Часть 4
Часть 4
Схватки начались ночью. Захар сразу же вызвал Скорую, направились в роддом.
—Не бойся, Машенька, я буду рядом, - пообещал Захар жене.
— Не до тебя мне...- простонала в ответ Мария. —Домой езжай, помочь все равно не можешь. Слышишь? Нечего тебе здесь...
Захара не пустили дальше приемной. Просидев на скамье в коридоре всю ночь, он страшно переживал, нервничал, в точности так, как если бы его родной ребенок должен был вот-вот появиться на свет.
Мария рожала мучительно долго, тяжело. И тут не повезло ей, не торопилось дитя подлеца Аркадия на белый свет, не спешило освободить измученную мамку от бремени. Время растянулось, минуты превратились в часы. Маша ходила по длинному коридору, громко стонала, выла, рычала и плакала. Злилась.
—Да когда уже?! Когда все это кончится? – орала она, ни к кому конкретно не обращаясь, —да сделайте вы хоть что-нибудь! Не могу больше! Не могу-у-у! Люди вы, или нет?
—Хорош орать! Не ты первая, - грубо дернула ее за плечо дежурная медсестра.
Маша вдруг встрепенулась и вцепилась в ту мертвой хваткой. Взмокшая от пота, с ввалившимися, воспаленными глазами и прилипшими ко лбу мокрыми прядями, она походила на умалишенную:
—Избавь меня от него! Избавь сейчас же! Забери его !
– закричала она, изо всех сил тряся дородную, монументальную, много повидавшую сестру.
Лишь семнадцать часов спустя, начались, наконец, роды. Маша, к тому времени хотела лишь одного –
умереть. Ее проводили в родильный зал, помогли забраться на кресло. Роженица плохо понимала происходящее и почти ненавидела то маленькое, беспомощное существо, что раздирало ее нутро, упорно прокладывая себе путь в большой, неизведанный, таинственный и недружелюбный мир.
Озверевшая от боли, себя не помнящая, Маша не слушалась врачей, все рвалась куда-нибудь прочь, прочь от безумной боли, от этого бесконечного животного ужаса. Ее держали, материли, орали, угрожали наложить щипцы. Мария оставалась глуха, пришлось применить меры – женщину связали по рукам и ногам, намертво закрепив в родильном кресле. И, как результат, она, обездвиженная, здорово порвалась и внутри, и снаружи. Когда показали ребенка, не пожелала смотреть. Малыш был здоров, весьма упитан и громко, заливисто кричал, оповещая о своем появлении. Мария отвернулась и плотно закрыла глаза, из-под ресниц сочились слезы, крупные и прозрачные как утренняя роса.
Потом ее зашивали, а затем выставили на каталке в коридор, где она провела еще пару часов в полудреме, полу беспамятстве.
Он, новорожденный мальчик, ждал ее в палате, Машенька не слишком охотно, скорее любопытства ради, взяла его на руки и почти тотчас положила. Ребенок не вызвал теплых чувств, не пробудил дремавший инстинкт. Он украл ее красоту, любовь и возможное счастье. Посмотрев на младенца, она накрепко перевязала грудь заранее приготовленным эластичным бинтом, чтобы избежать кормления, и с тех пор мало прикасалась к малышу.
Ст временем Маня ненавидела его все больше, поскольку он полностью унаследовал черты своего отца, на свет появилась точная копия Аркадия Воронина – Арсений Захарович Кровиц. Мария видела это очень отчетливо еще в первые дни, несмотря на то, что вряд ли кто-либо другой в то время, сумел бы обнаружить сходство.
—А еще говорят, все младенцы похожи! Черта с два! Вот отродье, - прошипела Манечка, внимательно рассматривая сына, —чтоб тебя…
Арсений не плакал, лежал тихо, будто понимая, что ему не рады, и стараясь лишний раз не напоминать о себе.
Через три дня роженицу со свертком встречал благоверный. Мария не рассказала ему о том, что хотела отказаться от ребенка, что несмотря ни на что желала избавиться от него.
В отчаянии, она уговорила сестер позволить ей сделать звонок в Белоруссию. Услышав мамин голос, заговорила лихорадочно, сама себя перебивая:
—Я его не хочу… понимаешь, мама? Я совсем не люблю его. Совсем! Ты понимаешь? Понимаешь?
