Роман с фантастическим уклоном
На лошади ездить я не умела, первоначально ехала в санях, что практически сразу породило проблему. Уже было достаточно холодно, солдаты по очереди грелись в санях. Для этого в санях было большое толстое одеяло. Когда было холодно, то под этим одеялом лежала и я. По крайней мере, двое из пятерых солдат пытались активно «согреть» меня, когда оказывались со мной под одеялом. В особенности один из штурманов.
В общем, я быстро начала ощущать прелесть службы женщины в части, состоящей из мужчин. Опыт службы в коллективе у меня был только из разведшколы, но там служили в основном девушки. Здесь же я оказалась одна среди мужиков. Медсестру включили в группу раньше, к ней никто не приставал. Даже оправиться было непросто, начальник сразу предупредил, что оправляться можно только вдвоем. Причем один оправляется, а другой караулит, потом меняются. Он устроил взбучку двум солдатам, когда засек, что они оправлялись одновременно.
Меня он сразу предупредил, что если кто-либо из солдат меня изнасилует, то попадет в штрафбат. Но вот распускать руки солдатам разрешалось, поэтому, как себя поставишь, так и будет. Причем оружие, холодное или огнестрельное, мне против сильно настойчивых ухажеров применять нельзя под страхом того же штрафбата.
Постепенно отношения с мужиками наладились, но такая ситуация подтолкнула меня к ускоренному обучению верховой езде. Через пять дней я уже довольно уверенно держалась в седле.
В зоне нашей группы находились три больших деревни и штук пять маленьких, в одной из них было всего шесть дворов, причем два заброшенных.
Кстати, проблемы общения с женщинами у солдат не было. Некоторые из местных женщин сами охотно шли на контакт, к этому было много разных причин, да и принудить девушку или женщину солдатам нашей группы не составляло особого труда. Хотя старшие, и наш обер-фельдфебель, и командир полицейских, следили, чтобы явного насилия не было. О партизанах ходили какие-то слухи, но реально мы с ними ни разу не сталкивались.
В деревнях было немало мужчин, как местных, так и примаков. Оказавшиеся в окружении солдаты иногда оставались в деревнях и становились примаками.
В задачу группы входила проверка и регистрация мужчин, надзор за порядком, ликвидация бандитских групп и задержание выходивших из окружения советских солдат. На моей памяти мы захватили одну группу окруженцев из шести человек. Сопротивления они не оказали, так как были очень истощены. Один раз принимали участие в общей операции по ликвидации большой группы, но, кто они были: окруженцы, бандиты или действительно партизаны, — не знаю. Они попробовали прорваться через наше расположение, у нашей группы с ними была только перестрелка, потом они отошли. Окончательной их ликвидацией занимались уже другие. Позже я слышала, что весной следующего года в этих местах уже развернулось сильное партизанское движение.
Постепенно у меня начало складываться мнение, что на самом деле наша часть — это своего рода учебное подразделение. Нас, русских девушек, как говорится, проверяли на вшивость, как мы сможем поставить себя среди мужиков и заставить убить человека. Потому что убить человека в первый раз непросто. Солдат (манов) меняли через три-четыре недели, скорее всего, чтобы они прошли подготовку в полевых условиях. Нескольких солдат я узнала, они были из охраны «Гранд Отеля».
Через неделю я уже чувствовала себя довольно уверенно. На девятый день моей службы в команде мы в одной из маленьких деревушек задержали молодого парня. Он был явно из интеллигентной семьи, скорее всего, офицер. Хозяйка избы, защищая его, заявляла, что он ее двоюродный брат из соседнего небольшого городка. Я решила помочь парню, подсказала ему кое-что и перевела не совсем то, что он сказал. Рейнхольд парня отпустил. Когда мы приехали в следующую деревню, он вызвал меня в избу, приказал раздеться. Деваться мне было некуда. Потом он указал на скамью, потом на кусок ветки на столе.
— Возьми это. Ложись. На живот. Ветку зажми зубами и обхвати лавку руками.
Еще не вполне понимая, в чем дело, я выполнила его указания. От боли, резанувшей по спине, я чуть не свалилась с лавки, но только сильнее вцепилась в лавку и зубами в деревяшку. Он ударил еще два раза. Потом приказал встать и одеться.
Когда я оделась и вытянулась перед ним по стойке смирно, он сказал:
— Еще раз устроишь такой фокус, я тебе всю шкуру спущу и со спины, и с задницы.
Сказано это было практически на чистом русском языке.
— Разрешите идти, герр обер-фельдфебель?
— Иди.