Я не буду касаться ожидаемых к такому дню тем: кто начал, как воевали и что получилось – писать о трагедии восьмидесятилетней давности, когда на наших глазах разворачивается другая, со всеми шансами на то, что пророчество Черчилля (ниже) сбудется, было бы лицемерием.
“Чтобы понять прошлое, иногда надо жить в настоящем” – мои регулярные читатели помнят этот мой давний тезис.
Хотите знать: что привело к той войне?
Не копайтесь в архивах в поисках тайных договорённостей. Вспомните “восемь лет Донбасс”.
Как она велась?
Не читайте дневники немецких танкистов*. Найдите на карте город Бахмут.
Что происходило на оккупированных территориях?
Произнесите слова “Буча”, “Еленовка” и “Мариуполь”.
Что могло бы (может) быть в случае победы “освободителей” в Украине?
Вспомните оккупированную Восточную Европу, проявление “интереса” к проливам и нежелание уйти из Ирана.
Вы не согласны насчёт Восточной Европы? Считаете, что СССР принёс ей свободу, а не новое порабощение?
Но дело не в том, что рассказывает победитель, а в том – как это воспринимает побеждённый. Поэтому не будем ссылаться на школьные учебники, тем более, что мы имели возможность убедиться: как они пишутся. Посмотрим на тот феноменальный уровень поддержки Украины, который демонстрируют почти все Восточноевропейские страны – и на уровне правительств, и – что ещё более показательно, – на уровне народов: это говорит само за себя.
И не только Восточноевропейские.
Что же касается остального, тогда Трумэну пришлось “убеждать” Сталина соблюдать договорённости, а Черчилль выступил с речью о “железном занавесе”. Советская пропаганда потом преподносила это в том ключе, что “буржуазные правительства” “опустили занавес”.
Но почитайте ту речь Черчилля! Он говорит о “занавесе” как об уже свершившемся факте. Об уже разделённом континенте. О странах и правительствах, уже попавших в зависимость от бывшего союзника. А также предупреждает, что уже дважды в истории Соединённым Штатам приходилось пересекать Атлантику для того, чтобы способствовать установлению мира в Европе.
“Для того, чтобы понять прошлое…”
И обратное тоже верно: “Для понимания настоящего, нужно знать прошлое”.
Ибо одно не может быть без другого. Недаром “вождь” так стремится управлять историей: та война и эта – это зеркальные отображения одного и того же явления. Даже начало их символически одинаковое:
“...ровно в четыре утра
Киев бомбили,
нам объявили,
что началася война.”
(Советская песня)
Сейчас – как и тогда, – никому, кроме безумного диктатора, не хочется ни эскалации, ни бойни. Как и тогда, “вождь” – отчаянно блефуя и не обращая внимания ни на какие “реалии”, – выдвигает свои ультиматумы в надежде на то, что у “другой стороны” не окажется решимости и воли им противостоять.
Как и тогда, всё начиналось с нарушений договоров: одно, другое.
Потом переходили к захватам “присоединениям” территорий: в одном месте, в другом…
Затем “повышали планку” в “методах” “освобождения”.
Но в этот раз, похоже, что мировые правительства смогли использовать подаренное им Украиной время, “услышали” – после двух лет, проведённых в раздумьях и “консультациях”, – “по ком звонит колокол” и – по-видимому, – осознали (а, вернее, увидели воочию) “реалии на земле”.
После крупных войн меняется мировой порядок. Сейчас, когда многие дебатируют: началась ли уже Третья Мировая или мир ещё балансирует в границах “крупнейшего континентального конфликта”, собравшиеся на саммите в Швейцарии представители ведущих стран подтвердили приверженность к основным его принципам: есть право и есть разбой; есть устав ООН и есть те, кто считает себя выше него. И что на условиях “с позиции силы” никто договариваться больше не собирается: на силу есть другая сила.
Мир отказал агрессору в праве на “свою правду”.
Повторю, поскольку это важно:
Мир отказал агрессору в праве на “свою” правду.
Здесь есть и несомненная “заслуга” “вождя”: он предельно ясно показал – что можно ожидать в случае его победы.
В условиях, когда из пепла двух мировых войн восстала – казалось бы, ушедшая в небытие, – имперская практика отъёма приглянувшихся территорий; когда “правота” опять стала определяться пушками (и поэтому в “поднявшейся с колен” территории места для правды – как и для правосудия, – не осталось), трудно не представить: что может последовать дальше и кто будет следующим.
