мы. Наверное, уже далеко. – В тоне Ильи проскочила нотка разочарования, погоня захватила, вот только не знает он, что могут сделать семь вот таких специалистов и что мы для них даже не разминка.

– Километра за два уже. – Я крикнула совой. Скрываться не было больше никакого смысла. Илья трижды стукнул тесаком об ограду, определяя направление, для поиска нашим товарищам.

Склепы находились в центре кладбища и в отличие от церкви, той, что стояла на восточной окраине, и напоминала, развалены Колизея, выглядели, как будто только, что их отремонтировали. Даже некоторые двери были заперты на замок. Следы вели к самому большому и красивому окавычеными мраморными плакальщицами, и сферическим куполом на крыше. Двери нараспашку, сбитый замок валялся тут же в траве. Без особой опаски я зашла вовнутрь, фонарик не стала зажигать, пусть лучше глаза привыкнут к темноте, сквозь мглу проступали рядами надгробия. Со временем, когда мрак отступил, помещение обретало черты и краски, пройдя вглубь к самой стене, я увидела останки стоянки баварцев, последние сомнения развеялись, консервы, галеты, сухое топливо, всё выпущено в Мюнхене, вот ведь зазнайки, даже не закопали.

– А это что? – Седой указал, на отпечатки на пыльном полу.

– Не знаю, я только в следах разбираюсь, – интересно за кого они меня, принимают. – Это, может быть, что угодно: радиостанция, машинка для набивания картечных обойм, может, ртутный локатор.

– Извините милая Стефания, – не сдерживая стариковскую усмешку, сказал седой, – за сегодняшний день вы так часто нас удивляли, что вот лично я уверовал, в вашу безупречность.

В этих людях подкупало всё: откровенность, простота, отсутствие так неприятного позёрства. Как они непохожи на наших офицеров, с их учтиво-холодными беседами, презрительно надменными взглядами, и до блеска начищенными наконечниками аксельбантов. Правда, и насмерть наши идут с таким же ворожением лица и в безупречно отглаженной форме, а как готовы умирать мои новые товарищи я ещё не видела.

– Ух, ты, склеп самих Воронцовых, – Илья уставился на огромную мраморную плиту, – здесь все только и говорят построили мол то, основали это, и жаль, что их сейчас нет.

– Как! – я бросилась к мемориальной доске, на которой золотом были выбиты пять поколений Воронцовых похороненных здесь. Взгляд полетел по датам жизни, нужна девочка лет шестнадцати. Просмотрела три раза сверху вниз и два снизу вверх. Нет. Самая молодая умерла в двадцать четыре и, естественно, Лией быть не могла.

– Что-то случилось? – участливо поинтересовался седой.

– Я с детства дружу с отпрыском этой достойной семьи. Очень необычно находиться здесь.

– Не тот ли это молодой человек, что был третьего дня.

– Да именно он.

– Удивительные вы люди, гордые до спеси, а князья письма как почтальоны носят. Дамы что обсуждают часами, как лучше полировать ногти, по свистку вапоре засучив рукава, идут копать блиндажи. У меня в голове не умещается эта разница формы и содержания.

Туман мутной рекою спустился с гор и напомнил волну прибоя набегающее на берег. Баварцы всю жизнь прожившие в Альпах не разобрались с мясной спецификой, не поняли, что сейчас ни в коем случае не стоит двигаться в сторону перевала. Всю ночь, сидеть им, в какой ни будь пещере, идти в тумане не по зубам даже им. Так что не вернуться, не пойти вперёд.

– А, что, с теми, кого вы называете, баварцами.

– Я здесь была много раз, хорошо представляю местность. Они по руслу ручья пошли. Там впереди осыпь и слева скалы. Их ждёт не лучшее время. В ближайшие два дня, они неопасны.

***

– Сударыня, могу ли я предложить вам кров на время вашего пребывания по эту сторону перевала, – сказал мужчина в коричневой куртке, когда мы вернулись к конторе «Сбор железного лома».

– Только если вы представитесь, – война войной, но хоть элементарное воспитание, должно хотя бы просматриваться.

– Смирнов Иван Юрьевич, к вашим услугам, – он неумело поклонился.

– Мюллер Стефания Евграфовна, очень приятно, – я присела в изящном книксене. – Посчитаю за честь. А теперь отвернитесь мне надо снять наколенники.

Дорога с горы всегда легка и приятна. Город наполнен людьми вроде недавно, ещё год не прошёл, я сюда заходила, всё напоминало пустыню, было безжизненно, и очень тихо. Прохожие, увидев меня, останавливаются в недоумении, и потом долго провожают взглядом. Они одеты очень бедно, и всё кругом серьёзно контрастирует, с тем к чему я привыкла. Даже я в моём костюме Ala militaire, и с учётом того, что бегала по горам весь день, выглядела по сравнению с окружающими весьма нарядно. Особое внимание вызвали, моя рапира, закреплённая за спиной, девяносто шестой в деревянной кобуре, и необычные для них горные ботинки. Дом, который занимал Иван Юрьевич произвёл и вовсе горькое впечатление все окна забиты ставнями, фасад почти полностью освободился от штукатурки, лестница лишилась двух ступенек. Внутри оказалось не лучше некрашеный пол и стены, шкаф с отслаивающейся фанеровкой, и полное отсутствие отопления.

Мы зашли в очень чистую, но бедно обставленную гостиную.

– Это хозяйка, зовут Настей, – потом спохватившись, добавил: – стало быть, Анастасия Ивановна.

Девочка моих лет, робко, то ли поклонилась, то ли изобразила реверанс.

– Мюллер Стефания Евграфовна, очень приятно, надеюсь, мы подружимся, – я присела в кокетливом книксене. Девушка мне понравилась и захотела произвести на неё впечатление. – Куда можно положить снаряжение?

– Вот сюда, на сундук, – она препроводила меня под лестницу, – вот некоторые вещи можно повесить на вешалку. А что это?

– Рапира, пистолет, обвязка, – были ещё фонарик, рюкзак, шляпа.

