1892 год
«Ростов-на-Дону. По приговору мирового судьи 3-го участка, состоявшемуся 13-го июня сего года оштрафованы домовладельцы: Ульяна Клименко на 10 рублей за самовольную постройку сарая, с обязательством поставить брандмауэр или сломать постройку; Леонтий Леве на 5 рублей за самовольную постройку, с обязательством сломать таковую; Ларина на 3 рубля за не сломку сарая и за дурное устройство ретирада, с условием сломать сарай и устроить ретирад; и Демченко на 5 рублей за самовольную постройку, с обязательством сломать таковую или возвести брандмауэр».
«Таганрог. В силу коммерческих соображений или чего-то другого, содержатель городского сада (Багдасаров) нашел лишним ставить в ротонде сада чистую воду для питья. И вот публике приходится изнывать от жажды или же спрашивать в буфете Багдасарова фруктовую воду, плати за маленькую бутылочку 20 копеек, а кто не в силах платить за воду подобные цены, к услугам того при входе в ротонду находятся по обеим сторонам ее вонючие чаны с теплой протухлой водой. Не мешало бы содержателю сада, по примеру прежних лет, поставить в ротонде чистую и свежую воду для питья». ((Приазовский край. 160 от 22.06.1892 г.).
1893 год
«Ростов-на-Дону. Состояние «Косынки» в настоящее время далеко не из красивых. Построенный лишь в прошлом году забор, подмытый водой, упал и почему-то до сих пор не исправляется. На заборе бабы производят стирку белья, рукав же сделался обычным местом для купания».
«Ростов-на-Дону. Учебное судно таганрогских мореходных классов «Св. Ипполит», 20-го июня, утром, прибыло в Ростов с полным грузом цемента, выписанного ростовским агентом новороссийского цементного завода».
«Ростов-на-Дону. 20-го июня из лавки Тяшки, находящейся на Новом базаре, было похищено посредством взлома кассы 27 рублей денег. Вор, по-видимому, пробрался перед этим в одну из лавок корпуса и, будучи незамеченным, был заперт в ней. По уходу торговцев, он проломал в потолке несколько дощатых перегородок и через образовавшееся отверстие спустился в лавку Тяшки. На месте кражи им был позабыт небольшой железный лом. Благодаря энергическим действиям полиции, виновник кражи, оказавшийся мещанином П-ым, вскоре был задержан».
«Таганрог. В субботу, 19-го июня, в 10 часов утра, были отправлены по железной дороге на родину остатки жертв обмана – пресловутые переселенцы. Выехали на родину 13 матерей с 22-мя малолетними детьми, а мужья остались на заработки. Каждой главе семьи, по распоряжению господина Войскового Наказного Атамана Области войска Донского, выдано на проезд по 3 рубля 40 копеек, а на детей, не имеющих по возрасту права на бесплатный проезд – по 1 рублю 10 копеек. Говорят, что администрация Курско-Харьково-Азовской железной дороги усадила их отдельно в вагоне 1-го класса, который будет следовать прямым сообщением до места высадки. Нечего и говорить, что прощание отъезжающих жен с оставшимися мужьями было не радостное, ибо жены едут на родину без всяких надежд на будущее, не имея даже своего угла, а мужья остаются здесь, не ведая, что дадут им заработки».
«Батайск. Вчера мы были извещены, что за первым разъездом от станции «Батайск» Владикавказской железной дороги, через полотно дороги переходит пешая, недавно окрылившаяся только, саранча. Никакие усилия не могут остановить грозного шествия. Посевы по обеим сторонам полотна истреблены до корня. Поезда останавливаются. Для расчистки отправлено 200 человек». (Приазовский край. 157 от 22.06.1893 г.).
1894 год
«Таганрог. В № 72 «Таганрогского Листка» помещено письмо господина Гофмана. Чувств господина Гофмана я понимаю, а потому, конечно, не подумал бы и доискиваться до тех причин, которые заставили этого почтенного общественного деятеля разразится площадной и бессмысленной руганью по адресу «Приазовского Края». Равным образом не стану доискиваться и тех причин, в силу которых редакция означенного листка сочла полезным для себя наполнить столбцы произведениями господина Гофмана.
Но о самом господине Гофмане поговорим еще раз, и поговорим обстоятельно – я обязан: господин Гофман, как увидим ниже, является общественным деятелем и потому подлежит суду печати.
