Японский химик Нагаи Нагаёси впервые синтезировал метамфетамин из эфедрина в жидком виде в 1893 году. В 1919 году Огата Акира сумел получить чистый метамфетамин в кристаллической форме. В 1921 году он запатентовал процесс. Полученный препарат был выпущен на рынок японской фармацевтической компанией Дайниппон Сэйяки (Сумитомо Фарма сегодня) под торговым названием Филопон (ヒロポン/Хиропон), производное от греческого слова филопонос (Φιλόπονος/трудолюбивый).
Поскольку был запатентован только процесс, не формула, берлинская фармацевтическая компания Temmler-Werke с 1934 года также исследовала процесс синтеза метамфетамина. Главный химик компании и фармаколог Фриц Курт Хаушильд, вдохновлённый бензедрином американского производства (амфетамином), который употребляли некоторые спортсмены на Олимпийских играх 1936 года, взял на себя задачу разработать национальный стимулятор. В течение года он изучал эфедрин и преуспел в создании синтетической версии – метамфетамина, выведенного на рынок под торговой маркой Перветин.
Чудо-таблетка для Вермахта
Хотя нацисты жёстко пресекали злоупотребление «соблазнительными ядами», перветин был представлен как стимулирующее средство. Психостимулятор стал лидером продаж среди гражданского населения Германии, его свободно можно было приобрести без рецепта в каждой аптеке.
Шоколадная компания Hildebrand выпустила конфеты, каждая из которых содержала 14 миллиграммов метамфетамина. «Шоколадки для домохозяек» были призваны улучшить настроение женщинам, чтобы эффективнее выполнять работу по дому. Шоколадные пралине, кроме того, помогали похудеть (учитывая, что метамфетамин подавляет аппетит). «Первитин делает домохозяйку счастливой», «Шоколадные конфеты Hildebrand – это всегда наслаждение» – гласили рекламные слоганы.
Отто Ранке, физиолог, руководивший Институтом общей и военной физиологии Военно-медицинской академии, увидел в нём настоящее чудодейственное средство, способное помочь Вермахту выиграть войну. Эффекты амфетаминов аналогичны эффектам адреналина, вырабатываемого организмом. У большинства людей вещество повышает уверенность в себе, концентрацию и готовность идти на риск, одновременно снижая чувствительность к боли, голоду и жажде, уменьшая потребность во сне. В сентябре 1939 года Ранке протестировал препарат на 90 мичманах, которые оказались способны на большие достижения, несмотря на дефицит сна.
Одурманенные солдаты
Первитин в немецких войсках станет известен как «танковый шоколад» (Panzerschokolade), «авиаторский марципан» (Fliegermarzipan), «Штука-таблетки» (Stuka-Tabletten, от Sturzkampfflugzeug, пикирующего бомбардировщика Junkers Ju. 87, широко известного Stuka), «пилюли Германа Геринга» (как ехидный намек на пристрастие Геринга к наркотикам).
Первоначально он использовался в блицкриге против Польши и Франции. Генерал Хайнц Гудериан, например, заказал для 1-й танковой дивизии 20 000 таблеток «танкового шоколада», особенно для битвы при Седане. Только с апреля по июнь 1940 года в немецкую армию и военно-воздушные силы было отправлено более 35 миллионов таблеток первитина и изофана (слегка модифицированной версии, выпускаемой фармацевтической компанией «Knoll»).
Но уже тогда некоторые врачи были обеспокоены тем, что фаза восстановления после приёма препарата становится более длительной, а эффект постепенно снижался у тех, кто принимал препарат часто. В отдельных случаях у пользователей возникали проблемы со здоровьем, как чрезмерное потоотделение и нарушение кровообращения, приступы головокружения, депрессия и бред, было и несколько смертельных случаев от сердечной недостаточности. Каким бы заманчивым ни было вещество, оно оказывало разрушительное воздействие на организм.
