Забавно, но истории становления некоторых американских рок-звёзд начала 70-х до невероятного напоминают друг друга. Если не верите, то могу напомнить. Взять хотя бы девушку из Детройта по имени Сюзи Кватро. Играла она, как вы помните, в семейном ансамбле со своими сёстрами и в ус не дула. Но заприметил её британский продюсер Мики Мост и предложил переехать на Туманный Альбион – мол, там её талант басистки-вокалистки будет более востребован, чем в её родных штатах. Так оно и случилось. Сюзи стала очень популярной, единственной и неповторимой королевой глэм-рока.
Аналогичная история произошла с героями нашей сегодняшней передачи – музыкантами группы Sparks. По странному стечению обстоятельств, глэм-рок не пользовался большой популярностью в США. И поэтому два брата по фамилии Маэл приняли предложение от продюсеров и переехали в Великобританию делать карьеру глэм-рок-звёзд. И для начала записали эпохальный альбом, который, честно говоря, выбивается за строгие рамки стиля глэм-рок, но это никак не умоляет его достоинств.
Альбом “Kimono My House” увидел свет в мае 1974 года. Это было подобно пусть небольшому, но всё же революционному взрыву в несколько к тому времени заплывшей жирком самодовольства британской рок-сцене. Не забывайте, что до появления панк-рока оставалось ещё минимум 2 года, а группа Sparks уже начала потихоньку шоковую терапию для слушателей, привыкших безапелляционно воспринимать рок-музыку как что-то высоколобое, пафосное и патетичное. Именно такое отношение к року сложилось к середине 70-х благодаря развитию прогрессив-, арт- и хард-рока.
Sparks мягко и ненавязчиво стали возвращать в рок-музыку незамутнённый псевдо-интеллектуализмом несколько насмешливый, юмористический и сатирический взгляд на мир. Если вспомнить вторую половину 50-х, то начинался американский рок-н-ролл как насмешка над ценностями взрослого поколения, над химерами общества потребления. Братья Рон и Рассел Маэлы, будучи американцами, хорошо помнили об изначальной задаче рок-н-ролла. Оставалось перенести эту идею на британскую почву, густо унавоженную музыкальными парадоксами, и получить невероятный ни на что непохожий результат.
С одной стороны, это был, конечно, арт-рок – о чём говорили слегка вычурные аранжировки и лихо закрученные мелодические фразы. С другой стороны, по саунду и подаче это был своеобразный глэм-рок – с его нарочито восторженным и несколько самодовольным настроением. С третьей стороны (хотя это уже и за рамками обыденной логики – но иначе в отношении группы Sparks и не скажешь), так вот, с третьей стороны, в песнях этой необычной команды постоянно сквозил холодок абсурда, не очень понятно как возникший в американских мозгах, но очень близкий британскому менталитету.
Так что все слагаемые успеха у слушателей Туманного Альбиона были на лицо. И альбом “Kimano My House” стал для группы Sparks своего рода декларацией их прав на звание рок-звёзд вселенского масштаба, но c британским подсознанием.
По сути Sparks – пусть ненадолго – но открыли новое направление в рок-музыке: эпатажный глэм-арт-рок, основанный на искромётном юморе, скоростном, неврастеническом фальцетном вокале, контрастирующим с басовой линией, на фоне синтезаторного драйва и резковатых гитар: в этом было что от психоделических экспериментов Roxy Music и фривольности The Sensational Alex Harvey Band.
Особенно эффектно Sparks смотрелись на сцене: имидж группы тоже был необычен (речь идёт прежде всего, о самих братьях) – консервативный с иголочки и несколько мрачноватый облик Рона смотрелся гротескно рядом с мягкой, немного женственной внешностью Рассела.
Честно признаюсь, что до меня все эти пресловутые парадоксы братьев Маэлов дошли далеко не сразу. Воспитанный на высоком интеллектуализме Pink Floyd и тех же The Moody Blues в сочетании с запредельно метафизическим ощущением музыки Led Zeppelin и Deep Purple, я оставался равнодушен к приземленной социопатике песен группы Sparks. Помню, как однажды столкнувшись с одним большим поклонником творчества этой команды, который попытался меня переубедить в моём отношении к Sparks, я долго сопротивлялся, пока мы не стали разбирать тексты группы. И тут до меня дошло – без знания английского языка не то чтобы понять смысл песен, но даже ощутить их красоту невозможно.
