Мелкий, нудный дождик невидимой пылью висел в воздухе. «Это же надо, неделю назад сапожки купила, а они промокают», — с огорчением подумала я. И удивилась тому, что думаю о каких-то сапогах, когда рушится вся моя жизнь. И не отдашь ее, как прохудившиеся сапоги в починку…
Но сдаваться я не собиралась. Оттого и мерзла на стылом осеннем ветру, нетерпеливо поглядывая в сторону бульвара.
Еще совсем недавно я ощущала себя счастливой женщиной. Почти счастливой. Потому что как ни старалась, не могла подарить мужу ребенка. Я добросовестно, дважды в год, ходила в консультацию к подруге, которая работала гинекологом, и Лидочка, пряча глаза, оптимистично уверяла:
— Не все потеряно. Знаешь. Сейчас сколько новых методов появляется! Вот недавно у нас…
Но я устала слушать о чужих беременностях, устала от жалости и советов. Хорошо еще, что Игорь держался молодцом и за все восемь лет нашей семейной жизни ни разу не упрекнул меня. Но я понимала: скоро его тоска по нерожденному ребенку станет нестерпима, и тогда… Только я не думала, что это «тогда» случится так скоро.
Неделю назад Лидочка позвонила и взволнованно зашептала в трубку:
— Зинуля, зайди ко мне в обед. Это касается лично тебя! Не по телефону…
Я отпросилась с работы и побежала в консультацию.
И, привычно плюхнувшись на узкий диванчик с надеждой спросила:
— Ну, выкладывай что за метод. Хороший?
Подруга молчала, нервно перебирая какие-то бумажки, и меня обожгло предчувствие беды.
— У меня утром была одна пациентка… — Лида сердито хлопнула по столу, — Она студентка. Так вот, девица беременна от твоего Игоря.
— Врешь! – я вскочила с диванчика и забегала по кабинету. – Игорь меня любит. Он не мог… не может.
— Может! – жестко прекратила мою истерику Лида. – Она студентка института, где преподает твой муж. Так обрадовалась беременности, что доверчиво выложила мне историю любви с женатым мужчиной, который, заметь, восемь лет прожил с женой, но не имеет детей. А ребенка страстно хочет. Знакомая ситуация?
— Нет, не верю! Ты просто завидуешь мне, ты выдумала все! – я торопливо
застегивала пуговицы, стараясь не смотреть на подругу.
— Постой, Зина, ты сама можешь проверить, — голос подруги звучал уже за
закрытой дверью, но я не слушала. И тут, как выстрел в спину:
— Четвертый курс… Семенович Женя…
Сбегая по лестнице, я вспомнила тот единственный вечерний звонок по телефону, когда муж был в ванне и не мог подойти. Тихое сопение в трубку, далекий женский смех и напряженный мужской голос, который невежливо буркнул:
— Передайте Виктору Васильевичу, что он обещал принять зачет у Семенович Жени…
Тогда я не придала значения суетливой поспешности, с которой Игорь уехал в
институт. И, не дождавшись его в тот вечер, утром упрекнула, что о своих студентах он думает больше, чем обо мне.
«Семенович Евгения… Женя, — повторяла я знакомое имя, — Так, значит, это не парень? Получается, что Лидочка сказала правду.
И вот теперь я мокла под осенним дождем, поджидая соперницу и думая о том, что восемь лет бездетного брака – не слишком хороший козырь в этой игре.
Она появилась неожиданно, словно плыла над землей. – Та, которая намерена украсть моего мужа. Пока еще худенькая и стройная, но скоро…
Действовать я решила без жалости, поэтому решительно шагнула из своего укрытия ей навстречу и, схватившись за сердце, покачнулась. Людей на улице было мало: чуть впереди шла пожилая пара, да несколько подростков, обогнав меня, торопились к автобусу. Краем глаза я наблюдала за девицей, мой тихий стон она должна была услышать и просто не имела права пройти мимо.
