Глаза Георгия Михалыча никак не хотели открываться. Он понимал, что лежит на мокром от росы клевере. Он вдыхал его запах. Он слышал шелест листвы, качаемой легким и теплым ветерком. Голова была тяжелой. Тело отказывалось слушаться. Но он знал, что жив.
Сделав несколько попыток, он с усилием разлепил глаза и увидел обшарпанный пыльный носок черного кирзового сапога. Еще через мгновение рядом с правым сапогом появился и левый, такой же пыльный, как и его брат-близнец.
- Ты, кто ж будешь, мил человек? – услышал он скрипучий голос хозяина сапог.
- Я…- попытался ответить Михалыч, пытаясь приподняться на локте, но неожиданный сильный пинок по ребрам заставил его снова упасть на траву. Словно рыба, выброшенная на берег, старый пасечник хватал ртом воздух. Но воздух именно для него в это мгновение, видимо, кончился во всей вселенной.
- Ты, крыса водяная, думаешь, мне это интересно?! – злобно прошипела тень, склонившаяся над задыхающимся. – Грузите!
Еще несколько пар сапог обступили Георгия Михалыча, подхватили за ноги-руки и бросили на мягкое сено. Перед глазами на самом верху плыло голубое небо с редкими белыми облачками, а внизу равномерно и грустно скрипели колеса деревянной телеги.
«Где я? Что происходит? Почему это происходит со мной?» думал пасечник. Кислород, наконец-то, прорвался в легкие, а оттуда добрался и до мозга, помогая Михалычу соображать.
«Меня куда-то везут на телеге. Подельники Юрки-губошлепа? А ведь этот гаденыш меня пырнул! И от души пырнул, сволочь!»
Пасечник попытался дотянуться до левого бока, чтобы проверить рану, но тут же получил по кисти чувствительный удар рукоятью витого кнута.
- Но…но… не балуй, дядя! – проворчал молодой баритон.
- Антип, а чегой-та мы его не связали-та? – проблеял тонкий тенорок.
- Да кудыть он деется нагой? Срам один! Пущай валяется. До Стылого Камня довезем, да и сдадим с рук на руки начальнику водоразбора. Оттуда, верно, убёг. А там, глядишь, Никодим Афанасич, добрая душа, нам и штофчик поставит, и денежкой отблагодарит!
Качаясь на сене в старой скрипучей телеге, Георгий Михалыч пока мало что понимал. Но то, что успел понять, жутко ему не нравилось. Не понятно где, без одежды, голодный и уже побитый неизвестными, он совсем не торопился на встречу с неким Никодимом Афанасичем. Договариваться да выяснять что-либо с этими упырями смысла он не видел. Нужно было что-то решать и не просто решать, а делать. Силой тут не возьмешь, да и сил-то нету. Тут нужно хитростью да смекалкой.
- Братцы, дайте хоть воды попить - напустив жалости в голос, прохрипел он.
- Воды! Ишь разохотился! – прокаркал Антип. - Воды на всех беглых не напасешься!
- Помру ведь. Не довезете до Никодима Афанасича.
- А ну, цыц, голь вшивая! Старшой сказал нет, значит нет! – заверещал над ухом тонкий тенорок и наотмашь хлестнул березовым прутком по груди.
Георгий Михалыч почувствовал, как поперек груди набухает огненный рубец. Хитрость в нем сразу закончилась, и осталась только кипучая ярость.
«Вот ведь сволота! Чтоб тебя пчела в губу ужалила!»
И только он об этом подумал, как тенорок завизжал, заохал и запричитал:
- Аааа….Антип! Пчела! Прямо в губу! Ой, не могу! Горит губа!
- Да стой ты, не скочи козлом! Надо жало вынуть, а то раздует! – грозно прикрикнул Антип.
- Давай я поглядю, Осип – пробубнил баритон.
- Да, ты-то куда лезешь, боль зубная? – оскалился Антип.
«Так тебе и надо, урод! Есть справедливость на земле, есть! Еще бы и лошадь вашу ужалить, чтоб унесла меня от вас подальше!» Ярость в груди пасечника бушевала лесным пожаром.
В миг небо наполнилось гулом. Небольшой, но плотный рой молнией спикировал на лошадиный круп. Старая телега дернулась так, что Михалыч чуть не вывалился. Лошадь понесла. Пасечник, собрав все силы, уперся ногами и руками в борта телеги. Его болтало из стороны в сторону.
- Стой! Стой, ядрена кочерыжка! Споймаем- убьем, тварь! – хрипел в след удаляющейся телеге Антип, пытаясь ее догнать. Мчался он так, что аж картуз свалился с головы, но только запнулся за свою же ногу и растянулся в густой дорожной пыли.
Вскоре Георгий Михалыч уже не слышал проклятий, сыпавшихся ему вдогонку. Телега летела, поднимая за собой столб пыли и подпрыгивая на редких кочках да ямах. Нужно было остановить лошадь. Казалось, что сил совсем не осталось, но тем не менее, изловчившись, он перевернулся на живот, нащупал вожжи и попытался встать. Три попытки не увенчались успехом, а вот шанс свернуть шею предоставлялся всякий раз. Наконец, пасечник поднялся, уперся ногами в передний борт телеги и изо всех жил натянул вожжи на себя.
Лошадка, хоть была и старенькая, но сопротивлялась упорно. Доски переднего борта жалобно затрещали, но выдержали. Метров десять гнедая еще тащила телегу за собой, но потом ослабла и встала, как вкопанная.
Михалыч, как стоял, так и рухнул без сил в сено. Лежал он недолго. Мысль о том, что погоня может его настигнуть в любой момент, придала сил, и он заставил себя встать. Так он и стоял на сене в телеге посреди незнакомого поля совершенно голый. Невдалеке темнела опушка леса.
Левой рукой он ощупал бок, в который его пырнул Юрка, и очень удивился. Никакой раны не было и в помине. Только на груди нащупывался распухших длинный рубец от березовой хворостины Осипа да побаливал синяк от сапога Антипа. Но это не страшно. Это заживет. Главное, ребра целы.
Ощупывая себя, Георгий Михалыч с изумлением понял, что тело его изменилось. Нет, он не стал моложе или стройнее, но мышцы тела под его пальцами отзывались какой-то свежей упругостью, кожа разгладилась, а суставы совсем не ныли, как раньше.
Он пошарил руками в сене и нашел котомку со сменой белья, фляжку с водой, краюху хлеба и старенький, но острый нож с деревянной рукоятью. Со звериной жадностью он откусил большой кусок ржаного хлеба и с остервенением голодного человека стал его жевать, запивая водой. Усилием воли он заставил себя остановиться, подумав о том, что сейчас его ждет только неизвестность, а по сему воду и хлеб лучше приберечь. Он влез в портки, натянул рубаху, отмахнул ножом отрез вожжей, чтобы подпоясаться, убрал флягу и хлеб в котомку и босиком побрел к лесу. Лошадь, телегу, косу и вилы, привязанные бечевкой к бортам, он оставил в поле. Их могли узнать, и тогда уж не отделаешься от расспросов, где хозяева всего этого добра.
Когда же подходил он к опушке, зарядил дождь. Михалыч забежал в лес, забился под большую ель, подложил котомку под голову и заснул…
СОДЕРЖАНИЕ