Леонардо Конти, имперский руководитель здравоохранения, пытался контролировать метамфетамин, но добился лишь умеренного успеха. «Польза от приёма метамфетамина полностью нивелируется последующими негативными последствиями». В 1941 году, после внесения поправок в закон об опиуме, первитин был классифицирован как вещество ограниченного использования и подлежал рецепту для гражданского населения.
Хотя изначально первитин входил в состав регулярного армейского медицинского оборудования, к зиме 1939 года его стали назначать, смотря по обстоятельствам. В 1941 году он в определённой степени попал под действие закона об опиуме, его распространение в войсках ограничили. Но вскоре после ужесточения правил, с началом Великой Отечественной войны, правила были смягчены, и потребление резко возросло не только в армии, но и в Германии. В 1941 году в войска отправили 10 миллионов таблеток.
Первитин рассматривался как проверенный препарат, который следует использовать, когда солдаты подвергаются сильному стрессу. В меморандуме для офицеров медицинской службы Кригсмарине говорилось: «Каждый офицер-медик должен знать, что первитин – это высокодифференцированный и мощный стимулятор, средство, позволяющее в любой момент активно и эффективно помочь определенным лицам, достичь показателей выше среднего. Но он также должен всегда осознавать связанную с этим ответственность».
Конечно, допинг применяли не только немцы. Американские войска, расквартированные в Англии, употребили 2 миллиона таблеток амфетамина, сами англичане использовали бензедрин, в Японии – родине метамфетамина – без него вообще ничего не делалось.
В 1944–45 годах, когда стало очевидным, что победа над союзниками практически невозможна, военно-морские силы нацистской Германии разработали ряд мини-субмарин. Кригсмарине под командованием вице адмирала Хельмута Хейе предстояло развернуть сверхмалые подводные лодки типа «Зеехунд» («Тюлень») или пилотируемые торпеды «Негер» и он запросил лекарство, «которое поможет сохранить готовность солдат к бою, когда им придётся сражаться сверх периода, считающегося нормальным, и в то же время повышающего их самооценку».
Миссии длились до недели, в течение которой морским пехотинцам нужно было оставаться бодрыми и сосредоточенными в крайне ограниченном пространстве. Чтобы составить правильный лекарственный коктейль, в который обязательно входил первитин, военно-морские силы сотрудничали с эсэсовцами, тестировавшими препараты на узниках концентрационных лагерей.
Фармакологу Герхарду Оржеховски и группе других исследователей было поручено разработать экспериментальный препарат в Киле. Спустя некоторое время фармаколог вручил Хейе таблетку под кодовым названием D-IX, целью которой было переопределить пределы человеческой выносливости. Её испытывали в концентрационном лагере Заксенхаузен. Нагруженные 20-килограммовыми рюкзаками узники могли маршировать до 90 километров в день без отдыха. D-IX содержала пять миллиграммов кокаина, три миллиграмма метамфетамина и пять миллиграммов оксикодона.
Личный врач и дилер Гитлера
Тем временем в Берлине Гитлер переживал собственную нереальность, благодаря ежедневным инъекциям личного врача Тео Морелля. Помимо первитина, эти инъекции содержали эукодал (оксикодон), ультрасептил (сульфаметилтиазол), мутафлор, гомосерин, гормоны, органопрепараты, сульфаниламиды и эфирные масла.
Йозеф Геббельс записал в дневнике в Оберзальцберге 6 июня 1944 года: «Профессор Морелл немного помогает мне улучшить моё несколько ослабленное здоровье. Он оказывает и большую поддержку фюреру. Я вижу это, когда встречаю фюрера, который выглядит великолепно и находится в хорошем расположении духа».
Теодор Гилберт Морелль получил докторскую степень в мае 1913 года и стал лицензированным врачом после написания диссертации по гинекологии. Он работал корабельным врачом, много путешествовал и совершенствовался в лечении болезней, связанных с тропическим климатом. В годы Первой мировой войны Морелль пошёл добровольцем на фронт, работал врачом батальона, потом в лагере для военнопленных.
