1892 год
«Ростов-на-Дону. У наших бассейнов, где всегда производится водопой лошадей, а также пьют воду рабочие, имеется только одна кружка, в силу чего многим рабочим приходится пить воду из ведра или корыта, из которых нередко пьют воду больные лошади».
«Ростов-на-Дону. У евреев существует поверье, что, если во время какой-либо эпидемии или общего несчастья, в местах, где царит вечное горе, печаль и слезы, устроено будет веселье, то несчастье и горе уберутся с этих мест и вновь водворится там благоденствие. Припомнилось это поверье ростовским евреям, в виду настоящей холерной эпидемии, и они решили осуществить его, устроив на кладбище свадьбу. Трудно было подыскать молодую парочку, которая согласилась бы соединить себя узами Гименеи в таком печальном месте, но общие просьбы, а главным образом крупная сумма, собранная между евреями в приданное невесте, соблазнили охотников, и вот, на днях на местном кладбище должна состоятся эта оригинальная свадьба, которая, по поверью, должна прекратить холерную эпидемию».
«Ростов-на-Дону. Нашлись ловкие гешефтмахеры, которые воспользовались холерной эпидемией и из нее решили извлечь выгоду; они ходят по улицам и дворам, предлагая всевозможные «верные» средства от холеры, как то: панцири, рубашки и прочую дребедень, которые продают по высоким ценам».
«Ростов-на-Дону. Во многих местных конторах на стенах вывешены объявления следующего содержания: «Просим, пожалуйста, не говорить о холере». (Приазовский край. 162 от 24.06.1892 г.).
1893 год
«Ростов-на-Дону. Нам предают о следующем оригинальном случае, доказывающем, что, так называемая, «золотая молодежь» «в минуту жизни трудную» не останавливается даже и перед мошенничеством. Какой-то неизвестный франт, щеголевато одетый, с золотым пенсне на носу и лакированной тростью, подозвал к себе извозчика и, развалясь в пролетке, кричит традиционное: «Пошел!» Предчувствуя хорошую плату, извозчик ударил по лошадям – и началось путешествие. Длится оно час, дорогой, франт поминутно раскланивается с прохожими, посылает дамам воздушные поцелуи и пр., и пр. Подходит дело, наконец, к расплате. Франт хватается рукой за карман, но там, по обыкновению, или в силу каких-либо обстоятельств, нет самого главного – бумажника. Минута раздумья – и гениальный план готов. Ничтоже сумняшеся, франт останавливает извозчика около освещенного подъезда сада «Палермо» и величественно сходит на тротуар. Извозчик приготовляет уже свою руку для получения мзды, но не тут-то было.
- Ты, братец, подожди меня здесь, - говорит франт, записывая его номер, - или, впрочем, вот что…, съезди-ка ты в магазин Д. и получи там 125 рублей. В случае, если тебе не поверят – вот тебе моя трость, покажи ее. При этом, у него, как на грех, не имеется мелочи, и он занимает у извозчика два рубля. Извозчик был уже знаком с разными купеческими сынками, бывал с ними в переделках и потому, зная их трижды, простодушно отправился разыскивать магазин Д. Кончилось все это тем, что в магазине Д. вволю нахохотались над доверчивым извозчиком, франтоватого же господина, меж тем, и след простыл. Осталось лишь только ненужное вещественное доказательство – его дешевенькая лакированная трость».
«Ростов-на-Дону. Ростовская городская управа на днях вменила в строгую обязанность всем городским пастухам с заходом солнца пригонять пасомый скот обратно на то же место, откуда он был выгнан на пастбище, наблюдая при этом, чтобы скот не бродил по улицам. В случае, если кто-либо из скотовладельцев не явится в определенное место за своим скотом, то пастухи обязываются взыскивать с них, за хранение его в своих дворах, по 50 копеек с головы скота в сутки. При неисполнении этого постановления управы, пастухи будут наказываемы каждый раз штрафом в 50 рублей». (Приазовский край. 159 от 24.06.1893 г.).
