Серия 2
«Такая разная свобода»
С лёгким шелестом осеннего ветра опали последние выходные дни, с грустью в моём печальном сердце отозвалась мысль, что мне нужно выходить на работу, хотя, если отмотать немного назад, я думала, что готова к новым свершениям.
Ах Толя, Толя. Странно признаваться себе, но когда я раньше представляла Толю своим знакомым, то на моём лице появлялся такой смущённый, что ли, смайлик, мне, вероятно, всегда казалось, что смотримся мы с ним не очень. И когда я говорила по возможности гордо: «Ну, это мой Толя», то где-то в недрах моей души, точно понимала, вот он чей угодно, но вряд ли мой.
В капкан этих отношений я попала на корпоративном беспутстве, как называла рабочие вечеринки моя начальница. Толя был менеджером, трудился у наших крупных заказчиков и своим присутствием маскировал их отсутствие, а я же была явно за что-то наказана и отвечала за то, чтобы весь алкогольный запас не был выпит в первые пятнадцать минут.
К моменту новогоднего банкета душевное настроение показывало отметку «депрессия», уже почти год, как тень я одиноко слонялась по выставкам и театрам и обрастала такими же «самодостаточными» подругами. Вместе мы смотрели про любовь в кино или ездили на турбазы, разбросанные в пригороде.
Я уже целый год томилась в своём одиноком воздержании от отношений. Я даже лично сделала ремонт в квартире, оставленной мне бабушкой, и разве что престарелый сосед Егор Никодимыч, не казался мне уже принцем из сказки. Видимо, через какое-то время я бы уже стала присматриваться к приходящим водопроводчикам и разносчикам пиццы на тот предмет, что вдруг в их рядах затесался мой «единственный и неповторимый принц».
Но на работе я, конечно, делала вид, что мне неинтересны все эти замужние штучки, и потихоньку высмеивала с такими же саркастичными коллегами бледный вид утомлённых хозяйством соседок по отделу.
Рабочий женский класс был разбит на две группировки, и за пять лет моего офисного томления я видела, как иногда отдельные особы меняли дислокацию. То есть либо вливались в наш незамужней коллектив, либо наоборот уходили к этим окольцованным цаплям. Но как бы мы ни старались держать марку, каждая из нас, кто ещё не ходил под венец, мечтали опаздывать на работу и не потому, что вовремя не пришла маршрутка, а потому, что дети бы с визгами рассыпались по просторной квартире, и муж целовал бы в макушку и ничуть не помогал.
Так вот Толя попался мне на этом банкете, когда я была уже почти сломлена своим одиночеством. Он сразил меня какой-то странной, видимо, претендующей на оригинальность шуткой. Мы весело болтали, гуляли почти до утра, целовались в морозном дыхании зарождающегося дня, а потом отогревали пальцы на стенках кофейных чашек, и мир, умытый снегом, улыбался нам.
Через пару недель целомудрие отношений лопнуло, и страстные объятия стали заменять одинокие вечера. Я стала опаздывать на работу и зевать на летучках. И мне было так тепло и уютно рядом с ним, что, когда он небрежно предложил съехаться, я не сомневалась. Это подразумевало, впрочем, то, что он переедет ко мне. Но его рачительное замечание о пустой трате денег на съём квартиры, при наличии собственных, порадовало меня.
Воспоминания прервал лютый голод. Врачевание кровоточащей каверны моей души, начатое той бутылкой шампанского, ещё не закончилось, но ещё вчера я перешла с алкогольной диеты на рацион из супермаркетов и фаст—фуда, но поскольку безжалостные жиры и углеводы дарили насыщение лишь ненадолго, я поняла, что снова дико голодна. Я вспомнила, что в холодильнике лежит селёдка, посыпанная зелёным луком и укропом, и обильное слюноотделение погнало меня на кухню.
И тут споткнулась о его ботинки, вольготно себя чувствующие в моём коридоре. Жаль, что я не выбросила их вслед за Зиной. Но, может быть, завтра дойду до помойки. Сегодня я лишь нашла силы пнуть их как следует.
А сейчас я была способна лишь на то, чтобы снова высказаться дневнику. И сегодня я решила поразмышлять над своим именем, чтобы снова не соскальзывать в пучину мыслей о Толе. Кому-то моё имя покажется странным, но я думаю, что оно мне очень помогает.
Как-то мне сказала бабушка, что в жизни не раз предстоит решить какая я Василиса? Премудрая или прекрасная. Тогда мне казалось, что в моих силах совместить эти два понятия, но сейчас я почему-то думала, что пока никакая я не Василиса. А дневник, кстати, хорошая штука. Вроде есть кому высказаться, да и слог более ровный стал получаться.
Я помню тётю Ларису. Она была нашей соседкой, а также заведовала креслом в отделении гинекологии в местной консультации. К тому времени, когда я повзрослела, чтобы наведываться к ней на приём, она уже была старенькой. Но жизнь в молодых глазах била ключом.
— И что за имя тебе такое придумали твои странные родители? Как же ты кавалерам будешь представляться? – она подоткнула сползающие очки указательным пальцем и посмотрела на меня, морща нос. – Вася? Или Лиса?
Я смеялась и говорила, что пушистым зверем буду себя называть, если мужчина мне понравится.
— Ну, а если не понравится кавалер, то буду говорить, что меня зовут Вася.
Лара Петровна, как её называли на работе, посмотрела на меня, покачала головой и постучала себе по лбу ручкой приговаривая.
— Малахольная.
Она стала выводить свои каракули в толстой тетради врача, а я разговор запомнила. С тех пор я и правда так представляюсь. Вот только чаще Васей.
Мама говорила своим подругам с выдохом сожаления, что я слишком разборчива. С папой мы тему моих женихов не обсуждали, потому что у него начинался нервный тик. Подруги же всё время осуждали моё слишком саркастичное поведение по отношению к особям мужского пола.
— Ну чё, достебалась? — хлестанула меня как-то фраза моей очередной знакомой, на свадьбе у которой я присутствовала. — Мать-то пожалей. — долдонила подвыпившая невеста. — А то все как люди, а ты как белка.
«И почему белка?» — рыдала я в голос, утыкая лицо в подушку, когда приехала домой.
И вот все эти события и привели меня, наверное, к тому, что я в голове уже строила семейное счастье с Толей, его многочисленной роднёй и непременной Зиной. Я почти довела этот акт собственного пожертвования на алтарь иллюзорного счастья до совершенства. Быть может, я когда-нибудь поблагодарю Толю за то, что он вернул меня в реальность.
Конечно, повергнутая в пучину стыда, брошенная и униженная женщина внутри меня бастовала и требовала свою долю страданий, и я плавала в этом угловатом сером мире обиды. Но внутри меня, под припорошенным снегом обиды настом, уже пробился росток. Он был ещё слаб, но он стремился к солнцу.
И имя ему было СВОБОДА.
_______________________________________________________________________________________
Дорогие читатели, приглашаю вас в своё сообщество в ВК и на свою страницу на ЛитРес.