Все части детектива здесь
– Марго, а знаешь, мне в голову пришла здравая мысль – почему бы тебе, когда ты соберешь все сведения об этих девушках, не обратиться к психологу. Хороший психолог поможет тебе нарисовать личность преступника.
Я думаю над его предложением. По-моему, у нас когда-то было дело, в ходе расследования которого мы привлекали психолога. Кажется, тогда это помогло... Может быть, он и прав. По моему взгляду Рус сразу понимает, что я склоняюсь к тому, чтобы действительно воспользоваться его предложением и тут же говорит:
Часть 5
– Че-то я не понял – медленно говорит Клим – они че, все от одного отца рождены, ну, или там, от одной матери?
Я внимательно всматриваюсь в фото.
– Клим, ну, не так уж они и похожи. Просто один типаж девушек, да и все.
– Ну, тебе видней – отвечает Клим – а по мне, так они на одно лицо.
– Угу. Но у меня для тебя поважнее сюрприз, Клим. Я больше, чем уверена, что у всех этих девушек какой-то непорядок в семьях. Либо это неблагополучная семья, либо семьи не было вообще.
– Тут ты, Марго, права – заявляет Даня – вот эта – сирота из детдома, эта – из пьющей семьи, а эта – из многодетной семьи, самая старшая, воспитывалась матерью и отчимом, после нее еще шестеро, так что сами понимаете, что она там не сильно-то ко двору, только в качестве няньки.
Мне что-то приходит в голову.
– Слушай, Даня, а в какой последовательности они пропали? Просто мне кажется, что возраст их при исчезновении – пятнадцать лет.
– Абсолютно права! – заявляет Даня – теперь следите за руками. Вот эта, сирота – пропала четырнадцать лет назад, из пьющей семьи – тринадцать, а из многодетной – двенадцать лет назад.
Клим щелкает пальцами.
– Ребят, я понял! Эти трое живы. Он убьет их тогда, когда исполнится ровно пятнадцать лет с момента их исчезновения! Через пятнадцать лет он теряет свой к ним интерес! Это как некий цикл для него, понимаете?!
Мы согласно киваем.
– И как мы будем их искать? Уму непостижимо же просто – с момента исчезновения всех четырех прошло больше десяти лет! Где найти концы? Искать надо по горячим следам, тогда надо было это делать, но кому это было интересно? Никому не нужны несчастные люди, коими являлись эти девочки! А сейчас они сидят где-то, в каком-то сыром подвале, и с ума сходят от того, что света белого не видят! Бл**ь, я бы тех горе-сыщиков, кто занимался, в кавычках, их поисками, на фантики бы порвала! Халатность – это называется, другого объяснения я не вижу всему этому! Где теперь, по истечение такого количества времени, мы будем искать концы?
– Я считаю... – начинает Клим, но тут входит шеф.
У него такой вид, словно он чего-то очень остерегается.
– Марго – говорит он сдержанно – ты возмущаешься так бурно, что слышно в приемной у Дианы. А у меня делегация сидит из Управления, между прочим. Что тут происходит?
Мы кратко объясняем Евгению Романовичу ситуацию. Выслушав версии о горе-сыщиках, он качает головой.
– Да... Не такое у нас еще строгое наказание за халатное исполнение своих обязанностей. А тут... больше десяти лет прошло. Что с них возьмешь сейчас? Хотя... с тех, кто еще сидит на своих постах, можно что-то содрать.
– Нет, подождите... – говорит Клим – я че-то не понимаю – неужели среди этих милиционеров еще тогда не нашлось тех, кто захотел бы раскрыть исчезновение какой-либо из девушек? Неужели все они так вот взяли – и плюнули на это?
– Мне кажется, тут другое, Клим. Все они просто уверились в том, что девочки бежали. Ну, смотри – одна сбежала от вечно ворчащей и держащей ее в черном теле бабки, другая – от пьяных родителей, третья – из детдома, это как бы неудивительно, и еще одна – от сумасшедшей семейки, где ее тоже держали в черном теле и заставляли следить за малышами. Не вижу в этом ничего удивительного.
– Ну! – шеф разводит руками – тогда в прошлом этих девочек должен быть человек, который хорошо знал их жизненные обстоятельства. Даня – он поворачивается к эксперту – пробей всех родственников и знакомых девочек – вдруг найдутся пересечения.
Тот кивает, соглашаясь и хочет что-то сказать, но в этот момент в кабинет заглядывает Диана.
