Среди «искателей» черной кошки, там, где ее нет, бытует мнение, что значимой фигурой Александр Невский стал при Петре Первом. Екатерина Вторая его раскрутила, а жирную точку в пиар-продукте "национальный герой", поставил Сергей Эйзенштейн, в своем гениальном фильме «Александр Невский». А до этого, о Ярославиче никто и не знал, и никакой значимой фигурой он и не был. Короче, раскрутили «наше все», но не Пушкина, а Невского.
«Следопыты альтернативных истин» подхватили статью И.Н.Данилевского «Александр Невский: Парадоксы исторической памяти» и прочитали ее по- своему. Видимо этот отрывок и послужил основой для таких умозаключений. Игорь Николаевич пишет:
«Самый существенный поворот в трансформации образа Александра как защитника православия произошел в начале ХVIII в., когда, собственно, и начал формироваться в общественном сознании новый образ Александра Невского – бескомпромиссного борца за независимость Руси-России. Одним из поводов послужило почти точное топографическое совпадение поля битвы князя со шведским десантом с местом, которое Петр I избрал для строительства новой столицы зарождающейся Российской империи.
В 1724 г., по настоянию Петра и при его непосредственном участии мощи Александра были торжественно перенесены из Владимира-на-Клязьме в Санкт-Петербург. Вопрос борьбы за выход России в Балтику оказался самым тесным образом связан с воспоминаниями о победе Александра на Неве. Не без оснований Петр установил 30 августа днем памяти Александра Невского – именно в этот день был заключен Ништадтский мир со Швецией».
Что стоит сказать. Во-первых, если брать образ Невского как защитника православия, то это произошло значительно раньше. Его «
Житие было написано в конце XIII века, а отрывок из него есть в Лаврентьевской летописи XIV века, «живой» до сих пор. То есть, образ защитника православия был у него и до Петра:
«Князь же, выйдя из церкви, утер слезы и сказал, чтобы ободрить дружину свою: «Не в силе Бог, но в правде. Вспомним Песнотворца, который сказал: “Иные с оружием, а иные на конях, мы же имя Господа Бога нашего призываем; они повержены были и пали, мы же выстояли и стоим прямо". Сказав это, пошел на врагов с малою дружиною, не дожидаясь своего большого войска, но уповая на Святую Троицу».
Во-вторых, австрийский посланник Сигизмунд Герберштейн в своих «Записках о Московии» в начале XVI века, рассказывая об истории Руси, упоминает Александра и его победу на Неве. Австриец среди множества правителей и событий обращает внимание и на «неизвестного» князя и его победу.
В-третьих, Александр Невский есть и в литературном произведении «Сказание Мамаевом побоище»: «Прадед твой, князь великий Александр, Неву-реку перейдя, короля победил, и тебе, призывая Бога, следует то же сделать». Шедевр древнерусской литературы был создан задолго до Петра, и в нем, как ни странно, упомянут «незначительный князь». Однозначно то, что фигура Невского уже в то время была знаковой, иначе сложно объяснить, почему она нашла свое отражение в литературном произведении.
В-четвертых, наш «ужасный тиран» Иван IV неоднократно вспоминал Александра Ярославича. Например, в письмах Курбскому, доказывая ему, что царство Ивану досталась «по Божию изволению»: «и от храброго великого государя Александра Невского, одержавшего великую победу над безбожными немцами». Первый московский царь ставит Невского в один ряд со своими великими предками: Владимиром Святым, Ярославом Мудрым, Дмитрием Донским.
В-пятых, Игорь Николаевич Данилевский считает, что «Вопрос борьбы за выход России в Балтику оказался самым тесным образом связан с воспоминаниями о победе Александра на Неве». Однако, это не совсем так. Еще Иван Грозный обосновывал свои претензии на Ливонию, ссылаясь на Невского. В одном из своих посланий московский царь пишет:
«А наставление наше царское таково, что с незапамятных времен Лифлянская земля — наша отчина, от сына великого Владимира, великого Ярослава, во святом крещении Георгия, который пленил Чудскую землю и поставил в ней город, названный по его имени Юрьевым, а по-немецки Дерптом, а затем от великого князя Александра Невского». То есть, в деле так называемой «раскрутки» образа князя как претендента на балтийские земли, Петр Первый был далеко не первый.
В-шестых. На Александра Невского, как значимую фигуру среди русских правителей, ссылается Борис Годунов в своем дипломатическом наказе русскому посольству в Речь Посполитую. Послы должны были вести переговоры об избрании царя Федора Ивановича на польский трон, вакантный после неожиданной смерти короля Стефана Батория.
Составители наказа предполагали, что в ходе переговоров может встать вопрос о титуле правителя объединенных под одним скипетром России и Речи Посполитой. Для обоснования того, что в этом случае на первом месте должен стоять царский титул, в наказ был внесен рассказ о регалиях, посланных из Царьграда Владимиру Мономаху, и их дальнейшей судьбе.
В «наказе» сказано: «А прежние великие государи Александр Ярославич Невский победоносец, храброй государь, которой был на великом княженье Володимерском и на Новегороде Великом и с немцы рать вел, и их победил, во многих местех их побивал и многих под свою руку царьскую подклонил, тот великий государь венчан был тем же животворящего древа крестом и царьскою шапкою Маномаховою и диадимою царьскою по древнему обычеи прародителей своих, великого князя Володимера Маномаха, в царьствующем граде в Володимере и отписывался во все государьства дальние царьским именованьем»
Здесь интересен не столько «мифический рассказ» о венчании шапкой Мономаха, легенд и сказаний хватало у каждого правителя, сколько сам факт того, что русские цари считали себя наследниками Византии. И это важно. В их понимании, царство Московское от «царства Греческого» и Александр Ярославич занимал не последнее место среди русских правителей прошлого.
Вывод прост. Александра Невского знали, уважали и почитали на Руси задолго до Петра Первого, а образ его, как и сейчас, использовали для разных целей: политических, идеологических, династических и прочих. Но раскручивать и эксплуатировать имя можно только тогда, когда оно имело под собой реальное и значимое основание. Мыльные пузыри долгое время не живут.
Михаил Фомичев
Злой Московит