– Как много снаряжения, и всё такое ладное. – И тут же задала, наверное, самый важный вопрос, – вам не страшно?

– Дорогая, если б ты видела, как госпожа Стефания стреляет, как ходит по горам, как читает следы. У Илюши рот от изумления не закрывался, – попытался ответить за меня Иван Юрьевич.

– Конечно, страшно тут дикий кролик шуршал, сердце чуть пятки не отбило.

– Кролик! – Настя весело расхохоталась.

– Только это было на кладбище, и мы гнались за врагом, – очень серьёзно, не позволяя всё свести к шутке, сказал её папа.

Девочка приблизилась ко мне и заглянула в глаза, что она там увидала ей понравилась, поскольку, не зная меня, она тут же подняла самую больную для меня тему.

– Как остроумно сделана юбка. Неужели в шортах не удобнее?

– Конечно, удобней, – я вновь почувствовала себя на баррикаде с обнажённой рапирой в одной руке и девяносто шестым в другой, – но мы же девушки и не можем поступиться нашими принципами в угоду удобству.

– А если завтра война?

– То я первая эту ткань тесаком отрежу, – примеряюще заметила я, немного подумав, добавила совсем уж крамольную мысль, слава богу Лира не слышит. – Ткань, хорошая на обмотки, пойдёт.

– Прошу отужинать. Чем богаты…

На столе стояли тарелки с варёной картошкой и тушёной капустой. Есть очень хотелось, набегалась по горам, и старалась не подавать вида, что не привыкла к такой пище. Не получилась.

– Ну что девочки мне надо идти, начинаются горячие денёчки, а вы пообщайтесь и ложитесь спать. Завтра будем творить историю, – сказал Иван Юрьевич, надевая свою коричневую куртку, и вешая на плечо ручной пулемёт, Шоша, вещь в горах почти бесполезную.

Я помогла собрать посуду, Настя плеснула в корыто немного воды и стала её мыть.

– Еда не понравилась? – начала она мягко, – Спасибо, что всё съела. Папа расстроился бы.

– Всё съела потому, что голодная была, и еда была вкусная, – я почти не лукавила, – просто непривычная.

– Да ты не бойся меня обидеть. До войны мы были пускай небогатыми, но зажиточными. Я знаю, что такое по-настоящему, вкусно. Тебе, наверное, готовит мама?

– Нет, она много работает, готовит кухарка.

– А посуду моет посудомойка, – грустно улыбнулась Настя, играя словами.

– Нет, это делает Светлана наша воспитанница.

– Прислуга? – уже по-настоящему удивилось она.

– Не совсем, – я решила объяснить, а то ещё подумает, что я там баронесса какая-то как вот, к примеру, Мери, – пять лет назад, мама взяла из детского пансиона, на воспитание девочку. Это делается, для того чтобы адаптировать сирот к взрослой жизни. Она выучилась на преподавателя философии. А все вакансии заняты, и у нас в гимназии, и в реальном училище, а в долину спускаться она не хочет. Наш же учитель совсем старый, и глава и попечительский совет, говорят, что место её. Мы и землю под дом выхлопотали, и денег собрали, и строить уже начали. А она съезжать не хочет, плачет, вот и упросила маму, что она как бы прислуга. Мы в шутку говорим, что ей бы, замуж да бесприданница, поэтому только по любви. А она такая, высока, красивая.

– Она тебе нравится?

– Ну, почитай старшая сестра.

– То есть вы богатые?

– Да, нет, пенсия за отца, мамино жалованье как, старшего бухгалтера шахты, вот и все доходы. У нас есть куда состоятельней, к примеру, у подруги конезавод, у друга сыроварня, вот то богачи ну а Вик тот, вообще, Воронцов, им до революции тут всё принадлежало. Да и здесь много чего они построили.

– Да я слышала это обычные бани, а то воронцовские, виноградники, библиотека, и все с таким неподдельным уважением.

– А вы откуда?

– В Воспро, папа работал в порту, у нас был дом на левом, высоком берегу.

– Я пять лет назад там была. На неделю из Дюрсо на пароходе, море как в Неаполе только все по-нашему разговаривают, здорово!

– А была на маяке в порту.

– Да, и наверх поднималась к самим лампам, как будто над морем летишь.

– А была на канатной дороге.

– Да, всю неделю тихо и ясно, а туда приехали под вечер, видно далеко, солнце, садясь, отражается бликами.

– Это моё любимое место мы часто туда с… – с лица Насти сползла улыбка, я испугалась, что обидела её.

– Извини я что-то…

– Нет, ты ни при чём, – проговорила она, стараясь сдержать слёзы, – мне просто очень больно вспоминать. Если б не империя они убили бы всех. Хватило окрика недовольного медведя. Папа рассказывал о тысячах убитых южан, при потере всего одно имперского офицера. И то что-то там было нечисто.

– Он был парламентёром, ему стреляли в спину из картечницы, если б в лицо у него был шанс среагировать, есть секунда между поворотом ручки заряжания и выстрелом. Отсюда и столько убитых, в плен не брали.

– Ты так хорошо это знаешь.

– Этот офицер был братом моего лучшего друга.

– Вот и тебя коснулось война, – с горестью заметила Настя, – хотя чего я говорю, вы давно на ней, и здесь очень ценят, вашу помощь.

– Мы просто так зарабатываем.

– Неужели вы думаете, что родители из-за каких-то денег рискнули бы самым ценным. Вот на что вам не хватает.

– Мама купила аутовентуру, Свете дом построили, гостиную обновили, – стала перечислять я наши крупные траты в этом году. И не обнаружив в них ни копейки своих денег. Задумалась. Действительно всё жалование я тратила только на себя да на подарки, да Свете радужный билетик в кармашек подсунула. А мама даже ни разу не спросила о них, когда выдают, сколько, а она ведь бухгалтер.

– Что такое аутовентура? – вывел меня из задумчивости вопрос Насти.

– То же самое, что и вапоре, только не на пару, а на газолине и ездит намного быстрее.