– Евгений Романович – говорит она недовольно-возмущенным голосом – там эти... делегаты, блин, уже всполошились – почему вас так долго нет!
– Тьфу ты! Тут так интересно, что я и забыл, что у меня там... начальство. Пойду, ребята, работайте. Нужны оперативники – мне говорите, соберу всех, кого смогу.
– Даня – говорю я – полную мне информацию сначала по родственникам девочек, по близким, соответственно. И еще материалы все из архива подними, прямо мне в живом виде они нужны, там наверняка есть фото, как и в деле Карины Дроздовой. Клим – с тобой разделимся. Сейчас сюда пожалуют одноклассники Карины – их четверо, надо будет побеседовать с ними. Возьми в помощники оперативника, по двое опросите, уже быстрее будет. А я займусь Пинягиным, тем самым милиционером, который искал Карину. Блин, у меня еще доки из архива лежат непросмотренные. Ладно, это позже. Пока важнее со всеми поговорить.
Мы расходимся по кабинетам и допросным. Я решаю до прихода Пинягина посмотреть доки из архива по делу исчезновения Карины Дроздовой.
Папочка очень тонкая. Пара отчетов, из которых я не узнаю ничего нового – примерное время исчезновения, дата, несколько пронумерованных фото, по которым можно понять, как пролегал путь Карины от дома до школы. Отчеты сухие, с минимумом фактов. Ничего нового я из них не узнаю. Вздохнув, закрываю папку и решаю, что после того, как поговорю с Пинягиным, обязательно поеду и сама посмотрю, как выглядит тот путь, по которому шла Карина. Кстати, очень интересно, почему тело Карины подбросили именно к школе номер сорок пять. Или убийца специально искал такое место, именно у школы, и чтобы можно было беспрепятственно подкинуть тело? Или школа сорок пять каким-то мистическим образом связана с Кариной? Или самим убийцей?
Пинягин – невысокий, полноватый мужчина лет сорока пяти с намечающимися залысинами и редкими русыми волосами. Он почему-то прячет от меня взгляд и вообще, его бегающие маленькие глазки очень мне не нравятся.
– Здравствуйте, Михаил Сергеевич – строго говорю я. Нет, ну не могу я разговаривать с людьми, которые так халатно искали Карину, спокойно и безразлично. Потому мой тон холоден, и я все время стараюсь заглянуть в глаза собеседнику. А он также старательно отводит взгляд.
– Здравсвтвуйте – говорит наконец – чем могу быть вам полезен?
– Михаил Сергеевич, скажите пожалуйста, вы помните эту девушку? Она проходила у вас по делу о исчезновении.
Он внимательно смотрит на фото Карины, вернее, на фото ее тела в школьной форме.
– Н-нет – бубнит наконец – сколько их было... таких...
– Да, действительно – я встаю и начинаю ходить по допросной – скажите, вот вы говорите – сколько их было... А скольких среди них вам удалось найти?
– Да достаточно! – напрягается он – а в чем дело? Ко мне появились какие-то претензии? Надеюсь, эта беседа под протокол?
Показываю ему на камеры.
– Конечно. Под аудио/видеопротокол. Так вот, Михаил Сергеевич, все дело в том, что эта девушка пропала пятнадцать лет назад. А на днях рядом с одной из школ было обнаружено ее тело.
Он замолкает и смотрит на меня так, словно я сообщила ему нечто ужасное.
– Причем наш эксперт выяснил, что все пятнадцать лет эта девушка, Карина Дроздова, провела в заточении. А теперь быстро и четко прошу ответить вас на мои вопросы. Вопрос первый – насколько дотошно и придирчиво вы осмотрели место, где могли похитить девушку? Имеется ввиду путь от дома до школы. Все ли улики были собраны, все ли отпечатки протекторов шин и следов на дороге взяты?
– Мы действовали в рамках инструкций – начинает бубнить он – все, что мы могли сделать – мы сделали.
– Пинягин – я останавливаюсь прямо над ним, но он не смотрит на меня – я в деле не обнаружила ни одного упоминания о каких-либо уликах с места происшествия. Ни одного окурка от сигарет, ни одного отпечатка следов от протекторов автомобиля. Вопрос номер два, Пинягин – всех ли соседей по дому вы допросили тогда?
– Н-нет – опять бубнит он – только тех, кто были непосредственными соседями девушки. Соседний подъезд нам ни чему.
Я склоняюсь над ним и говорю вкрадчиво.
