- А как вас зовут?
- Лена.
- Мою дочь тоже зовут Лена. Она такая же красивая, как и вы.
Приятно, что мама называет меня красивой, но горько от того, что она никого не узнает. Этот диалог я веду сегодня с ней, стоя перед зеркалом в её комнате. Крашу ресницы, собираясь на работу.
Жду сиделку. Маму нельзя оставлять одну. После инсульта она не узнаёт ни меня, ни мою сестру. Не понимает, где находится.
А вчера она называла меня Ниной. Нина – её родная сестра, которой уже пару десятков лет нет на этом свете. Я не удивляюсь, что она путает меня со своей сестрой. Она и раньше говорила, что я похожа на мою тётю Нину, тем более что для меня это комплимент. Нина среди всех четырех сестёр считалась самой красивой и стройной.
Я маму не разубеждаю, понимаю, что ее мозг блуждает по своей памяти, поскольку в сегодняшнем дне ничего не воспринимает и не понимает. А память накопила много всего за её 83 года.
Сегодня утром после того как проснулась, она лежала на кровати такая забавная. Короткая стрижка взлохматилась и сделала её похожей на воробьишку, который купается в пыли, распушив свои перышки.
Как странно и интересно происходит в жизни, - когда начинаешь ухаживать за кем-то, ощущаешь прилив нежности и умиления, даже, если это не маленький ребенок, а твоя мать, женщина преклонного возраста.
Я ее умыла, причесала, принесла кашу и чай. Начала кормить, приговаривая, - давай, ешь, мой хороший.
- А ты моя мама? – спрашивает, робко заглядывая в мои глаза снизу вверх.
- Да, мой хороший, мама. Кушай, кушай, - отвечаю.
Она глотает кашку, преданно глядя мне в глаза, а я глотаю слезы. Вот мы и поменялись ролями.
Иногда в мамину память врываются фантазии. Однажды она вдруг начала рассказывать про свою самую старшую сестру Настю, которая тоже, как и Нина, давно ушла в мир иной.
- Настя, моя сестра, работала врачом. У них в больнице был медицинский вертолет, который отправляли за пациентами в другие районы.
Я не помню тетю Настю. Когда она ушла, я еще даже в школу не ходила. Знаю, что она работала врачом в деревне. Сомневаюсь, что они использовали вертолет. Может, лошадь с телегой отправляли за больными, или сама тетя Настя ездила к пациентам на гужевом транспорте. А про вертолет память, наверное, нашла информацию из мира кино или новостей и переплела ее с жизнью сестры.
Вечером, когда я пришла с работы, отпустила сиделку. Мама спит. Прошло пару часов, она продолжает спать.
Вызвала скорую. Врач зашла, посмотрела на больную, села на стул рядом.
- Она у вас спит или без сознания? – спрашивает.
- Не знаю, у вас хочу узнать.
Врач поколдовала, - посчитала пульс, померяла давление, проверила рефлексы. Сделала укол и сказала, что больше сделать ничего не может, и что нам надо мужаться.
Спать в этот вечер я в свою комнату не пошла. Села в кресло в маминой комнате. Каждые пять минут подходила посмотреть как она дышит, щупала пульс.
Вдруг вижу, мама сидит передо мной на стуле. Молчит и загадочно улыбается.
- Мама, ты зачем встала? – спрашиваю, - тебе надо лежать!
Она молчит и продолжает улыбаться.
- Как ты себя чувствуешь? – снова задаю вопрос.
- Хорошо, – отвечает тихо и спокойно.
- Как бы ни было хорошо, тебе надо лечь!
- Не волнуйся. У меня уже всё хорошо, - отвечает мама, делая ударение на слове «всё», и продолжает улыбаться.
- Я так рада, что у тебя всё хорошо! – восклицаю я. От своих громких слов вздрагиваю и просыпаюсь. Мама по-прежнему лежит на кровати, с той же блаженной улыбкой, как и в моем сне.
Вскакиваю, подбегаю к кровати, щупаю пульс и пытаюсь определить, дышит или нет.
Не дышит. Я всё проспала. Снова вызываю скорую.
А из головы не идет сон. Такой явственный. Перед глазами стоит мамина улыбка, а в ушах звучат слова, - «у меня уже всё хорошо».
Нам плохо, потому что мы с ней прощаемся. А ей предстоит встреча с теми, кто в последнее время жил только в её памяти.
Тогда может и правда, у неё уже всё хорошо.