—Машенька, успокойся. Послушай, - зазвучал в трубке спокойный голос Браниславы, —ты женщина, мама. Ты мама, доченька. Слышишь? Ты не простишь себя никогда. Не делай глупости.
—Не могу! Я не могу! – заверещала, завыла Мария и перехватила неодобрительный взгляд одной из сестричек.
—Доченька, не принимай опрометчивых решений. У тебя Захар есть, он любит, будет семья, все перемелется.
—Нет, нет, нет, - снова и снова повторяла Маша, — Я хочу чтобы его не было, я хочу чтобы он умер!
Браниславе все же удалось уговорить дочь забрать мальчика из роддома.
"Он родился, чтобы мучить меня всю оставшуюся жизнь, чтобы рвать на части самим своим видом", - с неприязнью глядя на сына, думала Машенька.
Она не стала рассказывать Захару и о долгих беседах с главврачом, о слезах своих и истериках. Вышла на крыльцо, сияя улыбкой, вступая в новую жизнь, как и подобает молодой маме. Захар принял на руки теплый комок, заулыбался и счастливо вздохнул. Они были очень молоды, полны надежд и уверенности в том, что впереди ЖИЗНЬ.
Прошли годы, Арсению минуло шесть, он готовился к школе. Стараясь угодить матери, из кожи лез вон. Не обладая особенными талантами, не будучи сверх одаренным, Арсюша, тем не менее, числился среди лучших. Ребенок знал, что нелюбим, чувствовал это всем своим трепетным детским сердцем с самого первого дня. Мальчуган не понимал причины, и старался завоевать любовь всеми правдами и неправдами. Надеялся, что его успехи помогут заслужить похвалу и признание. К несчастью, Захар тоже не сумел полюбить мальчика, чем усугубил положение Арсения. Нет, он никогда не обижал его, не бил, но и не играл с ним, не читал ему на ночь, не учил играть в футбол в парке по выходным, да просто не говорил по душам. Захару казалось, что достаточно любить женщину, а ребенок станет гармоничным продолжением, дополнением к любимой – в реальности все получилось иначе.
Мальчик не то, чтобы раздражал, но Захар часто ловил себя на мысли «лучше бы он умер при родах». Редкий красавец Арсений рос тихим, забитым, невероятно стеснительным. С самого нежного возраста Сеня ощущал - с ним что-то не так. Что? Ребенок не понимал, никто ничего не говорил, но Арсений остро чувствовал себя изгоем в собственной семье. Тем более его удивляло то, как приветливо, с удовольствием общались с ним ДРУГИЕ. Сеня недоумевал, отчего к нему тянутся, хотят быть ближе все окружающие, кроме родителей? Что за странная загадка? Какой секрет стоит за этим?
Мария, у которой все вроде сложилось совсем неплохо, начала, между тем, выпивать потихоньку. Нет, она не напивалась до полусмерти, но почти все время находилась "под мухой".
—А что? Могу себе позволить! – вульгарно смеялась она, оглушительно хлопая ладонью по столу. Оставаясь наедине с сыном, Мария часто говорила ему, что он ВИНОВАТ.
—Ты понимаешь? – усевшись за стол и открывая бутылку вина, декламировала она, —если бы не ты, все могло бы пойти по-другому.
Не поднимая глаз, маленький Арсюша аккуратно ел суп, поставленный перед ним матерью.
—Ты слышал меня? – строго спросила Мария.
—Слышал, - глядя в тарелку, тихо ответил ребенок.
—Запомни, Арсений, - пригубив вино, заявила Мария, —навсегда запомни, ты сломал маме жизнь.
Тем же вечером Арсюша позвонил бабушке и, прикрывая ладошкой трубку, в полголоса спросил:
—Ба, а что значит "сломал жизнь"? Разве можно ее сломать?! Это же не машинка, не кукла, никакая не игрушка…
—Арсюшенька, детка, не бери в голову. Глупости это, - тяжело вздохнув, ответила бабушка. — Ты мамку-то прости, зла не держи. Глупая она у нас и слабая.
—Слабая... - эхом отозвался Арсений и в точности как бабушка вздохнул.
Надежда Ровицкая