— Что с вами? – старичок подхватил меня за локоть и пытался подвести к
скамейке. Слезы отчаяния потекли по щекам, я всхлипнула и едва сдержала
радостный вопль – девушка все же остановилась и с любопытством уставилась на меня. Хватая ртом воздух, я шепнула:
— Спасибо, мне девушка поможет… сердце что-то прихватило…
Не дожидаясь ее согласия, я просунула руку под остренький локоток. Евгения кивнула:
— Я помогу, конечно…
Махнув рукой в сторону домов, я медленно побрела рядом с ней:
— Не бойтесь, я живу недалеко. Вы не задержитесь…
— Ничего, у меня есть время, — ее голос звучал виновато, а глаза избегали
моего взгляда.
Усаживая меня на диван, Женя тайком оглядывала комнату:
— Может, вам «скорую» вызвать? – я лишь махнула рукой и сквозь полузакрытые глаза наблюдала. Вот она подошла к полке с книгами:
— У вас так много литературы по физике…
— А, это мужа, — мне стало жарко, я сняла плащ, сбросила сапожки, — могу я
предложить вам кофе?
Девушка покраснела:
— Нет, мне кофе нельзя, лучше чай…
Забыв о своем «недуге», я уже хотела встать, но Женя остановила меня:
— Сидите, я сама…
С кухни доносилось позвякивание чашек, хлопнула дверца шкафчика. Через минуту девушка вошла в комнату, осторожно держа перед собой поднос:
— Вам уже лучше? – ее улыбка понравилась мне, робость и доверчивость умиляли.
Я похлопала по дивану:
— Сядьте… я даже имени вашего не знаю…
Ее рука дрогнула, она поставила на стол чашку и опустила глаза:
— Женя я…
— Евгения, Женечка, — смаковала я ненавистное имя, а в голове путались мысли, — вы учитесь или работаете? – Я пыталась завести беседу, стремясь отдалить развязку.
— Учусь… буду преподавать физику в школе, — девушка взяла из вазочки
печенье.
– Ваш муж тоже преподаватель? — уточнила девушка.
Лучше бы она оставила в покое Игоря! Неосторожное слово разрушило очарование и вернуло мне решимость. Глянув на ее плоский живот, я равнодушно попросила:
— Женя, там в шкафу на кухне мое лекарство…
— Да, я быстро! – ее фигурка метнулась к двери, а я сжала в руке маленькую
коробочку. Всего несколько крупинок – и все кончено… С девицей ничего не
произойдет, ну поболеет пару дней. А вот ребенок…
— Вот ваше лекарство, — девушка стояла передо мной, протягивая пузырек и
стакан с водой. Она села на место и наблюдала, как я пью капли. Потом взяла
чашку двумя руками, словно хотела согреть ладошки. Мелкими глотками она
допила свой чай, не отрывая глаз от меня. Мы обе молчали…
— Мне пора, спасибо, — Женя суетливо поднялась, одергивая вязаную кофточку, а я с тоской смотрела на пустую чашку и дрожала от бессильной жалости к себе.
Я даже не вышла проводить ее и, когда входная дверь осторожно закрылась,
упала без сил на диван.
— Что я наделала… боже, что теперь будет, — кусала я пересохшие губы.
Вечером позвонил Игорь:
— Дорогая, я задержусь еще денька на два… Здесь кое-какие проблемы.
Я без интереса слушала голос мужа, а сама думала: «Как же кстати пришлась эта его очередная командировка!»
Все дни я размышляла о своем поступке. Грех, ох страшный грех. Я знала, что мне нет оправдания, и оправдывала себя тем, что спасаю свою семью.
В воскресенье вернулся Игорь, и, обнимая его, я пыталась угадать искренни
ли его чувства. Муж был возбужден и доволен поездкой, рассказывал о каком—то новом методе, но я не слушала. В самом ли деле он рад меня видеть? Не лживы ли его слова? Теперь любая мелочь настораживала меня.
Ночь развеяла мои сомнения, ведь мы снова были счастливы, как в первые годы. А утром, выходя из лифта, я случайно бросила взгляд на почтовый ящик. Что-то белело внутри, хотя почту еще не разносили. Воровато оглянувшись, я схватила конверт и быстрым шагом направилась в соседний скверик.