– Неужто и пятидесяти километров в час осилит.

– Да она и сто легко выдать может, я бы объяснила, как, я почти понимаю, но лучше у мальчишек спросить уж больно ловко они это объясняют.

– И твоя мама на ней ездит? – Настя так неподдельно ужаснулась, наверное, представив паровой танк несущейся с такой скоростью.

– Она работает в далине, это километров в сорока. Раньше засветло вставала, а сейчас доезжает за двадцать минут.

– Ты так спокойно про это говоришь. А для меня это просто чудо, и горячая вода прям из крана, отопление по всему дому через трубы, без печки, это самое автомобиле которое несётся быстрее аэроплана. В той жизни мы не были бедными, и всё равно меня это удивляет. Я знала стариков, которые ещё помнили жизнь, когда мы были единой страной. Представляла счастливую, сытую жизнь, но не до такой же степени. Ты, сейчас получая больше моего отца, когда он работал лоцманом и содержал всю семью, даже карманными эти деньги не считаешь.

Хотелось переубедить Настю, что моя зарплата для меня очень, важна, но меня по-настоящему, волновал другой вопрос:

– Так, отчего нам не говорят правду?

– Я отвечу вопросом, вот ты как относишься к южанам?

– Никак, то есть нормально, их много батрачит на шахте, где работает мама, у отца Лиры на конезаводе тоже работники вроде с вашего юга.

– А вот я их ненавижу, – её лицо пробило гримасой злобы, – я даже не знаю, что сделаю, если вновь услышу этот их говор.

– Это потому, что я не вижу твоей…

– Да, они её убили и ещё двух сестёр и брата. Здесь есть парнишка, Илюшка, так он, вообще, остался один, убили всех, представь, на его глазах убили мать и отца. У них был виноградник, работали всей большой семьёй, двоюродные, троюродные, убили всех. Просто так ради забавы. Чтобы отобрать добро. Чтобы напугать. Убивали безоружных. Ужас ослепил. Мужчины, женщины, дети, как стадо. Они ведь выглядели такими страшными. Но достаточно Николаю Михайловичу, вашему императору, нахмурить брови, и… Видела бы ты, как они бежали, снимали военные мундиры и драпали, драпали, драпали, некоторые даже от страха, в женское переодевались. Ваши ведь досюда доходили.

– Когда шестой горный отвели, появились пленные. Их колонами вели через перевал, жалкое зрелище.

– Мы заслужили то, что с нами произошло. А вот вы нет, ты даже сидишь словно в тебе стальной стержень. Вы же не взрослые. И если вам, рассказать правду, вы тоже будете ненавидеть. А ваша ненависть совсем другая. Ты бы себя со стороны слышала: «Пленных не брать». Вы вообще очень другие. Папа рассказывал, как ваши в атаку идут, ни страха ни робости одно безграничное презрение. Прапорщик, мальчишке лет двадцать, а в нём чести и гордости больше чем в наших генералах.

– Ну как же, я же встретила Илью он с оружием готов сражаться.

– Вот! – Анастасия с жаром, стукнула кулачком по столу, – для нас он Илюшка, тот, что полотенца на пляже подаёт, а для вас Илья который стал защитником отечества. Вы же тоже с туристами, с отдыхающими работаете, водите экскурсии и я знаю, как популярен ваш курорт, и что со всего света к вам едут. Вот только вы сначала эдакие паладины, потом строители своего мира, и где-то на самом донышке «что изволите». И поэтому именно мы больны, а вы здоровы и наше выздоровление только началось.

***

Утром, было необычно умываться студёной водой, из старинного умывальника, толкая палочку вверх. Холодной воды я не боюсь, здесь в речках другой нет, привычна, понравилась простота самой системы.

На завтрак пили кофе с тёплым ещё хлебом. О серьёзном не говорили, я рассказывала о кружевах, и княжне Анастасии. Настя расспрашивала о гимназии, какую кухню предпочитают туристы, и сувенирах в магазинах.

Сопровождать меня к пограничному посту вызвался Илюша, от кофе категорически отказался он был взволнован до нелепости.

Выйдя на улицу, я оказалась окружена людьми в основном женщинами, они смотрели на меня как на Орлеанскую деву. Я бросила взгляд на Настю, та пожала плечами, мол, ничего не могу поделать. Но сказать всё-таки что-то надо.

– Боюсь, что со дня на день начнётся война. На границе уже скапливаются силы. Соберите всё ваше мужество, и будьте готовы к худшему.

Почему-то люди не испугались, а, наоборот, обрадовались. Вот у нас уже почти неделю все только и говорят о войне, грузов навезли, а здесь ни кто, ничего не знает. На северной окраине города мы очень тепло попрощались.

– Приятно было познакомиться.

– Наверное, скоро откроют границы, будем чаще видеться у нас хорошая гимназия, есть реальное училище.

Всю дорогу Илья рассказывал о Насте, причём подчёркнуто называл её по имени-отчеству. На посту никого не оказалось все в дозорах и секретах. Дошли до границы леса.

– Ну, дальше я одна пойду. Спасибо за компанию. А на прощание совет.

– Какой?

– Будь, посмелей, девушки любят дерзких, – он смутился, а я как можно доброжелательнее добавила: – ты же защитник отечества как великий князь Александр, ему тоже семнадцать, почитай с ним плечом к плечу стоишь. Так если общее дело так значит и честь одна.

Потом быстро приблизилась, поцеловала его в щёку и, отойдя, на десять шагов развернулась на каблуках и отдала честь. Парнишка замер в нерешительности, ну что ты с ними будешь делать, пришлось улыбнуться и уже пойти не оглядываясь.

Южная тропа идти по ней легко и приятно. Как только я решила с неё сойти, раздался задорное утиное кряканье, и оно провожало меня до перевала. Надо непременно узнать, что это означает и можно ли это стерпеть порядочной девушке.

