1.Осенняя Прага
Когда сто лет назад я остановился посреди одной крохотной площади, чтобы надышаться осенним ночным воздухом Праги, я уловил запах подгнивших фруктов.
Необыкновенно ароматны парки и сады с подгнившими грушами, сливами и яблоками, – я ничего не мог с собой поделать, но мне это напоминало газировку «Дюшес».
Отчего же пражане не собирают свой урожай, если его так много. А потому и не собирают, что много. Здесь повеяло абсурдом, а значит, кафкианством.
К стыду своему, познавая Прагу Кафки, я не догадывался, что эти запахи уносят меня в Прагу Йозефа Судека, фотографа увидевшего ночную Прагу сквозь запотевшие стёкла окна.
2.Старомодный фотограф
Он был крайне старомоден, этот однорукий странный человек; мог часами стоять возле своей громоздкой камеры на треноге, в каком-нибудь самом незатейливом месте.
Фотографы снимают закаты-восходы на Карловом мосту, а он вот эту обвалившуюся лестницу.
А еще суетится у окна своей студии и неустанно, в сто первый раз снимает свой старый сад.
«...Нам приказали двигаться вперёд, и когда мы атаковали, наша собственная артиллерия начала обстреливать нас. Я почувствовал, будто камень ударил меня в правое плечо. Начал оглядываться, но всё парни, которые стояли рядом, были мертвы. Я пополз обратно к нашим окопам, соскользнул вниз. Рука начала болеть, и я потерял сознание».
Как не любит читатель это слово, все же назовем его фотографии мистическими, иначе как интерпретировать тот внутренний свет, которым они наполнены. Как объяснить, что в каждом кадре есть тайна, печаль и философия.
Отблески света, причудливые тени, неуловимые детали - будто послан привет тебе из другого недоступного мира.
Заболтался я, а он прищурив глаз, ловко орудует левой рукой, зажимает деревянный штатив между коленями и выставляет его «ноги» в уровень. Теперь дело за немногим – на штатив, как шляпа на голову, водружается камера с «гармошкой». Тугая крышка объектива не поддается с первого раза. Ладонь свернута в подзорную трубу и кадр найден.
Да как же он добивался того самого свечения?
Фотографы знают. Он использовал длительные экспозиции, чтобы уловить самые мимолётные изменения освещения объекта. При этом он не измерял экспозицию при съёмке, не использовал экспонометра (замеритель количества света в кадре).
3.Пластинка с Вивальди или Дворжаком и крепкий чай
«...Иногда на меня находит и я думаю, что всё, что я делаю совсем ни к чему, что меня уже надо сдавать в утиль. Тогда я обычно сажусь к проигрывателю и включаю какую-нибудь музыку. А после того, как немного спадёт то тоскливое настроение и я отряхнусь, думаю: «Не так всё и плохо. Подождём!». Всё-таки музыка даёт мне какой-то сдвиг».
Свой стиль фотографирования он обрел в госпитале, после ранения, где снимал портреты солдат. Там появился размытый силуэт и детали, передающие смысл происходящего –все окутано облаком света.
Он жил на стипендию фотоклуба, перебивался на воде и хлебе, пока не получил лицензию, а лицензию получил не сразу, учился на получение диплома.
Остались свидетельства очевидцев, как он снимал собор Святого Вита, Усыпальницы чешский королей. На колоннах, выступах и витражах он ловил солнечные лучи, – смешно переваливаясь с ноги на ногу, он бегал по собору, поднимая тряпкой или полами плаща пыль, которую высветит луч в объективе камеры.
С ним произойдет один случай. В Италии он будет искать тот фермерский дом, в который его занесли после ранения, и не найдет его. Это потрясение останется , как незаживающая рана.
4.Фотограф-эпикуреец
В Праге он приобретет старый деревянный домик-студию со старым дребезжащим окошком в сад, как он называл кривую яблоню и несколько каштанов. Съемки в дождь, снег, метель и туман. Съемки под солнцем и луной.
Эти 2-3 просвета между деревьями("спящими гигантами"), в которых затесалась пара ажурных стульев, явили собой такое многообразие природы, какого фотографы не могут добиться в горах и джунглях.
Старомодная фотокамера, сестра Божена, классическая музыка и сад в запотевшем окне – это Эпикурейство чистой воды. "Сад" Эпикура в Афинах стал прибежищем для тех, кто ищет счастье в малом, в простоте, в мудрости и обретении душевного покоя (атараксии). Сад Судека также объединял творческих людей и творческие озарения.
«Мой магический сад, действительно, полон магии. ...Я снял его после вечернего дождя, когда уже начало смеркаться. Эта всепоглощающая тишина, я пытался её запечатлеть".
После пережитого Судек мыслит категориями и начинает создавать философскую фотографию, на которой люди то обезличены, то вообще исчезают из кадра. Их замещает натюрморт.
"...Я люблю жизнь объектов. Когда дети ложатся спать, предметы оживают. Мне нравится рассказывать истории о жизни неодушевлённых предметов».
Читайте статью на канале:
Фотографии Питера Тернли. И Париж становится роднее