— Удивлена, Вик?
Удивлена — это не то слово. Шокирована. Сбита с толку.
Даже забываю, что меня похитили, у меня связаны руки и нахожусь не пойми где. Все мысли кружат вокруг стоящего передо мной человека. Призрака, возникшего из прошлого.
Хочу что-то ответить, не могу. Подходящих слов нет. Хотя у меня миллион вопросов, которые наконец смогут прояснить, происходящее все эти годы.
— Твоя реакция бесценна, — смеется.
— Может, объяснишь, что происходит? — выдавливаю из себя.
Я еще не знаю, как ко всему относится. Насколько она замешана во всем, но что-то мне подсказывает, что воскресшая Даша далека от невинного ангелочка.
Даша тогда не погибла! Смотрю, на нее и до сих пор поверить не могу.
Она изменилась сильно, но узнать ее не составило труда. Короткая черная стрижка, обтягивающие джинсы, спортивная куртка, выглядит хорошо, молодо, но глаза… дико похожи на Степана.
Только познакомившись с ее отцом, понимаю насколько. Но глаза Дарьи страшнее. В них плещется нечто разрушающее, дико опасное и неконтролируемое.
— Справедливость восстанавливается, Вик, — она пытается выглядеть беззаботной веселой, но внутри все в ней полыхает от гнева.
Я кожей чувствую исходящие от нее волны ненависти.
— Справедливость в чем? Что я тебе сделала? На чьей стороне ты вообще играешь? — с трудом останавливаю себя, чтобы перестать задавать вопросы, рождающиеся в моей голове.
— В двух словах не объяснить, надо начинать с истоков, — берет стул и ставит ближе ко мне, садится, закинув ногу на ногу. — А играю я сама за себя.
— Начинай с истоков, — пожимаю плечами. — Ведь для чего-то ты меня похитила.
— Привезла для возмездия, если точнее, — скалится. — Изначально, я не планировала вступать с тобой в дискуссии. Но предательство Дена, меня очень расстроило. Он должен заплатить за свое лицемерие. А его единственное уязвимое место — ты.
— Денис знал, что ты жива? Вы с ним в паре работали?
— Он не сразу узнал. Уже после того, как бежал из тюряги в Мексике.
— Откуда? — глаза округляются.
Чувствую, мне этот разговор принесет много потрясений, надо держать себя в руках, не давать ей питаться моими эмоциями. И включать голову думать, не поддаваясь панике.
Мне еще тяжело осознать, что милая сестра Дениса, в итоге оказалась паучихой, умело плетущей сети. Насколько умело и какие это сети, мне еще предстоит узнать.
Но почему-то мне кажется, что Дарья превзошла своего отца.
Хотела бы я ошибаться.
Хотя… вряд ли…
— А ты не в курсе его приключений? — ехидно помигивает. — Да, после своей гибели, наш Дениска прошел через неплохую школу жизни.
— Что ты знаешь, о том нападении? — в горле пересыхает, уже догадываюсь, какой ответ услышу.
— Все. Это я организовала вам небольшую встряску, — изображает смущение.
— «Небольшой встряской» ты называешь потерю нашего ребенка, ранение Дениса? Ты едва его на тот свет не отправила! — задыхаюсь от гнева.
Все установки, не поддаваться на провокации, дают собой. Она говорит вещи, от которых взрывается реальность, обыденным голосом, еще изображая при этом дружелюбие.— Парни немного перестарались. Но видимо, вы их спровоцировали. А, — машет рукой, — Без разницы. Их все равно уже нет в живых. Исполнители долго не живут, они слишком много знают, — заливается веселым смехом, будто рассказала невероятно веселый анекдот.
Пытаюсь сопоставить женщину, которую вижу перед собой, с той жизнерадостной девчушкой из прошлого, ничего не выходит.
— Зачем? — шепчу, севшим голосом. — Он же твой брат…
— Так я не собиралась его убивать. А ранение, шрамы, так они мужчину украшают. Понимаешь, — чешет подбородок. — Денис был слишком тепличным. Из него надо было сделать мужика.
— Засунув в тюрьму? Уничтожив его прежнюю жизнь?
— Ага, — довольно кивает. — Я прошла многое, и он должен бы на своей шкуре понять, что жизнь может быть разной. Жаль, Вик, ты уже не сможешь оценить, какого я из него мужика сделала.
— Потому что ты меня отсюда не собираешься живой выпускать? — высказываю догадку.
— Именно. Так, что могу позволить себе пооткровенничать с тобой, — смотрит на меня взглядом палача.
— Почему раньше не убила? Почему именно сейчас, Даш?
— Раньше, я тебя держала как приманку. Как сыр для мыши. И одно время была довольна результатом. Пока Денис не предал все наши цели, — мгновенно в лице меняется, пропадает наигранное веселье, его заменяет адский гнев. — Меня он предал! Все же надо было жестче воспитывать. Мое упущение, которое теперь кровью придется исправлять. Конечно, я не убью любимого братика, нет, — скалится. — Я заставлю его корчится в муках всю его жалкую жизнь. Я заберу у него тех, кем он больше всего дорожит.— Для чего это все? Даш, откуда столько ненависти? — мотаю головой, не понимая, как в этой хрупкой и на вид красивой девушке может помещаться столько черноты.