Спустившись к пограничному переходу, я застала удивительную картину. Шлагбаум закрыт, а вплотную к нему стоят терские казаки в синих черкесках, за ними лезгины в красных, слева от них пехота мои знакомые смоленцы. Я спускаясь. Палаточный городок миротворцев собран и уже увезён. Голландцы в парадной форме выстроились в три шеренги. Их старший офицер Ван дер. Саар, стоит с нашим седовласым генералом с шитыми эполетами, и внимательно смотрят на часы.

Моё появление заметили. Голландец хоть мы и общались всегда на немецком по-французски произнёс:

– Mademoiselle je suis ravi de vous et de vos amis.

И вытащив саблю, скомандовал на караул. Я вытянулась в струнку и отдала честь.

– Bellum. Vae superauit, – на латыни торжественно произнёс генерал, убирая часы в карман. Потом повернул своё лицо ко мне, и оно на мгновение исказилось добротой, он даже улыбнулся, – дорогая извольте вашей чудесной ручкой открыть дорогу моим орлам, взгляните, как они рвутся в бой.

Я легко толкнула балку шлагбаума вверх, противовесы потащили дальше.

– Ну, с богом ребятки.

Первыми пошли терские казаки вроде бы третий, за ними лезгины. Командир эскадрона совсем молодой есаул явно из озорства обнажил шашку и скомандовал на караул. Я вновь вытянулась и отдала честь. Лезгины тоже.

По прохождению кавалерии все засуетились, на середину дороги вышел штабной офицер с часами и знаком стоп, который он тут же поднял над головой. Началась повседневная работа войны и про меня забыли. Я этим воспользовалась и пошла в сторону скаутского лагеря.

Наших я увидела как-то всех и сразу. Маму Свету с заплаканными глазами, Лиру, Мэри, Вика, и Яна, и, конечно, Алекса. Света кинулась ко мне, обняла и заплакала. Я изо всех сил старалась не смотреть в сторону Алекса. Как только силы иссякли, я наткнулась на его полный нежности взгляд.

Ян

Время. Время – это самое ценное что есть. Его можно превратить в деньги, подарить знакомым, друзьям, родственникам, транжирить лёжа на диване. Оно течёт, как река – вот только не отвести её рукавом, не поставить платину, не превратить в болото. И как только человек родился, время стартует, ускоряюсь с каждым годом, и никто не знает где его финиш.

В день похорон брата Алекса мы надели синие галстуки, которые он повязал, нам при приёме в корпус скаутов, где служил тогда старшим инструктором. Он был хорошим товарищем, опытным наставником, терпеливым учителем. Жизнь казалась прекрасной, но судьба решила по-другому. В тот день мы перестали быть детьми.

После начала боевых действий, военные в наших услугах, больше не нуждались. Скаутский лагерь заняли под тренировочный городок, для быстрого обучения действиям в горах. Нас после первого опыта со Стеф, к нему не допускали даже на винтовочный выстрел. В кают-компанию теперь мы приходили либо в цивильном, либо в гимназической форме. Лия ночью сделала вылазку к дороге, посмотреть на передвижения войск, перепугав всех, кого можно. И запаслась вопросами на целый день. Её интересовало всё, принцип действия картечниц, механика Вапоре, причина входа в моде галифе. Она так мило удивлялась всему новому, что хотелось, чтобы время остановилось, чтобы вот так сидеть, и сидеть.

И тут вернулась Стеф.

– Я не знаю, как начать, – вот это номер, когда такое было, чтобы наш бессменный командир, терялся и не говорил в глаза всё, что думает.

– Начни сначала, – с ехидцей посоветовала Мэри.

– С Адама и Евы? – в тон подруге ответила Стеф.

– Начни с самого интересного, с исторической точки зрения, – включилась в игру Лира.

– Хорошо! – выдохнула Стеф, – я побывала в склепе Воронцовых на той стороне. Лии там нет.

Скороговоркой выдала она. В сердце заныло, я, словно почувствовал надвигающуюся беду.

– А как ты определила, ведь мы не знаем её имя, – первым нашёлся Вик, он ещё не ездил в архив, чтобы ни кого не спрашивая, проследить родословную.

– Там самой молодой, погребённой двадцать четыре года, сохранилась мемориальная доска, изучила сверху вниз, снизу вверх, и по диагонали.

– А как ты там оказалась, – всё внутри сжалось, я неосознанно почувствовал несправедливость.

– За баварцами гнались, они в склепе привал устроили, а потом ушли в туман.

– То есть это значит, что тело Лии находится в склепе у Покровской, – осторожно предположил я, надеясь на отрицательный ответ.

– Процентов на девяносто, – безжалостно подытожил Вик.

Лия захлопала в ладоши, но наткнувшись на мои глаза, так и замерла, лишь виновато улыбаясь. Стеф, взяв меня за руку, сжала запястье, и её сочувствие накрыло волной тепла. Интересно, что там, случилось, раньше за ней такого не числилось.

***

Ну что ж нужен ключ от склепа. На Вика не стоит рассчитывать отец его расколет за секунду. Нужна настоящая операция. А кто их разрабатывает лучше всех, конечно же, Стеф. На большой перемене я обнаружил наших в библиотеке, не хватало только Алекса, он остался пообщаться с Прасковьей Фёдоровной, на латыни.

– Вик там тебя Сигизмундыч спрашивал. Я говорю, сегодня ещё не видел. А тот встретишь, скажи ему, чтобы нашёл его.

Вик уставился на меня, потом перевёл взгляд на Мэри, та пожала плечами, Стеф прикинулась свидетельницей кончины Содома и Гоморры, Лира прикусила губу, чтобы не выдать себя. Вик в крайнем недоумении развёл руками, ему явно не хотелось бегать по этажам и искать пожилого учителя философии. Мой расчёт прост, даже если он его отыщет, то Максимилиан Сигизмундович найдёт не одну тысячу вопросов, чтобы обсудить со своим любимым учеником.

– И что это было? – Лиру прорвало, она звонко расхохоталась, и только хорошее воспитание, остановило от более бурной демонстрации веселья, – как он тебе насолил, что ты лишил его большой перемены.