Песни альбома “Kimono My House”
Открывает альбом трек “This Town Ain’t Big Enough For Both Of Us” («Этот город слишком велик для нас двоих»). Эту песню Рон Маэл написал летом 1973 года на фортепиано, в доме родителей. Продюсер Мафф Уинвуд предложил добавить к аранжировке звуковые эффекты выстрелов (намёк на ковбойские фильмы – всё же Sparks позиционировалась как американская группа, собственно, и сюжет песни напоминает ковбойские разборки). Песня, выпущенная синглом, поднялась до #2 в UK Singles Chart. В ней все элементы стиля Sparks, что сделало её визитной карточкой группы и осталась в истории одним из самых запоминающихся хитов эры глэм-рока.
Вторым номером идёт “Amateur Hour” («Час дилетанта»), в этой песне высмеивается подростковое представление о том, что случайными связями можно «натренировать» себя как мужчину («Час дилетанта тянется бесконечно. Когда ты станешь профи, она даст тебе знать…. Это совсем как в игре на скрипке. Невозможно же с самого начала стать Иегуди Менухиным»). “Amateur Hour” вышел вторым синглом альбома и имел большой успех как в Британии (#7 UK Singles Chart), так и в Европе.
Третий трек называется “Falling In Love With Myself Again” («Влюбляюсь в себя самого») — это стилизация под немецкий вальс, саркастическая «ода» нарциссизму. Рон Маэл объяснял смысл песни: «Эта песня — о нашей склонности влюбляться в тех, кто на нас же похож. В идеал, которому мы хотели бы соответствовать… Сам я в себя не влюблялся ни разу. Честно говоря, я никогда себе не нравился. Я не в моем вкусе».
Четвертый трек "Here in Heaven" ("Здесь на небесах") - о двух влюблённых до боли похожих друг на друга и от этого они на седьмом небе. Между героем и его возлюбленной, действительно, много общего: «Похожие папы, похожие мамы, похожие собаки, кошка и рыбка». Оба загадывают одно и то же желание, задувая свечи торта (судя по всему, «не повзрослеть» — потому что «У обоих оно не сбудется: мы станем на год старше»).
Второй куплет песни описывает уже свадебную картинку:
«Её рука в моей руке, моя рука — в её руке. Ну разве не сливаемся и мы в общее размытое пятно? Я и она, она и я. Ну поцелуй же, поцелуй её, — тут совпадает и мнение друзей!.. Да, похоже, я снова влюбился в себя самого.
Завершает первую сторону виниловой пластинки трек "Thank God It’s Not Christmas" – этакая пародия на привычные рождественские песни, полные откровенной сентиментальной патоки. Лирический герой песни радуется тому, что «сегодня не Рождество», потому что Рождество — единственный день в году, когда он не может спастись от общества жены («Благодарение Господу за то, что сегодня не Рождество. Потому что на Рождество - только ты одна. И больше делать нечего»). Рон Маэл говорил об этой песне: «Её очень трудно объяснить, не углубляясь в философию Moody Blues. Каждый день можно ведь найти оправдание, чтобы куда-нибудь из дому улизнуть. Но на Рождество все закрыто, и ничего не остается, как сидеть дома…». Такие странные отношения у мужа с женой – но в этом и заключается парадоксальный стиль группы Sparks.
Вторую сторону виниловой пластинки открывает композиция "Hasta Manana Monsieur". Её тема –языковой барьер, а сюжет – ироническое повествование о проблемах американца, который (по словам Рона Маэла) «…пытается пообщаться с девушкой: он понимает, что та говорит на иностранном языке, но не может понять, на каком именно». Лирический герой словами «Hasta Manana Monsieur» обращается к немке, за которой пытается ухаживать на зелёной лужайке:
«Я пытался сказать тебе вечером, что с такой девушкой, как ты, я обойдусь и без экскурсий с гидом. Ты пыталась сказать мне в течение дня, что твои основные виды экспорта — текстиль и железная руда. Ты упомянула Канта, и я был шокирован: знаешь, там, откуда я родом, девочки не произносят такие слова!».