Имея за плечами большой опыт, в 1919 году он открыл практику в Берлине. В следующем году он женился на актрисе Иоганне «Хони» Моллер, которая познакомила Тео с представителями социальной элиты в индустрии развлечений, многие из них стали пациентами доктора Морелля. Его приглашали стать личным врачом персидского шаха и короля Румынии, но он был вполне доволен своей сытной жизнью в Берлине, где располагал бесчисленными возможностями, как врача, так и бизнесмена.
Его берлинская практика процветала до тех пор, пока к власти не пришли нацисты. Смуглость и характерные черты лица Морелля вызвали подозрения в его еврейском происхождении. Когда клиентура сократилась, Морелль вступил в нацистскую партию, чтобы предотвратить дальнейшее недоверие, и вскоре приблизился к элите СС.
Среди его пациентов был личный фотограф и близкий друг Гитлера Генрих Гофман. Морелль лечил у него гонорею. Гофман остался доволен и подружился с Мореллем. Когда жена доктора нанесла визит Гофманам, её познакомили с Евой Браун. Генрих Гофман пригласил чету Морелль провести с ними сочельник в 1936 году в Оберзальцбурге. Во время празднования Гофман предложил всем навестить Гитлера в его резиденции в Бергхофе. Гофман рассказывал Гитлеру о докторе и фюрер проявил интерес. Он предположил, что его заболевания можно вылечить неортодоксальными методами Морелля. В Бергхофе Гитлер позвал его в сторону, и они пошли прогуляться.
У Гитлера были проблемы с желудочно-кишечным трактом – сильные спазмы желудка вызывали колоссальный метеоризм. Морелль начал лечит его капсулами мутафлора, содержащего штамм гидролизованной кишечной палочки, и противогазовыми таблетками Доктор Кёстерс. Препарат содержал атропин (экстракт белладонны) и небольшие дозы нейротоксина стрихнина.
Через несколько месяцев Гитлер полностью вылечился и мог нормально питаться. Морелль преуспел там, где другие врачи потерпели неудачу. Убежденный в медицинских чудесах Морелля, Гитлер назначил его личным врачом.
Безграничное доверие
Генрих Гиммлер и Герман Геринг считали Морелля шарлатаном. Геринг называл его рейхсприценмейстером (государственным мастером инъекций). Лечение Морелля действительно было небрежным. Ему не только удалось подсадить Гитлера на метамфетамин. Когда в 1944 году у Гитлера внезапно появились симптомы желтухи, другие врачи обвинили Теодора Морелля в том, что он отравил «фюрера» таблетками, содержащими стрихнин.
Кроме того, Морелль был полным, страдал от повышенной потливости, неприятного запаха изо рта и обладал отчетливым запахом тела. Ева Браун, будучи его пациенткой, испытывала к нему отвращение. В ответ Гитлер сказал: «Я нанимаю его не ради аромата, а для лечения себя». Морелль стал тенью Гитлера, сопровождая его в бункеры, на военные встречи, на праздники, даже для обследования территории, завоеванной во время Второй мировой войны.
Вскоре он начал применять разработанный им самим витамультин. В нём содержался первитин, который помог фюреру почувствовать себя смелее, увереннее. Потребность в стимуляторах возрастала у Гитлера, Мореллю приходилось увеличивать дозировки и искать альтернативу.
В 1941 году, когда «Пациент А» (как называл Морелль в своих записях Гитлера) заболел с такими симптомами как лихорадка, диарея, боли в конечностях, Морелль создал коктейль из витаминов и стероидов животного происхождения. В состав инъекций входили стимуляторы обмена веществ, половые гормоны, экстракты из семенных пузырьков и простаты бычков и свиной печени. Гитлеру, отъявленному из вегетарианцев, вещества животного происхождения вводились прямо в кровь. От бессонницы ему давали дозу барбитуратов и морфия, когда он просыпался – делали инъекции всё более сильных стимуляторов.