– А ничего, Пинягин, что окна именно соседнего подъезда выходят на ту дорогу, которая проходила от дома до школы? От окон первого подъезда толку нет – они с той стороны закрыты деревьями, а вот второй подъезд – другое дело. И там могли найтись свидетели того, что девушку насильно сажали в машину, например. Или она сама села к кому-то. А сейчас, Пинягин, половина соседей умерли, а половина – разъехались. Оставшиеся же две женщины ничего существенного не видели и даже не помнят, что там случилось, пятнадцать лет тому назад.
Он подавленно молчит, а я продолжаю:
– Вопрос номер три. Вот тут и тут в то время висели камеры видеонаблюдения – я тыкаю в ноутбук - скажите, Пинягин, вы запросили записи с этих камер?
– Но они находились почти возле школы, на дороге... Мы не думали...
– Вы со своим напарником, Пинягин, не думали, а между тем камеры эти имели такой угол обзора, что можно было бы увидеть выезд вот отсюда. И тогда бы вам, возможно, улыбнулась бы удача. Можно было бы запросить эти записи сейчас, но дело в том, что у них существует срок давности, Пинягин, и храниться пятнадцать лет они не могут. Вопрос номер четыре. У Карины Дроздовой был мобильный телефон. Старенький, но был. Я не нашла в деле упоминаний о том, что вы затребовали биллинг звонков...
– Но тогда еще не был принят закон Яровой – начинает он.
– Пинягин – я чувствую, как во мне начинает закипать гнев – до этого закона записи хранились также, в течение нескольких лет, просто изъять их было сложнее, нужно было побегать и пошевелиться. Но вам это было не нужно, верно?
– Мы просмотрели ее телефон! – громко говорит он – и не нашли никаких подозрительных звонков, которых, к вашему сведению, было очень мало.
– А исходя из каких соображений вы, Пинягин, оценивали их подозрительность или нет? Только из ваших личных ощущений?
Он молчит.
– И наконец, пятый вопрос. Вы беседовали с соседом девушки, Пинягин, Малышевым Кондратием Егоровичем. И он сказал вам, что видел подозрительную белую Тойоту недалеко от дома. Какие меры вы предприняли, чтобы разыскать этот автомобиль?
Не выдержав, он стучит кулаком по столу.
– Да этот Малышев вор! И не просыхает! Что он там мог видеть?!
– Да твою мать, Пинягин! Я не спрашиваю вас, кто такой Малышев! Я сама прекрасно это знаю! Я задала вам другой вопрос! Этот автомобиль, между прочим, видел не только он, а и другие соседи, но вы предпочли закрыть глаза на этот факт, Пинягин! Пять вопросов! Пять! – я трясу перед его лицом сжатым кулаком – И не одного ответа! Заточение этой девочки, а потом и ее смерть – на вашей совести, Пинягин!
Он роняет голову на руки.
– Вы до сих пор служите в полиции? – спрашиваю его холодно.
– Нет – испуганно бормочет он – я на пенсии.
– Замечательно! – саркастично говорю я – и пенсия, наверное, нормальная, да? А следовало бы... Следовало бы, Пинягин, поиметь вас по полной за халатность! Рассказывайте все, что вы помните об этом деле. Любую, даже самую мелкую деталь! И лучше будет, если вы вспомните как можно больше!
Он медленно, с каким-то страхом, начинает мне рассказывать. И честно говоря, ничего нового не сообщает. Единственное, что я смогла из него вытянуть, это то, что Карина все-таки встречалась с мальчиком, который совсем недавно перевелся в их школу. С мальчиком провели беседу «не под протокол», но он ничего не знал.
– Что это за мальчик? Напрягите память, Пинягин!
– Удальцов Дмитрий Степанович – с трудом вспоминает он.
Я тут же набираю Даню.
– Дань, среди одноклассников Карины был такой – Удальцов Дмитрий Степанович? Нет? Проверь параллельные классы. Его нужно найти. Как только найдешь – тут же мне сообщи, я сама позвоню ему.
Некоторое время я молчу, потом говорю Пинягину:
– Идите. Вот ваш пропуск. Оставаться с вами в этом кабинете – это значит нюхать всю ту вонь, которую вы испускаете от страха за свою шкуру. Вы ничуть не хуже продажных полицаев, Пинягин. Только вы не пытали и не убивали. Вы причастны косвенно. Надеюсь, я никогда больше с вами не встречусь.