О деле Е. П. Исаиа писалось очень много. Жизнь и деятельность Е. П. Исаиа в течение 10 лет тесно связана и неразрывно связана с деятельностью и жизнью господина Гофмана, как откровенно заявил о том на суд сам господин Гофман. Пресловутое дело с Ногой как нельзя лучше характеризует жизнь и деятельность этих почтенных граждан. Оно, как нельзя более, характеризует и нашу общественную жизнь.
Дело Ноги – характерная иллюстрация к сказкам действительности. Вот, почему о деле Ноги и Исаиа много писалось. Но, несмотря на это, с самой сущностью процесса, с его общим ходом мало знакомо не только общество, но даже и 10-летний поверенный Исаиа господин Гофман, и редакция «Таг. Листка»: в противном случае господин Гофман не писал бы своих писем, а «Таг. Листок» не печатал бы их. К чему самим себя сечь, когда другие это уже с успехом сделали.
Восстановим же все перипетии дела господина Исаиа. Е. П. Исаиа – хлеботорговец-скупщик. Он ведет дела с крестьянами, руководствуясь в своих действиях советами и внушениями господина Гофмана. Как же вели дела господин Исаиа и господин Гофман? Дадим ответ на этот вопрос, основываясь только на фактических данных, добытых на судебном разбирательстве.
В 1890 году 86 крестьян, в числе два брата Ноги, взяли у Е. П. Исаиа взаймы хлеб за круговой порукой и поручительством Дарагана. Общий долг, подлежащий взысканию с крестьян, составлял 4597 рублей. На какую сумму получили они хлеба? Прежде всего, при рыночной цене в 8 рублей, хлеб был поставлен по 12 рублей, т. е. накинуто вперед 33%. Во-вторых, крестьянам было выдано 12 отдельных расписок и в каждую прописано было, на всякий случай, по 100 рублей, т. е всего 1200 рублей. Таким образом, крестьяне на долге в 2263 рубля выдали документов на 4567 рублей. Такой арифметикой мог бы удовлетвориться всякий аппетит, но ее не удовлетворились вожделения господ Исаиа и Гофмана. Должники крестьяне уплачивали свой долг разновременно, хлебом и деньгами, причем расписок им не выдавалось, так как господа Исаиа и Гофман говорили им:
- Вот все заплатишь, тогда и расписку назад получишь.
Таких платежей было произведено на сумму 2467 рублей.
- При мне, - показывал на суде судебный пристав Маркаков. – Дароган упрекал Гофмана, что Исаиа не засчитал 2400 рублей, полученных по исполнительным листам, на что Гофман ответил, что Исаиа было много расходов, куда и пошли эти деньги.
Какие же это были расходы? Господин Гофман отвечает:
- Надо было ловить мужиков за заставой, высылать народ, угощать и мне платить.
И так Гофман, зная о получении 2400 рублей, таковое отвергает, руководствуясь тем, что по 409 ст. для доказательства уплаты по распискам свидетельские показания не допускаются.
И так, мы уже и теперь хорошо знаем, кто такой Гофман, в самозабвении позволивший себе свое непозволительное грубое письмо. Теперь возникает еще один вопрос: если виновен Исаиа, то как же прав господин Гофман? Почему он защищает других, а не защищается сам? Попробуем охарактеризовать и образ действий господина Гофмана, как поверенного. Господин Гофман, главным образом, негодует на ту отрицательного свойства характеристику его действий, как поверенного, которую сделал на суде Рабинович. Каковы же действия господина Гофмана, как судебного поверенного? Закон ясно и точно указывает права и обязанности поверенного. Есть и другой закон – нравственный, в котором тоже можно найти точные указания. Но Гофман не признает ни того, ни другого: он признает только кляузу. Вот и все доказательства.
Действия господина Гофмана были направлены не на защиту своего клиента, но на дискредитирование поверенного обвинителя Ноги – помощника присяжного поверенного господина Золотарева. Против этого последнего, по внушению господина Гофмана, последовал ряд кляуз.
В 1893 году господин Золотарев, по доверенности крестьянки Садовниковой, взыскивал 80 рублей. На суде выяснилось, что 19 рублей его доверительницей уже получены, почему господин Золотарев от взыскания их и отказался. Прошел год после возбуждения дела против Исаиа, от Садовниковой в съезд поступает прошение, в котором она просит взыскать с господина Золотарева 19 рублей и подвергнуть его ответственности за самовольное уменьшение исковых требований.