1894 год
«Ростов-на-Дону. Признаюсь, я до сих пор не понимал: в чем состоит новая система мощения улиц; теперь только понял. Эту систему, по справедливости, можно было бы назвать экономической, даже слишком экономической: на улицу, шириной в 14 саженей, город мостит под проезд 4 сажени, а 10 саженей остаются немощеными и их должны уже мостить домовладельцы! Но и эти 4 сажени город мостит не целиком на свои средства: нет-с, и тут от одной до двух третей – взнос также с домовладельцев. Таким образом, в общем, если взять целую улицу, то окажется, что за счет города приходится от одной седьмой до восьмой расходов по мощению. Да, помилуйте, это уже «немножко много», как говорят немцы. При чем же тут город? Может ли городское управление приписывать себе честь мощения улиц? Наконец, где справедливость: Большая Садовая улица мостится за полный его счет, а какой-нибудь Средний проспект et tutti quanti на средства домовладельцев. Кто богаче: господа Шушпанов и Пустовойтов или несчастные Петровы и Ивановы – владельцы лачуг?
Еще одно недоразумение по поводу больничного сбора. Некто Ц-в, за свою страсть гонять голубей, жестоко поплатился. Занимаясь этим невинным спортом, он проломил крышу дома (должно быть, хороша крыша). Владельцы этой крыши страшно избили голубиного охотника, так избили, что он долго оставался в бессознательном состоянии. Его отправляли в больницу. Но там его не приняли, за недостатком мест. Теперь спрашивается: за что же с него взяли рубль сбора? Ведь, этак, и пятому, и десятому, и сотому, и тысячному откажут, а, меж тем, больничный сбор аккуратно с них взыскивается. Скажите: не велика сумма! Да, конечно, но смотря для кого. Для Машонкина, допустим, не велика, но он и этой суммы не платит, а для рабочего, получающего 18 рублей в месяц, рубль – значительная сумма.
Другой случай. Рабочий К-в зашиб руку. Отправился он в больницу. Там долго его лечили, заставляя каждый день холить на перевязку; наконец, в один злосчастный день больному объявили о неизлечимости руки. По диагнозу врача, у К-ва образовалась костоеда, не подлежащая лечению. Пускай так, но все это время рабочий ходил в больницу, а лекарства покупал за свои деньги в аптеке. Почему? За что же опять-таки с него рубль больничного сбора?
Распущенность содержателей и прислуги ростовских ренсковых погребов не знает границ. Не имея право продавать распивочно, они преспокойно отпускают водку в посуде и тут же, у своих дверей, позволяют распивать, иногда даже снабжая покупателей закуской. Еще недавно я был поражен следующей сценой. На Большом проспекте, у ренскового погреба господина Г., стоит топа пьяных косарей. Из погреба им то и дело подносят водку. Пьющая компания бесцеремонно расположилась на тротуаре и пьет, льет, поет, ругается; в заключение – гросс-драка. Все это произошло на улице на глазах массы проходящих. Что-нибудь одно: или, для того чтобы таких сцен не видели прохожие, разрешить ренсковым погребам торговать распивочно в закрытом помещении, или безусловно воспретить продажу питей на улице – и тогда строго карать виновных. А то, ведь, сплошь и рядом все эти безобразия творятся на глазах публики, как будто так и должно быть. При чем же тут закон, в силу которого ренсковой погреб не может торговать распивочно?»
