Рассказ инженера-электромеханика, оказавшегося на войне.
Трое слева от меня — нас четверо в ряд. Напротив, как в зеркале, такая же, как и мы, четвёрка бойцов. Сержант посередине, он обращён назад, против движения бронеавтомобиля. Каждый на своём месте пристёгнут ремнём безопасности. Водитель и офицер спереди. Боевая машина плавно покачивается, двигаясь по раскалённому за день асфальту узкого шоссе. Солнце только-только погрузилось в мутную дымку над горизонтом. Скоро воздух наполнится вечерней свежестью, ночью будет ещё холоднее, а уж под утро, перед рассветом, станет совсем зябко. Наш транспортёр Тигрис катится размеренно, фордовской подвеской проглатывая частые выбоины дороги. Шесть тонн его брони прибавили изрядную вальяжность к повадкам Тигриса, к основной его функции — защите от пуль и осколков. Хотя, если что, то от мины не убережёт.
На маршруте все молчат, так принято. Обращённые в себя лица солдат, кажется, не выражают ничего. О чём думает тот кто напротив? Думает ли? Только в короткую минуту перекура он вдруг ни с того ни с сего бросит:
— Кевлар каски-то у Бориса выдержал. Вмятина, конечно, порядочная, и удар не слабый, но выдержала каска! — Бросил, как бы в никуда, не обращаясь ни к кому конкретно.
— И керамическая пластина броника держит пулю… Даже ту, что с зелёным наконечником*. Проверяли на днях, — откликнулся кто-то в тему предыдущей реплики.
В ту минуту я поймал себя на мысли, что как раз вспоминал случай с Борисом. Тогда, во тьме ночи, оказались под обстрелом. Бориса срубило наземь, но он тут же очухался — жив, здоров и невредим. В каске вмятина от пули. Рассредоточились, стали отстреливаться. А откуда палят — в темноте не понять. По всем подозрительным направлениям били. В нас стрелять перестали. Погрузились в машину, уехали… Всё — что тут добавить. Только подумалось: “А ведь чьё-то замечание про каску Бориса, словно к ряду моих дум. Значит наши мысли двигались где-то обок, безотносительно друг друга пересекались”. Подобных примеров духовного единения из солдатской жизни можно привести множество.
Две волны, чтя закон параллельности,
Ввысь и ввысь безудержно рвались.
Мысли наши в седой бесконечности,
С очевидностью, пересеклись.
Так примерно представлю припев песни, мотив которой плавно изливался через мои телефонные наушники. Песни популярной, когда-то написанной погибшим солдатом. Слушать любимую музыку коротая время, например, как тогда в дороге, — законная привилегия солдата.
Расскажу о другом случае, он послужит к пользе понимания настоящего сюжета. Случилась перестрелка не так давно. Из укрытия между валунов вели по нам огонь. При автоматной поддержке товарищей двое наших выдвинулись в атаку на огневую точку врага. Перебежками, вверх и вверх, они достигли места, из которого противник вёл огонь короткими очередями. А того уже и след простыл. Постреляв, он убежал. Но когда два бойца оказались в той расщелине, прогремел взрыв. Оба ранены. Горький урок: не соваться безрассудно и сразу, туда где недавно находился враг.
Тем временем въехали в населённый пункт. Вместо выжженной солнцем пустыни в бойнице напротив замелькали приземистые неказистые домишки. Свечерело, сказать точнее, наступила ночь.