И, в результате, страх “повторения” превысил страх бойни. К тому же, “La Grande Armée” оказалась “grand” только в измерениях, оперирующих численностью торопливо набранных дешёвых наёмников – да, дешёвых, потому что если ты тратишь то, что накопили предыдущие поколения или забираешь ресурсы у будущих, то для тебя любые затраты являются дешёвыми – ибо расплачиваться будут другие.
Такого modus operandi было достаточно в екатерининские времена “Очакова и покоренья Крыма” (Грибоедов, “Горе от ума”), но не прошло и ста лет, как более-менее “повторять” удавалось только в условиях отсутствия противодействия (чтобы не проиграть) или при содействии (чтобы победить) Запада.
Войны начинаются с обмана. Большие войны начинаются с большого обмана. “Мессианские” войны – особенно, за “выживание самобытной цивилизации”, – сопровождаются отбрасыванием любых норм и правил. Те, кто так делают, считают, что им всё можно:
“Мы выше морали” – “те”.
“Мы это не признаём, на нас это не распространяется” – “эти”.
Войны сопровождаются утратой человечности. В первую очередь тех, кто объявил себя “освободителями” и на этом основании посчитал, что на них законы гуманизма не распространяются.
Как частный случай вышесказанного, войны сопровождаются сознательными актами уничтожения культуры, в том числе – объектов материальной культуры “освобождаемого” народа. Или, вернее, – “освобождаемой территории”?
Ну, а про пропагандистскую вакханалию упоминать можно разве что для полноты аргументации: то, что она – точная калька с той, предыдущей, очевидно, думаю, каждому, кто даст себе труд сравнить.
Войны проясняют многие вещи. После прошлых ужасов международное сообщество ввело понятие “геноцида”. Хотите знать – как оно определяется? Послушайте речи “вождя”, его “слуг” и их “ретрансляторов” и найдите в них признаки “отрицания для этнической группы права на идентичность, на государственность, язык и культуру”, а пункт об изъятии и перемещении детей как будто специально написан в предвидении того, какими методами в XXI-ом веке “освободители” будут “освобождать” территории от живущего на них населения.
В нынешнем столетии опять стали актуальными Женевские Конвенции. “Женева” – это не только правила ведения войны и обращения с военнопленными. Не только положения о том, на что распространяется статус гражданских объектов, а на что – нет; как можно применять оружие, а как – нет, в соответствии с чем агрессор чуть ли не ежедневно совершает военные преступления. Это не только разъяснения – почему стороны не могут объявить себя свободными от соблюдения этих соглашений. Это ещё и обязанности оккупационных властей по отношению к населению на подконтрольных им территориях (без требований по гражданству, т.е. насильственная паспортизация тоже является нарушением международного права). Это – не подлежащий “суверенным трактовкам” однозначный запрет на проведение любых голосований.
В пункте про голосование заключается единственное видимое мне различие: “тогда” “освободителям” не нужны были никакие формальные действия по “приданию легитимности”. Насчёт же “выборов” на “исторической территории” (используем этот “их” нелепый термин), не нужно заблуждаться: ритуальные “мероприятия” ничего не значат. Власть играет в некое действо. “Оппозиция” – тоже. И все всё понимают.
Понимают, понимают. Но есть роль и она должна быть сыграна.
Как и в возбуждении агрессором уголовных дел против депутатов, политиков, военных и журналистов другой страны нет ничего нового: “вождь германской нации” зачастую объявлял тех или иных лиц из противоборствующих ему стран своими личными врагами.
А “внутренний” судебный и тюремный произвол, как и – казалось бы, – немыслимые в XXI-ом веке пытки и жестокое обращение с людьми было нормой ещё и до “24 февраля”. Такому не учатся за “три дня”. Это – давняя, хотя и не “самобытная” “традиция”.
Невообразимые по своей абсурдности обвинения – я не удивляюсь, что западники до сих пор не в состоянии осознать, что они имеют дело с территорией, провалившейся в глубины мракобесия тёмных веков, – чудовищные сроки… Двадцать лет… Да хоть бы два месяца – кто эти люди, возомнившие себя вправе вершить чужие судьбы и калечить чужие жизни? Стоит ли всё государство целиком даже одного такого срока даже по одному такому обвинению?
Для меня ответ очевидный: государство существует не для абстрактного мифического “величия”. Единственный смысл его существования и единственная его функция, из-за чего граждане добровольно соглашаются ограничивать себя в определённых свободах – это улучшение качества жизни, создание условий для развития и процветания свободной личности. Если этого нет, то нет и не может быть никакой причины и никакого разумного обоснования для существования государства.
Продолжим.
Войны сопровождаются общим упадком. И войны становятся возможными из общего упадка.
