автобиографически-фантастический рассказ
Сэм ехал в маршрутном такси, предварительно заплатив за проезд. Он всегда возвращался "с работы" на маршрутке, хотя работой это можно было назвать весьма условно: в новом коммунистическом обществе, при социально-правовом государстве, можно было не работать серьезно, а только по желанию. Вот Сэм и работал "по-коммунистически": в полном одиночестве на огороде, где выращивал лук, редис и репу на грядках, картофель на рядочках, и огурцы в теплице. Зачем, спрашивается, ему это надо? Так как государство уже давно и настойчиво строило рыночную экономику, а уличная торговля законом Парламента была запрещена, народ выживал как мог, нелегально торгуя картофелем и прочими имеющимися продуктами питания. Так выживал и Сэм. Правда, Правительство уже зарилось и на землю, объявив постепенную отмену начавшегося при коммунистическом обществе огороднического движения, и переход к крупной земельной собственности, то есть один человек пусть обрабатывает не десять метров квадратных, а сразу всю тысячу метров квадратных, если, конечно, не надорвется от такого обилия земельной площади. Поэтому, чтобы его огород не отобрали, Сэм предусмотрительно оформил землю в собственность, все десять соток, и впервые стал платить за землю налог государству. Но и тут государство не успокоилось, и захотело отобрать из бесплатного пользования местного нищего населения построенные при коммунистах водопроводные коммуникации, с целью чтобы платили все. Воду отключили, вырыв трактором коммунистическую водопроводную трубу, и проложив новую, правда не для всех. Тогда Сэм стал подключать воду нелегально, пока в барачном поселке не случился пожар. Этот пожар всех отрезвил, ведь пожарные не смогли потушить несколько кубометров деревянных досок у барака Сэма - не было воды. И Сэма с его водопроводом оставили в покое.
В маршрутке Сэм как всегда, когда возвращался ночью после работы, встретил друзей: из коммунистических стран - китайцев, корейцев; и из территории нашей страны, теперь расколовшейся на осколки - узбеков, таджиков. Были у него друзья и из Украины, но по-ночам они в маршрутках редко ездили, потому что находили себе занятия днем среди горожан, которые по-ночам тоже старались не шарахаться, а спали дома. Таким образом, ночью в маршрутке ехали Сэм и его друзья.
На девяносто пятом квартале, названном так по-видимому из-за тюрем, которые были только на двух кварталах, а кварталами в городе называли только девяносто пятый и тридцать первый (а были еще какие-то микрорайоны и один район), соединенные авто-магистралей Пролетарской улицы, в микроавтобус всегда в это время заходили его друзья, включая девушек-продавщиц и грузчиков. А самому Сэму было лень выходить на девяносто пятом, и он ехал еще одну остановку, до лестницы, по которой спускался вниз прямо к своему многоэтажному дому, состоящему из сотни квартир, а его окна выходили и на восток, и на запад.
Спустившись по лестнице к своему дому, Сэм по-привычке оглядел высокие деревья, что росли перед его окнами. Когда-то давно отец Сэма посадил эти черемухи, огородив часть участка земли возле дома, так, чтобы не мешать канализационным коммуникациям - ямам, хотя в местной конторе по обслуживанию дома ему даже препятствовали такому озеленению, но увидев, как черемуха летом цветет, люди остались благодарны папе Сэма. Теперь черемуха выросла аж до третьего этажа пятиэтажного дома, и рост ее все еще продолжался.
Дома Сэм поел, посмотрел телевизор, политические дебаты, и приготовил на утреннюю продажу принесенные им картофель (помыл его и разложил сушить в тень), редис (разложил в воду в тазике и поставил в прохладу) и огурцы (сложил в коробку холодильника). Сэм возил в маршрутке картошку на продажу. Но с этого дня он стал мыть картошку там, на дачном участке, вместо того, чтобы мыть ее дома водопроводной водой из-под крана в ванной. Уже был случай, когда в подвале из-за засорения прорвало трубу, и Сэм подумал, испугавшись, что это засорение трубы произошло по его вине. На даче стояла пластмассовая ванна, куда из крана наливалась вода, и в этой ванне мылась картошка, а также редис. Потом грязная вода легко сливалась, и наливалась чистая вода. Дома картошка сушилась ночью под на старых газетах в углу комнаты, а от искусственного освещения ее защищали опять же газеты, положенные сверху.
Оранжевым утром он проснулся от желания поесть, но ничего к чаю в хлебнице не обнаружил. Взяв пару сотен, Сэм вышел купить чего-нибудь в круглосуточный магазин. Во дворе его дома было холоднее, чем в квартире, и зелень травы и деревьев вокруг, а также утреннее пение проснувшихся птиц, как-то по особенному выглядевших в светотени, а также освещение сопок, и наконец, огромное плазменное солнце, оранжевого цвета, на востоке, - все это походило на вечернее небо этого же дня, когда оранжевый закат освещал снизу сиреневую полоску облаков, подкрашивая ее в желтых тонах, а потом когда солнце утонуло в горизонт вместе с белым серпом луны, небо потемнело и наступила черная ночь. В магазине каким-то чудом еще остались свежий хлеб и батон, и Сэм купил их, а потом дома с удовольствием попил зеленого чаю из листьев смородины с вареньем из домашней малины и вкусным батоном.