– Ян, при всём уважении к тебе и проблемам, что ты сейчас вывалишь на нас, сдать друга Сигизмундычу... – Мэри таки дотянулась до совести. Вот ведь гадкие девчонки, я во всём ещё и виноватым окажусь.

– Стеф на тебя надежда. Ключ нужен.

– Ничего без меня не можете, – с нашей бессменной командиршей явно, что-то происходит, откуда-то прорезался этот сарказм, и, вообще, она как-то проще стола добрее, – Мэри в управу и узнай, где храниться ключ. Ян займи Вика, чем ни будь на него, ни кокой надежды, у князей родовая болезнь, патологическая честность. Лира узнай, когда наш земский исправник покинет рабочей кабинет, он тебя любит и выведать будет несложно.

– Так прямо и любит?

– Никак даму сердца, с этой ролью прекрасно справляется и княгиня, а то, что он выделяет тебя из ряда, это видно всем кто имеет глаза.

– Всем кто имеет уши… – медленно стала закипать Лира.

– Девочки давайте о деле! – попытался я пресечь склоку на корню.

– Так вот наденешь синее платье и…

– К нему, у меня нет туфель.

– Чёрные ботиночки те, что на каблучке и шнуровке и боже упаси эту твою легкомысленную шляпку…

– Девочки немного серьёзней, – мне хотелось, чтобы план был разработан ещё до того, как они сцепятся в очередной словесной схватке.

– Пойдёшь и невзначай узнаешь, когда отец Вика отправится домой, я раздобуду ключ от приёмной.

– Стефи, а ты заметила, что Лиговская поменяла свой парфюм, я сначала не поняла и специально, как бы случайно, как бы хочу ей причёску поправить, приблизилась, о да, это что-то свеженькое. У неё кузина недавно из Петербурга, неужели новая мода.

Такого я ещё не видел. Стеф и Лира, после трёхминутного обсуждения моды на одеколон и туалетную воду, перешли на выпечку, а затем зацепили и лак для ногтей. Какой такой парижский вампир покусал нашу жаболовку Лирочку, что она без проблем выдержала десятиминутный разговор о модных шляпках, а потом сама перешла на перчатки. Я посмотрел на Мэри и ужаснулся, в руках её вместо увесистой книги, оказался журнал о светской жизни, и его она не читала, а рассматривала картинки, на мгновение показалось, что попал в зазеркалье. Ах, Марго, Марго на кого ты меня покинула.

Ну что ж роли расписаны, тексты одобрены, за дело. После уроков я потащил Вика сначала посмотреть не оставили военные скаутский лагерь, то есть подальше от городского центра. Нет, солдаты были там, мало того, показалось, что их стало ещё больше, с ними занимался наш старший инструктор Николай Степанович, и в отличие от Стеф он не показывал, что умеет, а учил, как это надо делать. Правда, и энтузиазмом солдаты не отличались, не то что при Стеф, наверное, не мешало бы соединить умелую педагогику с тонкой мотивацией.

Потом отправились к модистке. Сезон окончен все магазины готовой одежды закрылись. И приобрести хоть что-то годное можно лишь в швейных мастерских. Я давно хотел купить цилиндр и не шапокляк, а настоящий, причём подороже. Шурочка, чрезвычайно живая и весёлая девушка, приказчица магазина при мастерской, оказалась хорошей знакомой Вика. И видимо, именно этим можно объяснить, что всё, что она предлагала, доставая из бесконечных полок, ему шло, словно сделано на заказ, на мне смотрелось, нет, не как на корове седло, а как тоже седло только на свинье. Девушка даже восхитилась уникальностью моей головы. Вик отшутился тем, что просто все болваны для готовой одежды, сделаны по его мерке. А меня поразило, что невозможность прикупить этот головной убор, который, сроду не носил, действительно огорчила.

На центральной площади самый большой фонтан наполнили до краёв, чтобы устроить водопой для кавалерии. Как раз сейчас, второй эскадрон павлоградцев, утолив жажду, как лошадей так людей, шагом потянулся к границе. Их место сразу заняли Финляндцы, солдаты очень устали постоянно надо идти в гору. Они блаженно вытягиваются, прямо на мостовой подкладывая скатки шинели под поясницу. Волонтёры разносят воду, и свежую выпечку. Хорошо ещё то, что всё снаряжение везут полковые вапоре. Офицеры тоже валятся с ног хоть все и верхами.

Дверь мэрии открылась и на высокое крыльцо вышел отец Алекса, и площадь в одно мгновение утихла, даже вапоре стоящих на дороге, перевели на холостой ход. Он подчёркнуто торжественно раскланялся со всеми присутствующими, и начал читать трёхчасовой бюллетень ситуации на фронтах. Оно менялось с головокружительной скоростью. Положение южан и так, бывшее незавидным, ухудшалось с каждым часом. Флот объявил о полной блокаде побережья. На восточном театре военных действий форсировали Буг. На западном, на нашем, войска переваливают Азгафтский хребет и под прикрытием северян разворачивают фронтовую группировку. Но, по данным разведки, южане, не дожидаясь боестолкновений, начали отступление, которое скорее напоминает паническое бегство. Противника не преследуют, лишь отслеживают перемещение на аэропланах. Пруссия и Англосаксы, напуганные мощью империи, сквозь зубы подтвердили нейтралитет, Порта смолчала, лишь мелкие прибалтийские республики истошно кричат в Лиге Наций.

– Боюсь господа, – заговорил пожилой полковник с каким-то весёлым раздражением, – ещё три дня и Гурко будет поить лошадей в Славутичи. Мы даже не успеем перейти через перевал.

– Ничего страшного Спиридон Игоревич, – отозвался молодой майор, – припомните солдатскую присказку про войну и манёвры.

Шутка развеселила всех присутствующих. Смотрю на часы почти полчетвёртого, задача выполнена, теперь надо избавиться от Вика. Это было бы очень сложно, но я воспользовался, что он отвлёкся и просто смешался с толпой.

