Отец Георгий из села Горянино человек благочестивый. Его храм возвышается над селом и отражается в пруду. Бывало, напечёт батюшка сам просфоры, поставит супругу петь на клиросе и служит себе, молится. Господь ему внемлет: дома – Божий дар – шестеро детишек. С маленькими раньше было тяжело, а сейчас кто замужем, кто учится, кто в армии… Сейчас дома один Давид, которому уже шесть лет.
Вот и в то утро отец Георгий по обыкновению служил. Давид хозяйничал дома – запалил у крыльца керогаз и варил поросячью тюрю в ведерном чугуне. Помощник.
Он уже погасил фитиль и бросил чугунок остывать, когда услыхал за забором красноречивые проклятия. Немолодой рыболов-любитель, похожий на городского, посреди улицы пинал свой мотоцикл и плевал на него:
– Вот делают! Главное, почти новый, а сам глохнет и глохнет!
Рыбак выругался, плюнул и, почесав затылок, полез в инструментальный ящик. Давид немного постоял у калитки, посмотрел, как горожанин извлекает оттуда интересные звонкие ключи, замасленные тряпки и отвёртки. Но потом рыбак зачем-то уткнулся в «Инструкцию по эксплуатации», мальчику стало скучно, и он пошел кормить своих любимых поросят. Ему нравилось смотреть, как те, учуяв харчи, визжат и толкаются, а потом суются в корыто, накрываются ушами и чавкают. Потом Давид отправился в дом ставить чайник и с крыльца увидал, что к мотоциклисту вышел их сосед дед Лукич. Мальчуган наспех глотал горячий чай – очень уж хотелось посмотреть, чем кончится история с мотоциклом. Техника ему нравилась.
Когда Давид управился и вышел за калитку, Лукич уже выкрутил свечи и ласково матерился на них:
– Главное, ёлки, искра есть. Свечки-то как новые.
– Конечно, как новые, я этот «Ижак» в восемьдесят девятом брал.
– Вот, ёлки.
Давид подкрался к ним сзади и, затаив дыхание, наблюдал, как Лукич разбирает «новый» мотоцикл по болтикам.
– И бобина, ёлки, хорошая, и провода как новые...
– Ну да, как новые.
– Вот, ёлки.
Потом Лукич ввернул свечи и заставил рыбака жать на стартер. И рыбак принялся жать. Он скакал козлом возле своей техники, упрямо скакал. На лбу проступил пот, нога вот-вот отнимется, появилась одышка, но он не сдавался и прыгал. Лукич меланхолично смотрел на фыркающий двигатель и чесал затылок. Счастья в жизни не было.
– Хорош. Щас карбюратор разберём, если не поможет, ты эту свою технику вон, в пруду, ёлки, утопи.
Запалённый мотоциклист напрягся – жалко любимую вещь.
На пыльную землю ложились части карбюратора. Лукич разобрал его весь, вывалял детали в пыли, покурил и, вздыхая, начал собирать обратно:
– Вроде всё рабочее, ёлки, как новое...
– Ага, как новое…
Старик Лукич – моторист широкого профиля, многим соседям он был единственной в селе техпомощью. Пять минут – и движок снова в сборе.
– Ну-ка, заводи!
Рыбак снова принялся раз за разом прыгать на стартер – бесполезно. Затем вдвоём с Лукичем они толкали пыльный «Ижак» по улице взад-вперёд. Мотоцикл фыркал и не заводился. Наконец, Лукич взвился:
– Тьфу на твой мотоцикл! У меня самого, ёлки, свиньи не кормлены, а я тут с тобой!
– Ну, как же... – возразил было городской, но дед его оборвал:
– Вон, видишь, пруд у церкви? Отволоки его туда и утопи. Всё.
Хозяин затосковал (ещё бы!). Подкатил мотоцикл к изгороди Лукича, уселся на лавочку у его калитки, закурил, задумался и принялся плевать в землю. Потом потёр возле сердца и позвал через забор:
– Слышь, Лукич!
– А?
– Когда от вас автобус до города?
– По воскресеньям!
Рыболов ужаснулся:
– Сегодня же пятница!
– Ага, ёлки, пятница! – громыхая в сарае вёдрами, прошумел Лукич…
Мотоциклист сник.
Давиду стало жалко несчастного мотоциклиста-рыбачка, и он подсел к нему на скамейку.
– Эхе-хе... – вздыхал тот и курил.
Мальчишка тоже принялся тоненько вздыхать, так, чтоб его заметили. Но его не замечали. В своём горе много ль мы кого замечаем? Давид повздыхал-повздыхал, да и не выдержал:
– Давайте я вам помогу?
Несчастный повернулся к нему:
– Ты?
– Я.
– А ты разве разбираешься?
– Я просто помогу, и всё.
– Лукич! – позвал мотоциклист деда. – Это что за пацан тут? Он что, в технике соображает?
– Ага, соображает, – съязвил тот, – это поповский сын. Он тебя щас молиться заставит, весь в отца. Тот тоже… всех, ёлки, задолбал: молись да молись.
Мотоциклист, уцепившийся было за соломинку, ощутил падение зыбких надежд. А мальчик не унимался:
– Хотите, заведётся? Хотите?
Несчастный молчал.
– Ну, давайте помолимся, и заведётся! Ну, давайте! Я же знаю, я пробовал. В разных вещах помогает.
Мотоциклист упорно молчал и начинал злиться.
– Я вот один раз помолился, и у меня поросёнок поправился, а мама говорила, что сдохнет.
Мотоциклист заиграл желваками:
– Уйди, пацан, уйди от греха...
Мальчуган не унимался:
– Ну, давайте помолимся, Бог поможет, Бог всем помогает.
– Щас уши откручу! – рассердился мотоциклист. – Уйди!
– Уйду, – залепетал мальчик чуть не плача, – помолимся, и я уйду, сразу уйду.
– Ладно, – сжалился рыболов, – что делать-то нужно?
– Просто перекреститесь и скажите: «Господи, помилуй! И помоги мне, пожалуйста».
– И всё?
– И всё.
– И сразу отлипнешь?
– Да.
– Ну, добро.
Мотоциклист выбросил окурок, оглянулся – не видит ли кто, махнул крестное знамение слева направо и прошептал: «Господи, помилуй и помоги мне, пожалуйста».
– Всё?
– Всё, – Давид цвёл.
– Ну, теперь проваливай.
– Ладно, я буду проваливать, и вы тоже езжайте.
– Как же я уеду, автобус только в воскресенье.
– А вы на своём «Юпитере», его же Бог починил, попробуйте.
Чтоб окончательно отвязаться от прилипучего пацана, мотоциклист устало поднялся, тыркнул стартер, и... Иж-Юпитер чихнул, закашлялся и затараторил своё «дрын-дын-дын». Не дожидаясь, пока заглохнет, рыбак вскочил в седло и умчал из села. Шавки завизжали, высыпали из всех подворотен, бросились было следом, да куда там…
Когда растаял бензиново-масляный дым, Лукич с ведром вышел из сарая, поглядел вдаль, на большак. Почесал затылок и плюнул:
– Тьфу, ёлки, чертовщина какая-то.
Автор: Алексей Лисняк
Журнал "Бельские просторы" приглашает посетить наш сайт, где Вы найдете много интересного и нового, а также хорошо забытого старого.