В конце песни появляется строка, давшая название альбому: «Kimono my house mon amour — уверен, что это движение не нуждается в дополнительных словах…». В результате герой остается в пустой постели наедине с туристическим путеводителем.
Второй номер на второй стороне виниловой пластинки – это песня опять же с вычурным сюжетом. Она называется “Talent is an Asset” («Талант – это имущество»).
Речь в ней идёт от лица родственников Альберта Эйнштейна, которые окружают его, чтобы отгонять остальных («Мы его родственники и нам тут не-родственники не нужны!»). Их заботы принимают глобальный характер: они изгоняют не-родственников из комнаты, города, страны, полушария, планеты и в конечном итоге – Вселенной: «Никаких журналов: они слишком политические. Не покупайте ему джинсы, они слишком несолидные… Талант — относителен, это гипотеза. А мы — его родственники, и это — в скобках» (две последних фразы построены на игре слов: relative: «относительный»/«родственник» и parenthetical — «в скобках»/«родительский»). «Талант — это достоинство, и у нашего Альберта он есть!», — повторяют родственники в рефрене.
Расселл Маэл вспоминал: «Мы ощущали себя очень странно, когда исполняли на концертах песни, с такими текстами, как „Talent is an Asset“ — о молодом Альберте Эйнштейне, — а в ответ слышали визг девочек, бросавшихся на сцену». Неожиданная реакция, надо признать.
Третий номер называется в “Complaints” («Жалобы»). И в нём главный герой песни постоянно жалуется: сначала — на то, что (в его одежде) «всё слишком узко и не гармонирует со светом свечей»; неровные стежки («знак небрежности: азиатские руки сделали неверный шаг») даже наводят его на мысль о том, чтобы сброситься с мезонина. Эти сетования в конечном итоге надоедают «боссам», и те отправляют его в отпуск в Испанию, куда он берёт с собой возлюбленную. Когда та случайно беременеет и принимается сама сетовать на его непредусмотрительность, он не в восторге: «Она жалуется! — такая старомодная!» Рон Маэл сдержанно оценивал «Complaints»: «Всего лишь три минуты жалоб. В стерео. Первая стереофоническая головная боль».
Четвёртый номер: песня “In My Family” («В моей семье»). Здесь фамильное древо рассматривается как своего рода средство самовоспроизводства («Так оно и будет: до меня и после меня. Оно будет плодоносить много, много меня; я же — повешусь на своем фамильном древе!»). Песня оказалась одной из многих «антисемейных» вещей в репертуаре группы, высмеивающих родственников и семейственность. Рон Маэл рассказывал, что в основу песни отчасти лёг сюжет из фильма «Гражданин Кейн» с участием Орсона Уэллса.
Финальный опус называется “Equator” («Экватор») и это самая необычная композиция альбома. В неё достигнуть фантастически завораживающий саунд: Рон Маэл на меллотроне извлекает «саксофонный» звук, якобы женский бэкинг-вокал воспроизводит Расселл, использовав наложение и ускорив пленку. В песне «Equator» обыгрывается старый песенный сюжет — о парне, которому девушка назначает свидание на экваторе, он ей верит, а прибыв на место встречи («как раз на повороте»), ждёт — но ожидание его бесплодно («Все подарки — или растаяли, или издохли»). Песня была сделана умышленно «надоедливой»: позже Рон говорил, что она — для той ситуации, когда гости у вас задержались и нужно их как можно скорее выпроводить: «Equator» выполняет эту финальную функцию идеально. Хотя этот осадок несколько и портит всю предыдущую гротесково-карнавальную атмосферу альбома.
Пара слов о названии альбома. Оно тоже с намёком. Да ещё и с двойным. У Розмари Клуни был такой хит "Come On-a My House". И ещё в 1956 году у гитариста Дика Гарсиа вышел альбом “A Message from Garcia” с открывающим его треком "Kimona My House". Но это так к слову.