С Лирой и Стеф я встретился у муниципалитета в семь часов, минут через десять подтянулась и Мэри. Входная дверь в земское собрание всегда открыта, на первом этаже дежурит квартальный, его отвлекли стуком ветки в окно. Мы, не издавая ни звука, поднялись на второй этаж. Стеф достала из потаённого кармашка ключ от кабинета земского исправника. Щелчок, и дорога открыта. Чтобы не потерять в темноте, его оставили в замочной скважине.

– Открывай комод либо во втором, либо в третьем ящике, – шепнула мне Лира.

Вдруг громко хлопнула входная дверь, в тишине пустого здания это прозвучало особенно зловеще. Почти сразу заскрипела деревянная лестница и тут же уверенные шаги по второму этажу. Кто бы это ни был, он шёл, не скрываясь, уверенный в своём праве. Мы кинулись за диван. Дверь распахнулась. Вошёл юноша и зажёг свет, им оказался Вик, пройдя к комоду, достал, из второго ящика что-то, подбросил и, поймав на лету, спрятал в карман. Свет погас. Дверь, хрустнула ключом в замочной скважине, и вновь шаги, что медленно стихают в вечерней тишине.

– А чего это мы прятались? – оформила в вопрос наше состояние Лира.

Стеф кинулась к двери, та не поддалась, она развернулась к нам, раскинула руки как огородное пугало, и одними губами прокричала:

– Как?

Что это было, вопрос, утверждение, или просьба, непонятно. А что стало ясно, так это чем, займутся девочки прямо сейчас. Они будут искать виновного. И, конечно, быстро его найдут.

– А кто сказал, что на Вика нельзя положиться? – начала Лира.

– Кто первый запричитал, Стеф выручай, без тебя никак? – продолжила её подруга.

– Я ни секунды не сомневалась в том, что Вик лучше всех, он красивый, умный, обаятельный такой! И танго научится танцевать не хуже кой-кого.

– И ключ с ловкостью раздобыл.

– А ты и у водопада всё испортил!

– Сковородку в речке утопил!

– Непромокаемый плащ у Марго выклянчил, и порезал его нещадно!

– Все костыли, новые в пропасть, уронил, причём так ловко что, потом не нашли.

– При форсировании ручья оторвал буксировочный фал.

А вот это уже слишком я только при этом присутствовал, это, вообще, Алекс с Мэри учудили и, набрав в лёгкие побольше воздуха, робко запротестовал:

– А яблоко в райском саду тоже я съел?

– Ел, ел, ещё и чавкал.

– Вместе с огрызком, семечек не оставил.

Я с ними и в отдельности справится, никогда не мог, а тут обе фурии накинулись на одного. И я сдался. Закрыв лицо руками, самым несчастным голосом захныкал:

– Только не бейте по голове. Мозги и так набекрень. Не усугубляйте.

Расчёт был на то, что они по привычке сцепятся между собой. Ведь виновный найден, и он раскаивается. Но как не странно они решили перейти ко второму извечному вопросу. А именно. Что делать?

Окна уже подготовили к зиме, и все щели замазали белым каучуком. Открыть нельзя. Дверь снять с петель тоже не получилось. Камин. Мы подошли к последней нашей надежде.

– Лезь через трубу.

– Только быстро.

– Девчат, вы чего удумали, это у католиков, толстый дядька может в каминную трубу пролезть. И то бывает, один раз в год, в сочельник под ваше Рождество.

– Волк ещё тоже, – осторожно добавила Лира, надеясь ещё на одно чудо.

– Такое бывает в сказках. Причём только в детских.

– Так, что не так в наших каминах, – растерялась Лира, – очаг, вот труба, взлез и пошёл вверх в распорку.

– Чтобы в помещение не попадал дым, и угарный смрад, там идёт сначала сужение дымохода, а потом резкое расширение, по-научному это называется газовый порог.

– Так, это что Санта Клаус, по-твоему, выдумка? – растерянно спросила Стеф.

Вот тебе на. Лира сделала мне страшные глаза, и кинулась утешать подругу.

– Нет Стефи, Николай чудотворец – это, безусловно, историческая личность, – тоном встревоженной мамочки стала успокаивать она, показав исподтишка мне кулак, – он существовал. Потом умер. А так как был святым, то возвращается и помогает послушным детям. Особенно девочкам.

Даже не понял, что делать плакать или смеяться, но вот что я понимал точно надо как-то отсюда выбираться. Девочки притихли и в наступившей тишине, звук попавшего камушка в стекло был как гром средь ясного неба. Я выглянул в окно, внизу стояла Мэри.

– Спасены! – радостно, но тихо завопил я.

– Что там?

– Мэри о нас не забыла.

Тремя движениями руки удалось объяснить, что нас заперли, и что надо найти Вика, который унёс ключ. Полчаса пока Мэри его искала, мы сидели на диване и болтали ни о чём, потом немного танцевали, в общем, провели время весьма весело. В скважине захрустел ключ. Щелчок. В дверях Вик не может сдержать улыбку.

– Друзья мои, потише. А то полицейский на посту поседеет от страха, он жуть боится приведений.

***

Нет лучше способа ввести в заблуждение родителей, чем рассказать о ночёвке в гостях у друзей. Говоришь с печалью в голосе вот, мол, Алексу надо помочь с математикой, или Вику с… Вот интересно в какой помощи он может нуждаться, в конце концов, можно, что ни будь придумать. А сам на чердак смывать марки с ворованных конвертов.

После полуночи собрались в кают-компании, последним появился Алекс, он что-то шепнул на ухо Стеф, та сперва, изобразив жертву преследования ведьм, засуетилась и быстро, быстро заговорила.

– Что бы ни на кого не натолкнуться пойдём по нижней тропе. По дороге не стоит. А то ещё наткнёмся на вояк, что крадутся с самоволки, страху нагоним, пугливый последнее время выдался солдат.

– А там не очень грязно, – с каких это пор Лира стала бояться грязи, в болоте, что лягушки кончились.

– Я там вчера проходил вроде всё чисто, – и Алекса тоже удивила внезапная её аккуратность.

