Абрам Аншелович Маневич (1881, Мстиславль1942, Нью-Йорк) — русский художник, мастер пейзажа. (Написано что украинский и белорусский, но мы оставим главное).
Близкий друг Горького и любитель съездить в Швейцарию, Маневич имигрировал не без помощи Горького в начале двадцатых годов в штаты, где проживал по соседству с художником Бурлюком и часто задумчиво рассматривал его сушащееся на иммигрантской веревочке белье.
В 1913 году знаменитый парижский маршан, первооткрыватель многих прославленных импрессионистов Поль Дюран-Рюэль устроил в своей галерее выставку работ Абрама Маневича – и не прогадал. Парижская публика была в восторге от потрясающих пейзажей. Критики писали хвалебные статьи, одно из полотен приобрел Люксембургский музей… Его приглашали в Нью-Йорк, звали в Лондон – однако художник вернулся в родной Киев. В 1916 году прошли его выставки в Петербурге и Москве – и снова успех.
В районе 1935 года на традиционных еврейских стрельбах за синагогой в Бронксе познакомился с Эйнштейном, который стал его поклонником и написал ему один раз такие строки: «Мы оба служим звездам. Вы – как художник, я – как ученый».
Ну что же - поглядим, от чего в восторге был Эйнштейн…
Критика такое называет обычно постимпрессионизмом, я тут, честно говоря, не вижу, что мешает обозвать модерном, но вижу, что мешщает обозвать авангардом.
Мне кажется, что городской пейзаж прямо здорово ложится в эту технику - может быть потому, что я лично по городу хожу исключительно по делам, а гулять предпочитаю среди кустов и трав. Поэтому у меня в голове город примерно такой и есть - мелькающий широким мазком под ногами асфальт, смутное пятно красного светоформа на переходе, меняющая толщину линия бордюра где-то снизу-слева-справа…
А, ну еще у меня полдетства, всю юность и полмолодости было очень плохое зрение, и если поднять очки, то ты и безо всякой спешки и суеты увидишь примерно такой вот город, разве что без автографа в углу.
Так как художник мастер городского пейзажа, тут их будет много и будут личные впечатления, потому что про постимпрессионистские картины мало что можно сказать внятного.
В общем, Венеция это как есть вкусное мороженое под водой. С одной стороны - это целый город, в котором нет ни одной машины. Я как большой нелюбитель этих шумных вонючек, нахожусь под большим впечатлением от этого факта. С другой стороны - там вообще никого, кажется нет, кроме толп туристов и голубей, за исключением грустного мужика с красивыми усами, который мне делал лазанью.
А еще я видел здоровенную водную крысу. Короче, не зря съездил. Наверх на колокольню на Сан-Марко, я, кстати, не поднимался, сидел внизу и жрал бутерброды с европейской дешевой колбасой. Не особо-то и жалею, ровно как и про могилу Бродского, который шёл помирать на Васильевский остров, а лежит почему-то на венецианском острове, шутник.
Судя по эмоциональному названию, художник писал под большим впечатлением от собственных воспоминаний.
Ну, у всякого детство по-разному откликается, но тут я что-то совсем суровое вижу. Оловянные игрушки, прибитые к полу, волосатые руки няни, из мясного - морковные котлеты на маргарине.
В качестве весёлой развивающей игры - превращение петуха в суп.
Да и небо вон какое. Нерадостное.
Меня всегда восхищают люди, которые могут своих близких изобразить с каким-то совершенно дурацким выражением лица, но потом все этоdjn воспринимают с большим восторгом.
Это как если бы вас сфотографировали в момент доставания языком вишневой шкурки из-за коренного зуба, потом напечатали два-на-полтора и отправили висеть в галерею, чтобы все смотрели. Ммм!
Ну что же, вот тут пока что никаких черных кварталов нет, и рэп еще никто не пишет.
Да и вообще, выглядит всё примерно так, будто бы писали тут исключительно блюз на сигарбоксе. Какой-нибудь Блайнд Оак Дэвис, или Чабби Дэй Лоусон.
В общем, мрачняк, но с харизмой.
Совсем нехарактерное для Маневича полотно. Тут уже выбора нет - никаких постимпрессионизмов - чистый модерн.
Я к такому отношусь даже проще, чем к чистому импрессионизму. Ну что тут можно сказать окромя «великолепие потенции отрицания» и «о, деревья снова по осени похожи на вермишель сатаны».
А вот тут уже другое дело, каждый мазок - как отдельный кусочек холста, а картина - как ковёр из Байо, который постирали с недорогим индийским кондиционером. И вместе с тем очень интересный способ рисования неба.
В принципе, глядя на картины Маневича я его сильно подозревал в том, что он море будет рисовать примерно также как небо, но вот белой пеной в полукилометре от берега он меня прямо чуточку удивил.
Он как будто нарисовал гигантские, широкие, но плоские волны. Как если бы у нас моря были глубиной в метр.
Прикольно, но вот что там делает кактус - понятия не имею.
Кто поставил петуха в вазу?
Тут модернизм решил протереть здравый смысл насквозь, поэтому под белым небом проходят сине-сиреневые дорожки на фоне розовых кустов.
Я вот хоть убейте, не понимаю, что тут цепляет Эйнштейна, ну так я и формулу, где пространство и время - одно и то же, тоже не понимаю.
Может Эйнштейн на это дело смотрел как на визуализацию энтропии, тогда ладно.
Город по какой-то причине обнесен строительным забором (я на таком в десять лет баллончиком автомобильной краски написал DANGER ZONE и был собой ужасно горд), да и вообще выглядит как собрание каких-то нелепых гаражей. Но вот граней у них хватает, и композиция за счёт этого выглядит вполне цельной.
В общем, неплохо.