Днем Сэм отнес продукты на продажу на рынок, открывшийся на территории Пролетарской улицы, улицы легкой и деревообрабатывающей промышленности, где стояли такие бывшие гиганты, как Швейная фабрика и Деревообрабатывающий комбинат, а потом пошел в Универсальную научную библиотеку, расположенную рядом, где можно было почитать кое-что умное в старых книгах, или посидеть в интернет-зале, оплачивая телефонную интернет-связь с внешним миром.
После разумного, доброго, вечного, почерпнутого в библиотеке из мудрых книг, хочется подумать и о хлебе насущном. Сэм зашел в супермаркет. В супермаркете можно было купить все что хочешь, но ничего не хотелось. Тем более, что в это время был Успенский пост, да и к тому же у Сэма был хронический желудочный гастрит с пониженной кислотностью, при котором нужно есть больше каши и пить минеральную воду, чем употреблять чего-то из скоромной пищи (яиц, мяса, молока). Чаще всего Сэм покупал в магазине стиральный порошок, бритвенные станки и мыло - он всегда ходил чистый и опрятный.
Одна девушка так понравилась Сэму, что он начал этим летом из-за нее переживать: у него уже было что-то похожее с русской девушкой, и влюбленность он старался в себе заглушить, что выходило заметно. Хранить верность Сэм умел: они не обменивались ни поцелуями, ни кольцами, но разве это нужно для истинной любви, когда только одно прикосновение, движение или взгляд означает "да, я люблю"?
Сэм уже прочитал, как святая Мария Магдалина и Сын Человеческий любили, что распятый на кресте давший Новый Завет - "да любите друг друга" и нашу эру всемирной истории человеческой Христос принял достойную чашу от жены-мироносицы, которая по Воскресении его возвестила миру и вселенной добрую весть - Сын Человеческий воскрес из мертвых, "смертью смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав". Еще он прочитал: "очень редко кто ищет красоту душевную, многие же ищут переходящее и тленное - богатство, красоту, благородство и тому подобное...", о чем было написано еще в Ветхом Завете.
И вот, когда Сэм оказался в больничке, ему разонравились те из девушек, которые своим кокетством, а не душевными качествами, его пленили, и не стал обращать внимание на вопросы "где твоя девушка?"; а ведь девушка-то рядом, не надо далеко ходить, следует только по-настоящему любить. И тогда, в болезни, она поддержала его силы, вместо теперь ненужной и пустой красоты подарив свое доброе и верное участие. И он уже не смог предать эту истинную любовь, и старался не повторять свои греховные поступки, чтобы не превратиться подобно оглянувшейся жене ветхозаветного Лота в соляной столб.
Сэму не-нравилось, когда его однажды обозвали "колхозником", когда он начал в больничке рассказывать про свой дачный огород. Как рабочий и колхозница, прямо. Ну, а ты "уборщица", - вот как он ответил прозвищем тому парню с шваброй в руках, что его обозвал обидным словом, что мыл полы в больничке, получая за это на ночь порцию каши за работу. Сам Сэм на Пасху постился, и поэтому отказывался от котлет (съедая только постное - кашу утром, в обед суп, и на ужин что дадут), а котлеты отдавал больным. Мясо и овощи в больничку завозили из Китая; комбикорм для кур тоже был китайский; рыба тоже была завозная. Все это Сэм узнал, работая грузчиком на пищеблоке.
Сэм этим летом зашел в Епархию, которая теперь, после переезда, находилась в Соборе, что построили на месте, где раньше стоял вождь пролетариата, в честь которого и была названа эта улица - Пролетарская. Там, в Епархии, он взял почитать книги о жизни святых людей Русской Православной Церкви, и дома читал. Сэм почти ничего не знал про святых, и это было для него ново. Книги были научные. Собор построили на месте разобранного бесхозного многоэтажного Дома Советов, по-видимому, бомбоубежище не спасало этот дом, ведь он стоял на ледяной линзе, и появившееся в то время новое оружие запросто могло преодолеть силу русских, растопив линзу. Но Сэм знал, что также и не могло быть оправданий строительству Собора, ведь Сэм кое-в чем разбирался - Сэм думал, что не может быть оправдана гибель людей тем, что их якобы меньше погибнет, если армейская бомба упадет на Собор, а не на Правительство.
Прийдя вечером домой, Сэм включал электрическую лампу и начинал читать. Темнело осенью быстро, поэтому читать приходилось так уже сразу после работы. Желтый свет лампы приятно освещал аккуратный лакированный стол с книгой, которую читал Сэм. В книге было то, чего не было в библиотеке, и удивительно, как она попала к нему. Тем более, что на ней стоял штамп Педагогического института, а книга - научная монография. Сэм читал эту книжку уже не первый год, иногда бросая и возвращаясь к ее чтению, и вместе с книгой проходило его взросление, а вместе с взрослением - и изменение представления о мире, и, соответственно, нахождение новых мыслей в книге.
Потом Сэм выходил на кухню и пил кислое козье молоко с вкусными купленными мамой кексами с брусникой, запивая его свежезаваренным Цейлонским чаем "Виктория"...