Когда он уходит, я встаю и иду к шефу. И плевать мне на то, что у него делегация. Проношусь метеором мимо Ди, которая кричит мне вслед:
– Марго, к нему нельзя!
– К черту! – резко бросаю я.
Евгений Романович преспокойно беседует с еще одним следователем. Видимо, беседа у них протекает в очень приятной атмосфере, потому что на экране большого телевизора шефа крутит попой какая-то американская певичка. Подхожу к столу, беру пульт и выключаю телевизор.
– Марго?! – удивленно говорит шеф – ты что себе позволяешь?
– Евгений Романович, да это невозможно просто! Нет, вы только послушайте!
И я рассказываю ему про Пинягина.
– И эта скотина еще и пенсию теперь получает!
– Маргарита, да от меня-то ты что хочешь?!
– Шеф, ну кто-то же руководит этим отделением теперь уже полиции? Ну, составьте вы рапорт, вы же на всякие там совещания ходите! Неужели там у вас одна сплошная трепотня только? Бла-бла-бла и ничего больше!
– Марго, ну это было пятнадцать лет назад! Сейчас спрашивают строже, следят за выполнением обязанностей лучше! Уже нет такого, как тогда. Людей находят быстрее и практически нет таких вот «висяков»!
– Вам статистику показать?! Да мало, что изменилось! Несчастных сирот и подростков из маргинальных семей искать никто не будет. Шеф, ну выступите с докладом, покажите это дело, как пример, в конце концов! Ну нельзя же спускать такое на тормозах!
– Марго, Марго! – он усаживает меня на стул и дает в руки стакан с водой – Марго, детка, я тебе обещаю, что на ближайшем совещании я подниму этот вопрос.
Я встаю.
– Евгений Романович, если вы этого не сделаете...
– Марго, ты же с меня не слезешь... Поэтому можешь не переживать. Сделаю. Все в лучшем виде.
Иду к двери, вижу, как следователь одобрительно подмигивает мне. Шеф вздыхает с облегчением, а Ди при виде меня начинает сердиться:
– Марго, теперь мне достанется! Ты не в первый раз так делаешь!
– Ди, прости меня! Но как до него по-другому достучаться? Я не знаю просто...
– Что-то важное? – сочувственно спрашивает она – может, кофе?
Я киваю, и она наливает мне чашечку свежесваренного. Кофе бодрит меня и придает сил. Иду к себе. Из задумчивости меня вырывает звонок Роба.
– Марго, слушай, я тут прошерстил сайты, которые могли продавать подобные раритеты, и пришел к выводу, что вся эта, так сказать, аммуниция на девушке, была куплена не на сайтах. Ее купили, или, не знаю, добыли каким-то иным способом именно тогда, в то время, ну, плюс-минус пять-десять лет, когда еще не было интернета, вернее, самый захудалый, может, и был, но маркетплейсов и всяких сайтов с покупкой-продажей барахла – точно не было.
– Спасибо, Роб! – говорю я – видимо, этот путь тоже для нас закрыт.
– Марго, только не расстраивайся. Думаю, ты все равно что-то нащупаешь.
– Очень хотелось бы, Роб. Но честно говоря, это дело внушает мне все меньше оптимизма.
Ничего никому не сообщая, я еду на то место, где раньше пролегал путь от дома Карины до школы, в которой она тогда училась. Конечно же, на месте школы построили жилой дом – пятиэтажку с модными лоджиями и высокими потолками. Сама не знаю, зачем я здесь и что хочу найти. Дорога от барака мало изменилась – вдоль тротуара кусты, вдоль дороги – тоже. Вот идет себе девушка по тротуару в школу, а кто-то в это время выпрыгивает из кустов и волочет ее туда. Интересно, а что за кустами?
Я осторожно раздвигаю ветви и вижу тропинку, иду по ней, узкой и тенистой и выхожу на дорогу. Да уж, проще простого все. Возвращаюсь назад.
Или вот идет девушка по тротуару, а тут подъезжает машина, цап ее! И все... Это если безлюдно... Но наверняка сначала тот, кто хочет сделать свое черное дело, убеждается в том, что это так и есть.
А возможен еще и третий вариант – Карина сама садится к тому, кто ждет ее, совершенно при этом не ожидая ужас будущего, тот ужас, в котором она будет жить пятнадцать лет. Но в этом случае Карина должна была знать этого человека. Просто так такая девушка, как она, не далась бы – попыталась бы кричать и сопротивляться. Эх, где же найти ту нитку-зацепку в прошлом девушки?! Хотя... еще ничего не известно про остальных пропавших, ясно только одно – все они стопроцентно повязаны одним общим фактом, и этот факт – похититель.
