Патти Смит прославилась как певица и крестная мать панк-рока, но скорее ее можно назвать поющим поэтом. Как Дилана, Коэна, Джони Митчелл. По примеру бардов она поняла, что донести до публики свои тексты проще, если их не читать, а петь. Музыкальные способности у нее были, а накрывшая ее поколение рок-н-рольная волна определила стиль. Приехав в конце шестидесятых в Нью-Йорк, она угодила в самое логово битников – отель «Челси». Там тусовались Керуак, Берроуз, Гинзберг и другие представители интеллектуального бунта, под влияние которых она сразу же попала.
Когда битничество частично трансформировалось в движение хиппи, появились новые герои – Хендрикс, Моррисон, Нико, Джерри Гарсия из Grateful Dead, и все они тоже тусовались в «Челси». Патти медитировала с Грейс Слик, закидывалась с Китом Ричардсом, упивалась ликером Southern Comfort с Дженис Джоплин и проникалась идеями свободной любви и власти цветов.
Но и философия хиппи пошла на спад, появилась молодая шпана, готовая стереть все с лица земли – панки. Патти Смит корешилась с парнями из New York Dolls и быстро поняла, что панк-рок – это ее стихия. Она сказала свое слово альбомами Horses и двумя последующими, заложив основы панковской контркультуры. Она уходила из музыки, возвращалась, ударялась в левацкие настроения, падала со сцены, поддерживала зеленых. В 2016 году Боб Дилан доверил ей съездить в Стокгольм за его Нобелевской премией – сам поехать не мог, и на церемонии она не ударила в грязь лицом, хотя и забыла слова песни A Hard Rain's a-Gonna Fall.
Пожалуй, главное качество Патти Смит – она всегда настоящая. Что бы она ни делала – декламировала свои стихи, пела, рисовала, фотографировала, писала книги, боролась с реакцией – все было органично и без фальши.
Утром 3 сентября 2005 года Патти Смит прибыла в Москву. Концерт был назначен в клубе «Б2», саундчек в шесть вечера, полдня у нее были свободны. Продюсер Александр Чепарухин, организатор приезда певицы, поинтересовался, что в Москве она хотела бы посмотреть. Оказалось – ни Красная площадь, ни Третьяковка, ни дом Наркомфина ей не интересны, а побывать она хочет в Музее Толстого.
Ответ удивил продюсера, но не очень: он знал, что Патти – девушка продвинутая. В назначенный час мать панк-рока доставили на улицу Льва Толстого к усадьбе, в которой писатель прожил почти двадцать лет. Патти Смит была с распущенными волосами, в свободном, сильно бэушном пиджаке поверх футболки, потертых джинсах и замшевых сапогах. На левом лацкане была маленькая эмблема – знак командора ордена искусств и литературы, врученный министром культуры Франции в июле того же года; на правом лацкане была прищепка с надписью, прочитать которую никому не удалось.
С Патти был гитарист, композитор и аранжировщик Ленни Кей, работавший с певицей с 1971 года, в том числе над альбомом Horses. Он, между прочим, имеет российские корни, его настоящая фамилия – Кусиков. Как тут не вспомнить Маяковского, сказавшего об известном поэте, однофамильце гитариста:
«Много есть на свете больших вкусов и маленьких вкусиков;
Кому нравлюсь я, а кому Кусиков».
Провести для Патти Смит небольшую экскурсию по музею согласился писатель Алексей Поликовский, прекрасно знающий жизнь и творчество Толстого. Довелось и мне присутствовать на этом слегка сюрреалистическом событии – в качестве переводчика и частично фотографа.
И вот в дом классика заходит туса: Патти Смит, Ленни Кей, Чепарухин, промоутер Ольга Мукачевская, Поликовский и ваш покорный слуга. Смотрительницы музея явно не ожидали такого захода. Группа хиппового вида людей, которые никак не гармонировали с основным контингентом, т. е. старушками, вызвала нешуточную обеспокоенность у блюстительниц музейного порядка, особенно у старшей смотрительницы, имеющей звание заслуженного работника культуры (сокращенно – засрак).
– Вернитесь! Начало осмотра в другую сторону! – раздался командный крик.
Все двинулись в указанном направлении. Смотрительницы смотрели на группу во все глаза. Патти Смит высказала пожелание посмотреть стол, за которым Толстой писал свои произведения. Поднялись на второй этаж в кабинет. Певица трепетно осмотрела письменный стол, стул, другую мебель и предметы обихода, фотографируя это на винтажный поляроид. Поликовский попутно рассказывал ей об этих предметах и их роли в жизни писателя.
Особый интерес Патти вызвал велосипед, на котором граф научился ездить в возрасте 67 лет и гонял на нем по всем Хамовникам. Она тщательно осматривала его со всех сторон, фотографировала, пристально изучала, приближаясь все ближе и ближе.
– Заходить за шнурок нельзя! – скомандовала засрак.
А Патти и не заходила – она медленно подползала на четвереньках под шнурок, чтобы оказаться рядом с велосипедом. Ознакомившись с бытом русского классика, она какое-то время постояла молча, потом произнесла как мысль вслух, что Толстой – величайший писатель, и направилась к выходу. Когда все вышли, Алексей Поликовский рассказал певице еще кое-что:
– Лев Николаевич был человеком тяжелого нрава. Часто, будучи в плохом настроении, он поколачивал свою супругу Софью Андреевну. Иногда она спасалась от него бегством – выскакивала на улицу и бежала вон туда, в сторону Пироговки, а он гнался за ней и продолжал отвешивать тумаки. Соседи, привыкшие к такой картине, лишь вяло выглядывали в окна – мол, опять граф разбушевался.
На Патти Смит эта история неожиданно произвела сильное впечатление, она растерянно спросила:
– Зачем же он это делал?
– Понимаете, Патти, такое встречается, и у творческих личностей тоже. Люди не могут себя контролировать, иногда так проявляется энергия разрушения, сидящая в них, – ответил Поликовский.
«Такие очевидные вещи приходится объяснять матери панк-рока», – подумал я.
В машину Патти Смит садилась в глубокой задумчивости.