— Ты в курсе истории моего появления на свет? — вроде бы улыбается, но на лице холодная маска, а под ней, даже не хочу думать что.
Уже тот факт, то она организовала то жестокое нападение и говорит о нем спокойно, раскрывает ее как личность. Так дальше ничего хорошего я от нее не жду.
— В курсе разных версий, ту, что пропагандирует твоя мать, и другой, более реальной.
— Моя мать слабая, забитая, обделенная умишком женщина, — морщит нос.
Коробит, как она отзывается о собственной матери. После последних событий я зла на Елену. Но это не отменяет факта, как она любила Дашу, как оплакивала ее. Она слабая женщина, да, но она мать.
Я была лишена матери, воспитывалась с мачехой и для меня слово «мама» сродни святыни.
— Она тебя любит, — говорю глухо. Не знаю даже зачем, вряд ли для Даши это слово имеет хоть какое-то значение.
— Ой, толку, — отмахивается. — Она полюбила моего папашу. Слепо о нем горевала и отдала наши деньги в чужие лапы.
— Все из-за денег? — безразлично интересуюсь.
Меня уже сложно чем-то удивить.
— Не только, — поправляет челку. — Если ты думаешь, что моя жизнь была сахар, то очень сильно ошибаешься. Я родилась, не зная своего настоящего отца. А Ярослав — враг. Это именно он подсуетился, чтобы прибрать мамино наследство к рукам.
— А тебе с ним так плохо жилось? — выгибаю бровь. — Не думаю, что Ярослав бы тебя оставил без копейки в кармане.
— А зачем мне копейки? — трет переносицу.
— Эта троица, твой папаша, Ярослав, Степан влезли в нашу семью. Уничтожили ее и прибрали к рукам. Когда я росла, я постоянно слышала восторженные рассказы матери о моем отце. Как она его любила и как скорбит. В ее рассказах Степан был идеалом, едва ли не святым человеком. Ярослав меня не обижал, делал, все, что требуется. Но я не ощущала от него любви. Все расположение отчима доставалось Дену — его родному сыну. Я чувствовала себя чужой. Когда немного повзрослев, узнала от матери, что все, чем владеет Ярослав ее. Едва не сошла с ума. Как? Мы зависим от его милости? Выпрашиваем крохи? А ведь все принадлежит нам изначально! Но моя мамаша подписала какие-то документы по дурости, и ничего нельзя было вернуть. Думаешь, это стало для меня главным потрясением? Нет, — сама же отвечает на свой вопрос, грустно улыбнувшись. — Мне было восемнадцать, когда я подслушала разговор Ярослава с… моим отцом. Вот это было откровение. Отец, которого я считала давнишним мертвецом, оказался жив и здоров. Мне стоило немало усилий разыскать Степана. Тем более теперь его звали Стивен и он был гражданином другой страны. Но у меня получилось. Я шла на встречу, будучи вверенной, что он мне обрадуется. Строила планы, как мы отберем деньги моей семьи. А что в итоге? — ее глаза блестят.
Неужели она умеет плакать? Вряд ли…
— Он не принял тебя, — говорю уверенно. Я уже успела узнать, кто такой Степан.
— Если дословно, это прозвучало так: «Мне вообще по барабану кто ты такая». Я до сих пор в мелочах помню его презрительный взгляд. Степан сказал, что все нужное вернет сам. А мне лучше не путаться под ногами. Потому как он меня затопчет. Я никто. Малолетка, не пригодная ни для чего. А то, что он меня когда-то зачал — досадное недоразумение. По документам Ярослав мой отец, и мне следует забыть, что про существование Степана. Наверное, такого сильно потрясения я никогда не испытывала. Да, Степану тоже изрядно поломали жизнь. Но я-то в чем виновата? Я его дочь, тоже пострадала! — она говорит эмоционально. Вскакивает со стула и начинает ходить из угла в угол. — Он знал! С Самого начала знал, что моя мать беременна! Знал, и что меня воспитывает вор, подставивший его, и он ничего, абсолютно ничего не предпринял. Он просто забыл о моем существовании. Просто вычеркнул меня! Свою дочь! Ту, что могла стать его правой рукой! Которая бы помогла отомстить и расквитаться со всеми! До его уничтожающих слов, я готова была сделать что угодно. Я хотела быть с отцом! Я так к нему тянулась!
По ее щекам льются крупные слезы. Она не вытирает их, не обращает внимания. Долго смотрит в пустоту. А потом говорит голосом, пропитанным ненавистью:
— Этот разговор определил мою дальнейшую судьбу. Я обязана была доказать Степану, как он во мне ошибался.
— Разрушая чужие жизни? — смотрю в ее глаза.
Там пляшет безумие, жуткое, продуманное, неукротимое. Дарью уже никто не остановит, не переубедит. Месть — это ее жизнь. И она ни перед чем не остановится.
— Восстанавливая справедливость, Вик. Платить должны все.
— Даже невиновные?
— Невиновных нет. Если в жилах течет гнилая кровь предателей, их род должен страдать, как страдала я из-за недалекой матери и бездушного отца.
продолжение следует...
Контент взят из интернета