Надо бы разобраться, откуда этот "раб" у Бога взялся.
Дело в том, что в др.-русск. робя – это 'ребёнок', мн. робята, а робъ – это 'раб'. Слова явно родственны, но какова смысловая связь между ними? Есть ли у одного из них приоритет по отношению к другому? Писали, что раб и ребёнок – оба подневольны, то есть акцент обычно делается на зависимости раба/ребёнка от более сильных в этом мире.
Однако слово со значением 'ребёнок' имеет значительно большую древность, нежели слово со значением 'раб', поскольку рабовладение возникло много позже, чем потребность в обобщённом наименовании не взрослых людей, независимо от пола. Это предположение подтверждается родственными: гот. arbi 'наследство', arbja м. 'наследник', ирл. orbe 'наследство', др.-инд. árbhas 'маленький, мальчик'; далее – англ. orphan 'сирота', которое от др.-греч. ὀρφᾰνός 'сирота', – где видно смещение смысла в сторону дитяти, потерявшего родителей, - отсюда и 'наследство', и 'сирота' – но среди которых нет ни одного со значением подневольности, каковая характеризует сегодняшнего раба.
Но ведь есть ещё и работа, у которой в родственниках гот. arbaiÞs 'нужда', д.-в.-н. аr(а)bеit ж. 'работа, тягота, нужда'. Эти слова принято производить из некоторого прототипа с неопределённым значением: не то 'раб', не то 'ребёнок' (см. статью "работа" у Фасмера, например). По некоторому размышлению, нужда и работа – это частый удел древних детей, оставшихся без родителей, сирот, эти значения как раз и присутствуют среди древних аналогов.
Иными словами, др.-рус. робота пошла от эксплуатации робя-сирот, а не наоборот.
У этого вывода есть и историко-экономическая основа. Сироты оказались полезным элементом общества при переходе к производящему хозяйству, они были способны оказывать посильную помощь, там, где не хватало уже рук. В отличие от прокорма охотой, когда слабые и неопытные сироты были, в первую очередь, обузой и лишними ртами.
Думаю, что благодаря уже опробованной экономической модели, включившей сирот в общественное производство, впоследствии возникло и рабовладение, поскольку стало выгоднее кормить и пленных, не убивая их, а заставляя их работать. Ведь при производящем хозяйстве оказалось, что каждый своим трудом мог прокормить нескольких, а не только самого себя! Вот тут-то и возникло современное значение 'раб', перенесённое с сирот на взрослых невольников.
Есть ещё и робеть, которое тоже в нашу пользу. Рабы не робеют, они БОЯтся поБОЕВ. Робеют дети, когда не чувствуют защиты. И воРОБьи робеют, которые ну никак не рабы (а укр. горобець явно говорит, что воробей – не от вора бей, а от оробеть с добавлением так называемых протетических согласных – рус. в- и укр. г-, как и в паре вострый – гострий).
Наконец, чтобы избежать накопления ошибок в цепочке переводов, обратимся к оригиналу. Что говорится о первых людях в Бытие 6 : 2 в оригинале?
Оригинал: "...וַיִּרְאוּ בְנֵי־הָאֱלֹהִים אֶת־בְּנוֹת הָאָדָם, כִּי טֹבֹת". Здесь др.-евр. בְּנֵי – 'сыны'.
Русский перевод: "тогда сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жены, какую кто избрал."
Видим, что и в др.-евр. оригинале – никаких рабов.
То есть, приходим к выводу, что, изначально, РАБ Божий – это не невольник или работник Божий, а СЫН Отца Небесного, что особенно важно в случае потери родителей. Согласитесь, что такое толкование ещё и восстанавливает симметрию отношений между Отцом и его детьми-людьми, которая явно теряется в паре "Отец – невольник/работник".
Сюда же – из Первого соборного послания апостола Иоанна, 3:
"Подумайте, какую великую любовь Отец проявил к нам, позволив нам называться детьми Божьими! И мы в самом деле таковы. Потому мир и не признаёт нас, что не признаёт его. Друзья любимые! Сейчас мы дети (в греч. оригинале – τέκνα 'дети (любого пола)', которому родственно более позднее др.-англ. þegen 'слуга' с тем же дрейфом значения: 'ребёнок' > 'слуга'!) Божьи, и пока не известно ещё, кем мы будем в будущем."
И во всех своих молитвах подвижники называют не народ, а СЕБЯ "слугами, рабами Господа" (в греч. текстах – др.-греч. δοῦλος 'раб, невольник' (термин Павла), которое выводят из семитских: поздневавилонск. dajjālu, арамейск. dayyālā 'слуга, служитель'.). А там, где имеет место обращение к народу или описание народа, люди – это 'сыны, дети' (др.-евр. בְּנֵי, b'né, др.-греч. τέκνα).
Так что человек – не "раб Божий", а "робя Божий". А где, как, когда и почему произошёл в русских текстах дрейф смысла, про то мне неведомо.