– А вот я тут вычитала, что только с тринадцатого века появились платья с рукавами. До этого их каждое утро пришивали, или подвязывали лентами, к одежде, а вечером отпарывали, чтобы снять, – внезапно задала нехарактерную для себя тему Мэри, явно надеясь на продолжение, но Стеф хранила гробовое молчание.

– Ну что Лия, ты готова? – Очень мягко спросил Вик, ну вот куда вы все торопитесь.

– Да, я здесь ещё днём со всем попрощалась. Шутка ли, полвека вместе коротали, – Лия улыбалась каким-то своим мыслям, не сводя взгляда с напёрстка, лежащего на столике. – Жаль только что за столько лет так не удалось по рукодельничать.

Ближе к двум мы всё-таки заставили себя выйти из равелина. Лия, погладив решётку, долго не пускавшую её на волю обернулась к нам и заявила, что готова идти. Слова давались с трудом, к счастью Вик, на правах близкого родственника взялся вести беседу, а я лишь смотрел на неё, стараясь запомнить, каждое мгновение.

Церковь Покрова Пресвятой Богородицы, числилась во всех путеводителях юга империи, шедевр позднего провинциального ампира, она притягивала, устремлённостью в небо колокольни, стройностью колон портика, и чудесным песнопением на клиросе. Слева кладбище, именуемое в народе, не иначе как покровским, а у скалы, где грунт не позволял копать могилы, находились погребенья, знатнейших фамилий, живших в этих местах, с незапамятных времён. Склеп Воронцовых выделялся особым великолепием, с не очень уместными ангелами по бокам, воронами на фронтоне и дверью, окованной красной медью. Замок с лёгкостью поддался ключу, створки, не издав ни звука, распахнулись, без усилий провернувшись, на хорошо смазанных петлях. Мы вошли из темноты в темноту, глазам не надо даже привыкать, но Вик знавший, где расставлены масляные лампы сразу же их зажёг, всё вокруг озарилось, оранжево-жёлтым. Тёплый свет, сгладил углы горечи, немного успокоил. Вдоль стен склепа стояли усыпальницы, судя по стилизованным под средневековье надгробным плитам, слева хоронили женщин справа мужчин.

Лия подалась вперёд и почти сразу:

– Я лежу здесь! – и резко обернувшись к нам, продолжила: – какое чудо, я всё вспомнила. Как славно, стать опять кем-то, обрести целую жизнь.

Она грустно улыбалась, прижав руки к груди, по лицу текли слёзы, а глаза светились бездонной нежностью.

– Я так вам благодарна, за то, что оживили, согрели, помогли и, кажется, эти недели, что мы провели вместе, это награда за слишком раннюю смерть. А у вас, у всех всё будет хорошо, и сбудутся самые заветные желания и мечты, я это точно знаю.

– Останься, ведь ты вспомнила всё! – вырвалось у меня через комок в горле.

– Я ухожу в лучший из миров, с любовью в сердце к вам, ко всему свету, и посему не плачьте обо мне. Я закончила мой жизненный путь, а вам идти, ой как далеко. А теперь Ян подойди ко мне.

Я на ватных ногах сделал несколько шагов вперёд, оказавшись вплотную к Лии, она одним движением извлекла откуда-то платок, и накрыла мою голову, а через мгновение я почувствовал прикосновение её тёплых губ.

– Вот и всё, все долги розданы. Мне пара, – Лия легко поднялась к надгробию и прикоснулась к нему рукой. Призрачный облик, медленно наполнился светом, и распался на сотни светлячков, которые сразу разлетелись по склепу, освещая его, ярким белым сиянием.

Лия

Жизнь. За что человека наградили таким даром. Тысячи лет самые великие мудрецы пытались понять это. Одни говорили, для воспитания его бессмертной души, другие чтобы отделить святых от грешных, третьи просто в подарок. Для чего его проворачивали в мясорубке событий, рвали сердце, эмоциями страсти, нередко отбирая сам смысл существования. И вот пропустив её сквозь тело, вкусив всё, что она приготовила на своей вековой кухне, то может показаться: – это и не дар вовсе.

– Елизавета Владимировна Воронцова, – прочитал вслух юноша по имени Ян надпись на мемориальной доске. Очень хотелось обнять, утешить, рассказать какая большая и интересная жизнь ждёт его впереди, поблагодарить ведь он подарил то, чего лишила своей безжалостной рукой судьба. Не довелось мне испытать по-настоящему глубокого чувства, нравился лишь кузен Базиль, а его во вполне понятной причине, любить было нельзя.

После упокоения появилось странное чувство, когда ты везде и нигде, видишь всё и отовсюду. Каждому даётся три дня, чтобы проститься со всем, что было дорого, вот только кого я знала при жизни, уже давно умерли. Стало просто и легко, блаженство переполняло и всё вокруг засветилось от какого-то счастья. И даже горечь моих друзей нежна и радостна, ведь в ней была жизнь, настоящая такая, что свойственна только идущим вперёд с открытым сердцем и высоко поднятой головой.

Они вышли из склепа, а я уже была здесь. Как же всё изменилось, за эти полвека, с трудом узнавала дорогу, по которой так любила ездить на своём пони, Шарлотке, она стала намного ровней, плюс её зачем-то покрыли, то ли гудроном, то ли битумом. И тут стук копыт, как будто Шарлотка, почуяв угощение, мчится ко мне сквозь годы навстречу. Из-за поворота осторожной рысью выехал мужчина верхом на прекрасном коне просто огромных размеров, вороной масти. Его черты легко уловимы, подумать только, сын Базиля и отец Вика. Ну вот почитай и свиделись.

Всадник останавливает коня, тот сразу присмирел и положил уши, почуял, успокоила его прикосновением, не бойся, мне нравятся лошади. У, Вика отчество Николаевич, стало быть, Николай Васильевич, он, переливаясь красками строгости, чести и великодушия, испытующе всматривается в глаза уже не детей.

Вперёд вышла Стеф, как-никак от командования её ещё никто не отстранял.

– Не надо спрашивать ничего, мы не сможем ответить просто все слова умерли.