Больше в этот день событий не происходит. Я еду домой, совершенно без настроения. Во-первых, из-за Пинягина, во-вторых, почему-то после визита на ту дорогу у меня внутри держится твердая уверенность в том, что Карина сама по какой-то причине села в машину к этому монстру, не зная, что он монстр. И еще один вопрос вертится у меня в голове – зачем он воровал этих девушек каждый год? Почему держал у себя Карину, потом ту, которую похитил через год, потом следующую? Зачем ему было их столько?
Дома Рус вовлекает меня в приготовление ужина, чтобы, по его словам, отвлечься. Не выдержав, рассказываю ему все, что случилось за день и в самом конце задаю вот эти, волнующие меня, вопросы. Внимательно все выслушав, он вдруг заявляет мне:
– Марго, а знаешь, мне в голову пришла здравая мысль – почему бы тебе, когда ты соберешь все сведения об этих девушках, не обратиться к психологу. Хороший психолог поможет тебе нарисовать личность преступника.
Я думаю над его предложением. По-моему, у нас когда-то было дело, в ходе расследования которого мы привлекали психолога. Кажется, тогда это помогло... Может быть, он и прав. По моему взгляду Рус сразу понимает, что я склоняюсь к тому, чтобы действительно воспользоваться его предложением и тут же говорит:
– Могу посоветовать очень опытного! Учил меня в институте.
Машу рукой:
– Да у меня у самой такой педагог был по психологии, что никому и не снилось. Пожалуй, ты прав – соберу все сведения о девочках, и поеду к нему, он меня помнит до сих пор, я была его любимой студенткой.
– Ну, смотри, тебе видней. Ну если понадобиться – дам контакты своего.
Я целую мужа в губы:
– Спасибо, Русик! Ты незаменим в качестве стороннего оценщика моих дел и очень мне помогаешь!
На следующее утро в кабинет влетает Даня и следом входит Клим, которому, кажется, не терпится рассказать о беседе с одноклассниками Карины. Но Даня опережает его.
– Марго! – говорит он – я все выяснил про этого Удальцова! Да, он перевелся в школу, в которой училась Карина, но был не ее одноклассником, а учился в параллели. Дмитрий Степанович давно и успешно женат, проживает в городе N*** штат Техас, бизнесмен, трое детей. Но он согласился поговорить с тобой по видеосвязи, как только узнал, что речь пойдет о Карине.
Это уже можно считать удачей! Оказалось, что Даня договорился, что мы свяжемся с ним ровно в полдень по нашему времени. Ожидая этого, я внимательно слушаю Клима, который рассказывает мне о беседе с одноклассниками. Как и предполагалось, они мало знали о жизни девушки. Над ней насмехались, но она спокойно пропускала все мимо ушей. Нервы у нее, по словам одноклассников, были просто стальные. Также эти ребята подтвердили дружбу ее и Дмитрия Удальцова. Дело в том, что Дима, оказывается, был тоже не совсем из благополучной семьи. Тем более, меня поражает факт того, что он оказался в Техасе, да еще стал бизнесменом. Больше ничего нового ни Клим, ни оперативник у одноклассников не выяснили. Подруг у Карины не было, по крайней мере, в школе точно, на уроки она не опаздывала, с другими мужчинами, кроме Дмитрия, ее не видели, и вообще, она была этакой «белой вороной» о которой никто ничего не знает.
Наконец на экране перед собой я вижу симпатичное лицо мужчины с белозубой улыбкой. Он приветствует меня на чисто русском с легким налетом акцента. Выглядит он хорошо и бодро, он приветлив и приятен.
– Дима – говорю я – вы ведь знаете, почему мы попросили вас о видеосвязи?
– Да – говорит он – ваш сотрудник объяснил мне, но я не понимаю... Почему спустя пятнадцать лет...
– Дмитрий, дело в том, что несколько дней назад мы обнаружили тело Карины Дроздовой.
Он надолго задумывается, а потом выдает:
– А знаете, Карина была моей первой большой любовью... И она очень хотела найти своих родителей.
Продолжение здесь
Спасибо за то, что Вы рядом со мной и моими героями! Остаюсь всегда Ваша. Муза на Парнасе.