«Ростов-на-Дону. Недавно в Ростове была открыта «Венская» прачечная. Содержатель ее В. В. Галушков, желая расширить свои «операции» и набить карманы, начал усердно искать конторщиков и конторщиц с залогом, для заведывания, будто бы, имеющими открыться отделениями прачечной. Нашлось пять простаков, с которых Галушкову удалось получить по 100 рублей залога; но, открыв отделения, этот почтенный предприниматель сам куда-то вдруг исчез. Околпаченные конторщики, с расписками о вручении Галушкову денег в руках, принуждены теперь искать помощи со стороны полиции, что они и сделали, заявив об этом 2-му полицейскому участку. Был составлен протокол, который и передан следователю 2-го участка». (Приазовский край. 161 от 24.06.1894 г.).
1895 год
«Ростов-на-Дону. Третьего дня на некоторых улицах Ростова появился небольшой черный червь, который массами ползает по разным направлениям, уничтожая растительность. Домовладельцы, желая сохранить деревья, обмазывают их стволы известью, смешанной с табаком».
«Ростов-на-Дону. Наступили знойные дни, 21-го июня и вчера, 23-го июня, термометр показывал 30 градусов по R в тени».
«Ростов-на-Дону. Нам сообщают об оригинальном случае, имевшем место на Дону, недалеко от бывшей Посоховской мельницы. Крестьяне Курской губернии, Иван и Ефим Борзенковы, отработавшись на берегу, решили выкупаться в реке. Первым разделся Ефим и, перекрестившись, бросился в воду.
- Ныряю! – заявил он брату и вскоре же скрылся под водой.
В это время недалеко от него прошел какой-то грузовой пароход и поднял большие буруны. Когда волнение стихло, купавшийся около берега Борзенков стал высматривать своего брата. Но сколько он не вглядывался в водную поверхность, на реке, кроме каюков и барж, ничего не было видно. Испуганный рабочий, прождав некоторое время брата и решив, что его засосало под пароход, захватил одежду Ефима и бросился за помощью в близ находящийся кабак. На берегу, меж тем, собралась уже большая толпа народа. Каково же было изумление всех, когда вскоре на месте происшествия появился и виновник кутерьмы!
- Что, разве брат утонул? – испуганно спросил он.
- Какой Брат? Ты, говорят. – ответили ему.
- Братцы, да где же моя одежонка? – завопил вдруг «утопленник», бегая в чем мать родила.
Пока что, послали за братом, почему-то застрявшем в кабаке. Иван прибежал и только руками развел. Оказалось, что Ефим вынырнул далеко от парохода, доплыл до берега и решил там немного отдохнуть. В конце концов, провожаемые всеобщим хохотом, «утопленник» с братом на радостях побрели в кабак.
«Ростов-на-Дону. С наступлением жаркого времени, воды в Темернике совсем почти не стало; но от этого обывателям ничуть не легче: от зеленоватой плесени, которой покрыто дно реки, исходит такое зловоние, что буквально дышать трудно».
«Ростов-на-Дону. Собачий хутор – так назвали этот хутор сами жители его. Разросшийся за последнее время в целый городок, в котором не менее 500 домов, Собачий хутор до сих пор не знает, что такое фонарь, городовой, стражник. А между тем, повинности разные и налоги они исправно вносят в городскую кассу, как и все обыватели Ростова. Спрашивается: чем же эти обыватели хуже других? Неужели тем, что не имеют каменных палат, а живут в деревянных домиках? Ведь, не газового освещения они просят и не мостовой, о которых и мечтать не смеют. Они только просят, чтобы им дали пару керосиновых фонарей, одного стражника и, если возможно, то еще и городового. Требования эти, как нам кажется, не особенно велики». («Приазовский край». 162 от 24.06.1895 г.).
1897 год
«Азов. В самом непродолжительном времени в п. Азов будет открыта общественная библиотека, устав которой на днях утвержден господином Войсковым Наказным Атаманом».
«Ростовский округ. Ростовский окружной начальник г-н А. Г. Мандрыкин предписал Елисаветовскому и Гниловскому станичным правлениям ежегодно вносить в смету от 30 до 50 рублей на каждое училище для покупки книг беднейшим ученикам». (Приазовский край. 164 от 24.06.1897 г.).