В 1943 году Морелль начал вводить Гитлеру большие дозы опиатов. Здоровье фюрера ухудшалось и эукодал, фармакологический родственник героина, стал для него панацеей. Главная особенность препарата – способность вызывать у пациента состояние эйфории. Гитлеру делали инъекции эукодала несколько раз в день. Эффект от лекарств мог показаться наблюдателям чуть ли не чудесным. В какой-то момент ослабший Гитлер, который едва мог встать, преображался и начинал безостановочно разглагольствовать о Муссолини. Дуче был ещё одним пациентом Морелля. «Пациенту Д» давали те же лекарства, что и Гитлеру, и каждую неделю выносилось медицинское заключение.
Адольф Гитлер – «фюрер наркотиков»
После покушения Клауса фон Штауффенберга на Гитлера в Вольфшанце 20 июля 1944 года (операция «Валькирия»), Гитлеру прописали большую дозу стимуляторов. У него болели горло и уши, были повреждены барабанные перепонки, из-за чего в первые дни из ушей постоянно вытекала кровь. Морелль привез в Волчье логово отоларинголога Эрвина Гизинга из соседнего военного госпиталя. У Гизинга было своё любимое лекарство – кокаин. С этого момента фюрер ежедневно принимал эукодал в сочетании с двумя дозами полноценного кокаина.
1 октября 1944 года, в связи с важной военной встречей, Эрвин Гизинг дал Гитлеру дополнительную порцию кокаина. По словам самого Гизинга, Гитлер на время потерял сознание. Но, как и при 42 неудавшихся покушений он пережил передлозировку.
Осенью 1944 года окружение Гитлера попыталось сместить Морелля, но фюрер самоотверженно защищал личного врача от массированных нападок, в том числе со стороны других врачей. Карл Брандт, другой врач Гитлера, предупреждал, что лечение Морелля небезопасно. В ответ Гитлер отстранил его от службы.
Траудль Юнге, секретарь Гитлера, которая присоединилась к штабу фюрера в январе 1945 года, писала, что, когда Гитлер говорил о Морелле, «что-то вроде жалости» появлялось в его глазах. «Если бы не Морелль, я мог бы давно умереть или, по крайней мере, не смог бы работать. Он был и остается единственным человеком, который может мне помочь».
Однако приближался кризис. Когда союзники разбомбили заводы, где производились первитин и эукодал, запасы любимых лекарств начали заканчиваться, и к февралю 1945 года у Гитлера началась абстиненция. Сгорбившись, пуская слюни и протыкая кожу золотым пинцетом, он представлял жалкое зрелище.
Согласно записям Морелля, с августа 1941 года по апрель 1945 года «Пациент А» получил в общей сложности 800 инъекций и 1100 раз различных лекарств. Морелль вёл подробный медицинский дневник, который представляет уникальный отчет о ежедневном состоянии здоровья и образе мышления фюрера.
Конец Морелля
22 апреля, за неделю до самоубийства, Гитлер в приступе ярости уволил Морелля. Тот умолял пересмотреть решение, но фюрер пригрозил казнить его, если он не уйдет. Морелль уехал в Мюнхен. С проблемами с сердцем он был госпитализирован в начале мая. Когда жена навестила его в больнице, то обнаружила плачущего сломленного мужчину. Через два дня американцы захватили госпиталь, а еще через несколько дней Германия капитулировала. В июле Морелля арестовали. Он провёл некоторое время в одной камере с Карлом Брандтом, но его состояние ухудшалось, и его перевели в тюремную больницу бывшего концлагеря Дахау. Это обстоятельство задержало судебный процесс, который затянулся до июня 1947 года, когда Морелль был оправдан и освобожден из Дахау.
Американцы безуспешно пытались получить от него полезную информацию, но Теодор Морелль никогда не был идеологом, его членство в нацистской партии рассматривалось исключительно ради личной выгоды. Во время войны он разбогател на скотобойнях и фабриках, производящих гормональные смеси и витамультин.
Морелля депортировали в Мюнхен, высадив на вокзале. При себе он не имел ничего, кроме обтрёпанной одежды. Там его подобрала медсестра Красного Креста, наполовину еврейка. Она доставила его в больницу в Тегернзе, где он умер 11 месяцев спустя, что-то бормоча про себя.