Обратного адреса не было, да и вместо нашего было только два слова «Зинаиде Антоновне». В первую минуту от страха у меня подкосились ноги, а руки приготовились разорвать конверт. Но соблазн был велик…
«Зинаида Антоновна, я решила написать вам, чтобы успокоить – я уезжаю. В тот день, когда мы встретились, я узнала вас. Наша встреча не была случайной, как и ваш приступ, не правда ли? Я догадалась, зачем вы заманили меня к себе и благодарна за то, что вы этого не совершили. Моя вина перед вами огромна… Игорь ничего не знает о ребенке, я не успела ему рассказать. Он очень любит вас… живите спокойно и берегите его…»
Потрясенная, я сидела на скамейке, не замечая, что слезы капают на письмо. Я так ненавидела эту девушку и ее ребенка, что готова была совершить преступление. Острая боль покидала сердце, и впервые за много дней я вздохнула легко. Как хорошо, что я не взяла на душу страшный грех!
***
Четыре года спустя
… За окном бушует метель. Упаковав последний подарок и сложив все под елочку, я представляю радостную мордашку Ванечки после того, как он обнаружит трекхолесный велосипед.
— Ох, милый, он так похож на тебя! — мой вздох и тоскливый взгляд обращены к фотографии Игоря, стоящую на столике.
Точно также темные глаза мужа улыбались мне четыре года назад. В тот наш последний день он уезжал в очередную командировку.
Это произошло через полгода после бегства Жени. Игоря вызвали на испытание какого-то нового прибор, что-то не ладилось, и нужна была его консультация.
Мы даже не простились толком. Игорь шел рядом с вагоном и все повторял:
— Два дня, максимум три… — а проводница злилась и торопила его. Легко запрыгнув в вагон, муж махнул мне и крикнул:
— Не скучай!
Ветер трепал его волосы, в руке были зажаты перчатки, и эта рука долго стояла перед моими глазами. Обстоятельство гибели мужа мне сообщили, просто принесли его личные вещи и выразили соболезнования. Почти год я медленно умирала, отгородившись от всего мира. Но однажды в мою дверь позвонили… Превозмогая тупую боль во всем теле, я поплелась открывать. На пороге стояла Женя… Шагнув ко мне, она заплакала, как ребенок, а я только и смогла сказать:
— Вот… не уберегла… и ничего не осталось…
— Неправда! – Женечка подняла заплаканное лицо, — Осталось, Зинаида Антоновна… у Игоря остался сын…
… Телефонный звонок прерывает мои воспоминания.
— Добрый вечер! С новым годом! – Женечка смеется в трубку, а рядом кто-то громко совсем по-детски сопит. Но я знаю кто это. Наконец, милый шепелявый голосок повторяет:
— Мама Зина! С Новым годом тебя!
Я улыбаюсь:
— Здравствуйте, милые, вы где?
— Мы на вокзале, берем такси и – к вам! Только… мы не одни, с нами еще один гость… — Таинственно шепчет Женя мне в самое ухо. — Специально для вас…
— Что ж, везите — достаю еще один прибор приглаживаю волосы и, наткнувшись на зеркало, возможно, впервые со дня гибели Игоря рассматриваю себя. В зеркале отражается нестарая еще женщина в строгом зеленом костюме с глазами-льдинками и строгой, собранной в пучок прической.
Я жду моих милых, самых любимых людей, которые для меня теперь значат так много!
И, услышав на площадке смех, широко открываю дверь, сразу же попав в объятия Женечки.
— Мама Зина, это тебе, — прижимая к груди плюшевого мишку, между нами пытается втиснуться Ванюша. А Женя, смущенно улыбаясь, легонько подталкивает ко мне незнакомца:
— Вот, Зинаида Антоновна, это мой двоюродный брат Николай.
Мужчина в форме военного моряка нерешительно топчется на пороге:
— Здравия желаю! – он медленно наклоняет голову, не отрывая от меня глаз. Я краснею, окончательно и бесповоротно утонув в этих синих глазах.
Бедный мой Игорь! Прости меня. Я буду помнить тебя всегда-всегда! Но…жизнь продолжается. И с этим ничего нельзя поделать.