Цель нашей миссии — предотвратить завалы, баррикады на дороге, которые сооружают с завидным постоянством местные жители, чтоб препятствовать передвижению армейского транспорта. Только кто это делает, не понять. Посему наша тактика такова: шумно выгрузились, слишком громко переговаривались между собой, показывая местным — “мы здесь”. Распределились на малые группы. Машина ушла вперёд. Я с напарником остался наблюдать. То был не примечательный ничем перекрёсток маленького городка, вроде как развилка дорог. Влево уходил глухой переулок, вправо — основная дорога, по которой уехал Тигрис. Дорога зауженая до предела петляла между домами посаженными хаотично местным невзыскательными зодчими. Улицей такую дорогу назовёшь с трудом. Вроде как совсем немного времени прошло с того момента, как траспортёр скрылся за ближайшим изгибом. Мы шли пешком, осматривая окрестности, и обнаружили мусорный контейнер. Кто-то уже выкатил его на середину проезжей части. Вокруг, конечно, набросали и камни, образуя завал, мешающий движению транспорта. Мы остановились, стали наблюдать…
Поблизости, со стороны бронеавтомобиля слышались выстрелы, хлопки разрывов. Стало ясно: что-то намечается. Вероятно, за нами тоже наблюдали. Из-за угла ближайшего строения выбежал боевик. В руках у него была бутылка с коктейлем Молотова, фитиль горел. Я выстрелил. Нет, если б без той бутылки…, допустим, он был бы с каким-нибудь хламом, чтоб свалить в кучу к мусорному контейнеру, я б не стал стрелять. А между нами метров десять всего. Рассуждать, зачем ему эта бутылка, и кинет ли он её, не хотелось. Не имел я права рассуждать, а должен был действовать. От моих действий в ту секунду зависела моя жизнь и жизнь моего напарника. Я отработано выстрелил в него, в центр масс. Выскочил второй, схватил эту самую бутылку. Я выстрелил второй раз. Первому пришлось в грудь, он не двигался. Второй был ранен, он убежал. К месту гибели парня мы не спешили. Бутылка не разбилась и потому горючая жидкость не воспламенилась, но фитиль ещё горел, к тому же направление могло простреливаться со стороны боевиков. Ожидали подхода товарищей, остальных бойцов отряда. Показался бронеавомобиль, который пятился задом. Тигрису было не развернуться. Один солдат ассистировал водителю, указывал, куда выворачивать руль. Это значило, что впереди они упёрлись в завал, приготовленный заранее. А завал сзади, выходит, мы не дали возвести. Не дали заблокировать транспортёр, чтоб потом те закидали его бутылками с зажигательной смесью и гранатами.
Примчались опечаленные скорбью близкие боевика, суетливо запихали тело на заднее сидение автомобиля, увезли. Мы не препятствовали. Но местную ambulance, которую вероятнее всего вызвали боевики для второго раненого, не пропустили. Мы должны были его найти, и самостоятельно вызвали бы медицинскую помощь, но не нашли.
Обратно бронеавтомобиль следовал тем же самым порядком. Трое солдат слева, справа спиной ко мне офицер Кути. Кстати, это с ним в паре мы оставались в ночном дозоре, окружённые глухими стенами враждебного городка. Зеркально напротив сидели четверо солдат, с каждым приходилось попадать в разные переделки плечом к плечу. Железный наш сержант в проходе между двумя рядами солдатских мест, спиной к ходу движения и лицом обращённым на заднюю дверь транспортёра. Водитель за баранкой, на своём месте. Кто-то дремал, кто-то уткнулся в телефон, кто-то бездумно глазел перед собой. Пара бойцов разделили по-братски наушники, они увлечённо слушали песню. Я размышлял, теперь было время подумать, время действовать осталось в прошлом. Зачем парень не остался дома? Зачем он выскочил с коктейлем Молотова среди ночи? С самого раннего детства ему твердили-вдалбливали: “Того, кто будет сражаться ... и будет убит или одержит победу, Мы одарим великой наградой”.
— Стоп! — скомандовал водителю офицер Кути прервав ход моих мыслей. Машина встала.
— Сашка, — теперь он обращался ко мне. — Пятьдесят метров вперёд, подозрительный пакет, ближе к правой обочине!
Подобные поручения всегда приходились на мою долю, как самому опытному стрелку. Я вышел наружу, прицелился, выстрелил. Пакет отбросило, и он… не взорвался.
— Сейчас не взорвался, — подытожил офицер, когда я вернулся на своё место. — Но мы должны всегда действовать правильно. И сегодня ты действовал правильно.
Его слова явились ответом на мои недавние думы, думы солдата.
23 июня 2024 года. Ашдод.
*Стрелковый боеприпас со стальным сердечником маркируется зелёной краской.