От доверителя господина Золотарева, крестьянина Ноги, поступает прошение, в котором Нога обвиняет господина Золотарева в том, что тот не отдал ему 25 рублей. Призванный в присутственную комнату съезда господином Золотаревым Нога, при других официальных лицах, берет прошение назад и на слова господина Золотарева:
- Степан! Как тебе не стыдно? В чем ты меня обвиняешь?
Отвечает:
-То Гофман писал, я же его просил, чтобы худа вам не было. А он обещал: ты, говорит, только 25 рублей получишь!
Когда предстояло разбирательство дела господина Исаиа в съезде, от того же несчастного, полусъеденного Ноги поступает новое прошение. Нога заявляет, что он никогда не уполномочивал господина Золотарева предъявлять против Исаиа обвинение, что само обвинение «вымышлено» со стороны господина Золотарева, что доверенность он, Нога, уничтожает, и что, не желая брать на себя нравственную ответственность перед Богом и законом, заявляет: «Я никогда никаких денег 25 рублей по исполнительному листу судебному приставу не уплачивал для Дарагана и удивляюсь – откуда явилось на суде удостоверение судебного пристава Маркакова от 20 августа 1893 года в получении, будто бы, от меня в уплату долга Дарагану по исполнительному листу, перешедшему к нему от господина Исаиа, 25 рублей».
Спрошенный на суд, в чем именно он обвиняет Исаиа, Нога отвечает:
- В мошенничестве.
- Как же вы такое прошение написали?
- Мне за это заплатили 300 рублей.
Кто обвинит полусъеденного, вместе с 85-ю товарищами, Ногу в том, что он согласился действовать согласно указаниям высоко опытного господина Гофмана, когда ему показали три радужных?
Мы указали на действия Гофмана, как поверенного, мы доказали, что эти действия характеризуются словом «кляуза». Именно так и характеризовал на суде господина Гофмана господин Рабинович. За что же обиделся господин Гофман? Когда я читал драму «Аргунин», где рельефно обрисовываются мытарства адвоката, решившего в своей деятельности игнорировать могущество господ Гофманов и «преследовать правду» - я отнес это произведение к числу сказок. Но пример господина Золотарева убеждает в том, что такие сказки – сказки действительности.
Мне нечего больше говорить по адресу господина Гофмана. Его, отныне знаменательное, письмо доказывает его характеристику. Но, увы! Не первый раз господин Гофман был присяжным стряпчим при коммерческом суде. На вопрос о нем со стороны министра юстиции, до которого дошли сведения о его деяниях, суд ответил, что господин Гофман исключен из числа присяжных стряпчих за деяния, несовместимые со званием.
Более того, господин Гофман был лишен и звания частного поверенного.
Теперь это звание возвращено.
Где же и к чему сводится гарантия, даваемая судом?»
«Таганрог. В понедельник, 20 июня, исполнилось 35 лет с того дня, как Троицкая церковь в крепости была сожжена ударом молнии. Был какой-то летний солнечный день, как и в этом году. По небу ходили небольшие кучевые облака. Около часа внезапно пролетела грозовая туча, пошел дождь, загрохотала гром, засверкала молния. Один удар молнии в крышу и по стенам иконостаса зигзагом прошел в пол, и церковь загорелась. По народному поверью пожар, причиненный молнией, может быть затушен только молоком. Вмиг собралась масса народа, прибыл градоначальник контр-адмирал Лавров. Со всех сторон откуда-то взялись ушата, наполненные молоком, и народ начал заливать огонь. На крышу взобрались матросы и стали разбирать железную крышу, один из них упал и расшибся. Церковь была так сильно повреждена, что была мысль снести ее до основания, но ограничились временным закрытием и прекращением богослужения. 20 июня, по этому случаю, в Троицкой церкви благочинным городских церквей был отслужено молебствие».
«Нахичевань. 20 июня, примерно в 6 ½ часов утра, около станции «Нахичевань» проходил казак Новочеркасской станицы Иван Козьмин. По дороге ему навстречу попались два каких-то подозрительных субъекта. Ничего не ожидая с их стороны, Козьмин продолжал спокойно идти, как вдруг неизвестные, очевидно сговорившись, внезапно напали на него и, после короткой борьбы, отняв у него 185 рублей денег, скрылись в соседнем лесу. Потерпевший довел об этом до сведения полиции». (Приазовский край. 159 от 22.06.1894 г.).