После ПМВ Европа стремилась только к одному: к возможности спокойно жить. Она готова была на всё ради этого. И некий человек – художник-любитель и – по совместительству, – вульгарный историк, – этим воспользовался.
В результате он привёл свою страну к краху, она оказалась раздроблена и её восточная часть была втянута в грандиозный исторический эксперимент. Некоторым не нравились опыты над людьми и они пытались бежать – несмотря на приказ Хонеккера на открытие огня на поражение. Впоследствии это было одним из обвинений против него. Иногда с диктаторами случается невозможное.
Западной же части удалось – с помощью США, – войти в “другой” мир.
В 90-х гг. Европа решила, что для “контроля восточных рубежей достаточно одного усиленного батальона” (цит. по памяти). После чего она расслабилась и – под “зонтиком” “заокеанского друга”, – предалась удовольствиям сытой жизни. Она не хотела обращать внимание на то, что некий дилетант-историк, любитель игры на рояле, самодержавный властелин древнерусского культурного наследия – икон, хранящихся (хранившихся) в национальных музеях, самопровозглашённый философ и – по совместительству, – плохо учившийся выпускник юридического факультета стал интересоваться полумифическим военным предводителем IX-го века…
В данный момент мы находимся в процессе незавершённого исторического акта и не можем оценить его конечный результат, но многочисленные – пусть и (пока) фрагментарные, – элементы мозаики уже видны. Например, – из недавнего, – можно сравнить фотографии встреч из Швейцарии и из С. Кореи.
Войны учат. Каждый раз, когда националистически настроенный тоталитарный “вождь”, преисполнившись “славой” (далёких) предков, начинает “вставать с колен”, нужно вспоминать о том, что “если хочешь мира, то нужно готовиться к войне”. Понятное желание договориться приводит к “миру в обмен на территории” и к тому, что договариваться приходится на условиях агрессора: будь то Мюнхен, Минск или Стамбул.
Но в этот раз было по-другому. И второй важнейший результат недавнего саммита в Швейцарии заключается в том, что
Мировые правительства обозначили отказ от политики умиротворения агрессора путём территориальных уступок.
Здесь мне могут указать на то, что “страны глобального Юга” не подписались под этими принципами. Но у всех свои интересы. То, что они не подписались, не обязательно является свидетельством “поддержки” “вождя”, как могут подумать “патриоты”. Это может быть проявлением своего видения “борьбы с колониализмом”: “пусть люди с севера себя поубивают, а после придём мы и установим свои порядки”. Кто искреннее стремится к миру: тот, кто призывает отдать за него территории, или тот, кто полагает, что агрессор должен быть наказан? Какая модель урегулирования прочнее?
Наивно ожидать, что кто-либо – особенно из другой культуры, – должен думать так же, как ты и – на основании этого, – считать, что они тебя “поддерживают”. Впрочем, российская дипломатия при “вожде” всегда отличалась редуцировано-бинарным пониманием международных отношений.
Из прошлого нужно делать выводы, но к главному человечество пока не готово: если машинист сошёл с ума и поезд несётся в пропасть, нужно “менять” “локомотивную бригаду” пока не произошла катастрофа. Возможно, к этому придут: есть вещи, которые выше внутренних дел отдельной нации – даже и “самобытной”. И нет, я не согласен с мнением “вождя” о ненужности мира, “если в нём не будет России”. Во-первых, это – “опять-таки случай так называемого вранья” (Булгаков): один из примеров так любимых “вождём” ложных дилемм (предлагается выбирать между миром и Россией; при этом существование России обозначается необходимым условием для существования мира, что неверно: мир существовал и до России и, несомненно, будет существовать и после). А во-вторых, у меня – другие приоритеты.
Вернёмся к 22 июня. Оно произошло потому, что два диктатора надеялись, что они смогут обмануть друг друга. Каждый рассчитывал, что будет так, как он думал будет. Но среди их двоих кто-то должен был проиграть.
“24 февраля” один диктатор надеялся, что он перехитрит и запугает всех. Он рассчитывал, что будет так, как он думал будет. Но что-то пошло не так и всё, что у него есть теперь – это Иран и С. Корея.
Ну, и “величие предков”, конечно же.
Последнее. В современном мире армия нужна не для ведения войн. Армия нужна, чтобы не приходилось вести войны. Но для дилетантов от истории, завершивших своё образование XVIII-м столетием, это – непостижимые истины. Поэтому к осознанию необходимости функции, описанной несколько выше, рано или поздно всё равно придётся прийти. И чем скорее, тем лучше.
Чтобы не было других "22 июней".
_________
* …особенно, переведённые и выверенные в политотделах.