– Хорошо. Будет желание, расскажете сами. Нет, пусть осядет пылью в болоте, – сын и отец в одном лице, то же наполняется чувством светлой грусти, я это тоже вижу, – в два десять, пополуночи, южане подписали безоговорочную капитуляцию. Пришла телеграмма, к нам едет великий князь, Михаил Михайлович, приём назначен на двенадцать. Судя по всему, будет торжество, в честь нашей победы. Ваше присутствие, по какой-то причине, обязательно. Вас все ищут. Когда найдут, скажете, что были в долине по поручению, полученному через мою голову, в земской управе, я потом подтвержу.

***

Родной город тоже изменился до неузнаваемости, появились огромные отели и доходные дома, павильоны с минеральной водой и фонтаны с обычной, великолепная смотровая площадка, на Минги Тау и замечательный променад.

В самом большом зале, где, скорее всего, в обычное время танцевали или играли в гарпастум, и названное почему-то на испанский, манер Плазой, уже к одиннадцати стало собираться блестящее общество. Офицеры в парадной форме, волею судьбы, так и не успевшие на войну. Местное светское общество во главе с Князем и княгиней Воронцовыми. Духовенство. Чопорные царедворцы, приехавшие вместе с великим князем. Разбившись на группы по интересам, шумно обсуждают последние новости, валившие на их головы как из рога изобилия. О занимаемых городах, куда войска входят торжественным маршем в парадной форме, с букетами осенних цветов, летящих к ним со всех сторон. Сенсационную отставку в кабинете министров, связанную с поставками железнодорожных вагонов, для перевозки казённого газолина. Ну и, конечно, абсолютно возмутительные шляпки, показанные на неделе высокой моды в Париже, вот зачем такое, вообще, придумали, кто это всё будет носить, а главное, когда они появятся в продаже.

Мои друзья составляли самый маленький кружок, среди молодёжи, почти все отошли от ночных переживаний. Стеф взяв за руку, беседовала со Светланой, Вик что-то усердно втолковывал кузине Марго, Мария и Алекс писали стих на двоих в чей-то альбом, Лира рассказывала Марте Лиговской о своей Агате. Я не подслушивала, было достаточно просто находиться среди них. Лишь Ян отошёл к окну и старался рассмотреть что-то в облаках.

Ровно в двенадцать прозвучали фанфары и все притихли. После некоторого замешательства на середину залы вышел очень высокий человек в белоснежном мундире лейб-гвардии конного полка. Его встретили аплодисментами, освободив посреди залы большое пространство, великий князь крепко пожал руку номинальному хозяину князю Воронцову, тем самым поприветствовав всех собравшихся. Зала загудела. Михаил Михайлович поднял руку, требуя тишины. Мгновенно наступила торжественная до серебряного звона тишина.

– Одержана великая победа, противник деморализован и уничтожен, прежде всего, морально. Оставим анализ историкам. Пусть они ломают копья в бесконечных дискуссиях. Мы же сегодня будем говорить об истинных отцах нашей победы. Это славные военные, и пускай присутствующие здесь не участвовали, в самих сражениях в этот раз противник испугался одной лишь вашей решимости. Давайте также не забудем о доблестном тыле в лице присутствующего земского общества, что без вас армия, лишь остро отточенная сабля. И главное, без кого эта победа не была бы столь безоговорочна и столь блестяща. И в моих руках именные указы Николая Михайловича о награждении этих героев. И их нужно немедленно огласить.

Глашатаем выбрали молоденького подпоручика, Московского пехотного полка, очень модного Петербургского поэта. Он вышел и с присущей только ему манере, объявил: что за исключительные старания на поприще защиты отечества награждены высшим орденом Российской империи – орденом Александра Невского… А далее назывались имена. Названные тут же выходили в центр залы, и великий князь девочкам саморучно накидывал орденские ленты и крестом в банте, мальчикам же на шею кресты повязывал седой генерал в форме Сумских гусар. Всё правильно ими были Стеф, Вик, Мэри, Алекс, Лира и, конечно же, Ян.

Мои друзья, поначалу жутко робея, но ободрённые похвалами, несущиеся со всех сторон, с честью вынесли очередное испытание в своей жизни. Далее, великий князь уже от себя лично, обратился к юным героям. И так как он является главой попечительского совета министерства образования, вручил юношам патенты на военное училища по выбору, а девушкам приглашения в Смольный институт. Подытожив всё словами, обращёнными к девочкам:

– Непременно воспользуйтесь приглашением, в следующем году в Смольный поступает и моя племянница Анастасия, и вы были бы прекрасным примером для подражания.

Торжественную часть объявили закрытой. И всех присутствующих пригласили на банкет.

– Стеф ты будешь рядом с княжной Анастасией! – восторженно зашептала Света, обнимая сводную сестрицу, – это же твоя самая заветная детская мечта.

– Да, действительно самая детская…

***

Детская мечта. Вот что хочет ребёнок, набить рот конфетами, нарвать орехов в соседском саду и поедать их с друзьями в секретном штабе, купить целый куль свежих пироженок от Потоцких и непременно самым горьким кофе, чтобы казаться постарше. А вот пройдёт время, вернёшься домой после длительного отсутствия, зайдёшь в ту самую кондитерскую и, конечно, купишь, три или даже четыре. Сколько съешь? Да не более одной, а остальное раздашь. И кофе, уже с молоком, или даже со сливками, и орехи ты уже смотришь, как едят другие. А конфетку можно съесть, вот только одну и то в день, а может быть и в неделю или даже в месяц. И тут ты поймёшь, что тот мальчик или скажем, девочка умерла, не физически конечно просто ты уже никогда не посмотришь их глазами на зелень альпийских лугов, полёт сокола, не восхитишься яркостью радуги. И обернувшись, погрустишь, конечно, но совсем, немного и вновь бросишься в водоворот жизни.

Автор: Таня Мочульская

Источник: https://litclubbs.ru/articles/23533-na-grani-voiny-chast-1-lira.html

Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!

Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.

Читайте также: