Кто-то махал ей с крыши товарняка пилоткой. Она уже не различали лиц: состав быстро удалялся. Подумалось только: «Мальчишки. Зачем на крышу-то?» Тут же осуждающую мысль перебила другая: «Или положено? Наблюдать за воздухом».
Воздух дрожал, не успев за короткую ночь остыть от вчерашнего зноя. А они успели все: вскочить с коек, собрать своё хозяйство, прибыть пешим порядком на станцию, погрузиться. И вот...
Надежда Петровна оглянулась и с ошеломляющей ясностью ощутила пустоту: на весь длинный перрон она одна-одинёшенька. И тут она дала волю слезам. Жена начальника политотдела училища и сама преподаватель языка, она должна была крепиться при них, даже улыбаться в ответ на их улыбки и на горячие заверения «Мы вернёмся, товарищ преподаватель!» столь же убеждённо кивать: «Обязательно, обязательно вернётесь!» Ещё они кричали: «Мы будем нам писать!» И она обещала обязательно отвечать.
Она знала: у многих родные в оккупации. А если у кого есть тут девушка, так нет в курсантском кармане заветного адреса, не запасли впрок. Но кто упрекнёт юность в беспечности. Накануне и седой полковой комиссар Горюнов не подозревал, что уже ближайший рассвет Грозненское пехотное училище встретит на колёсах.
Накануне Надежда Петровна влетела к нему с известием: в Грозном находится фронтовая бригада артистов, надо воспользоваться, пригласить. Сергей Иванович вздохнул: она же знает, время на учёбу уплотнено до предела. Вот будет выпускной, тогда и концерт к месту.
Однако она не уходила.
— Серёжа, ты уверен, что им дадут доучиться?
Что-то тревожно было сегодня на сердце.
Сергей Иванович снял очки и смотрел на неё, как на маленькую:
— Чудачка. Ну кто сорвёт курсанта за три недели до выпуска?!
Другое его беспокоит. Выпуск близок, а интенданты всё ещё не достали лейтенантские кубики. Это же не горстка нужна — добрый ящик!
На концерт она всё же уговорила своего полкового комиссара. И не пожалела. Курсантам очень польстило, что их, как передний край, обслуживает настоящая фронтовая бригада. А тут ещё красивая артистка тянула к ним руки, словно дарила путь, о котором читала:
Заветная ляжет дорога
На юг и на север — вперёд!
Тревога, тревога, тревога!
Россия курсантов зовёт.
...Россия позвала их через два часа. Не привинтив лейтенантских кубиков. Не дав сбегать за адресом к домику с акацией. И даже свернуть последнюю на училищном дворе цигарку.
Надежда Петровна вернулась к Андрюшиной кроватке и на его плач показала на чёрный круг радио, уговаривая: «Т-сс, сейчас скажут про папу». Но утреннее сообщение Совинформбюро ничего не прояснило. Оставалось догадываться: где-то гитлеровцы прорвали фронт и нет заслона на их пути.
Так уже было в сорок первом под Москвой. На занятиях в училище полковой комиссар Горюнов не раз приводил им в пример доблесть тульских, подольских, московских курсантов, брошенных навстречу танкам Гудериана и пехоте фон Клюге. Задача у курсантов была коротка как выстрел: «Остановить!» И если враг всё же где-то шёл дальше, то лишь потому, что мёртвые уже не могут стрелять и оторванной рукой нельзя метнуть гранату.
Надежде Петровне, слушавшей эти рассказы, теперь было вдвойне тревожно. Перед глазами стояла и картина стремительных проводов: уезжали они с учебными винтовками.
И — о радость! — открытка. Строки для Андрюши: «Как твоё здоровье, сынок? Какие новые слова ты стал говорить?.. Я усвоил твою привычку крякать после хорошего чая. Скучаю я по тебе, мой любимый сыночек. Пусть мама бережёт тебя, Андрюша, у нас мама хорошая, я её очень люблю...» А о том, что с ним и училищем, всего полстрочки: «Готовимся к делам». И на месте, где пишут адрес, всего два слова: «Сообщу позднее». Сколько ждала она это «позднее»?
...Комиссар Горюнов никогда не поддакивал тем, кто наши неудачи на фронте связывал с недооценкой опасности в предвоенную пору. Человек, давно связанный с военными училищами, он видел, с какой интенсивностью шла в них подготовка командных кадров. Он не мог только сказать вслух то, о чём сегодня открыто свидетельствует том военной энциклопедии: к 1938 году мы имели 75 училищ, а не прошло двух лет, как их стало 152.
Представляю, как в сорок втором звучали для уха названия училищ: Винницкое, Житомирское, Орловское, когда Винница, Житомир, Орёл были в лапах врага. Училища успели вывезти, а названая их не стали менять, чтобы ни на минуту не закралась мысль, что мы смирились с потерей своих городов. Напротив, курсантам напоминали: вам отбивать свой Орёл, свою Винницу в роли взводного, ротного, а кто-то, может, и батальон поднимет у ворот родного города. Они ждали этого часа. Только их час оказался куда короче. Безусых бойцов из Грозненского училища. И пяти других того же северокавказского гнезда — Краснодарского, 1-го и 3-го Орджоникидзевского, Винницкого, Житомирского.
...Для Надежды Петровны Горюновой все оборвалось тогда на перроне. А на другом от неё краю Москвы живёт сейчас человек, который ещё в сорок первом был с курсантами в бою под Ростовом. Он давно уже генерал, и многие послевоенные командиры знают его по лекциям в академии Генштаба. Но в письмах, что копятся в голубой папке генерала Овсянникова, он остаётся курсантским комбатом. Пишут ему бывшие «житомирцы». С той поры, как однажды увидели генерала на телеэкране. И нет там листка без вопроса: «А помните, Александр Данилович?» И пошла география, известная лишь посвящённым: Абганерово, Тебектенерово, Нижне-Чирская, разъезд 74-й километр.
«Где-то за Абганерово довооружились в степи. Потом ночные марши за Дон».
«Стояло страшная жара. С рассвета до потёмок над нами висела вражеская авиация».
«Были только малые сапёрные лопаты. Земля, что кремень. Семь потов сошло, пока вырыли ячейки».
«Помните?» Спрашивают В. Ушаков из северного Каргопольского района, И. Шлыков из южного Херсонского. А. Чмелев из Кировограда...
Помните?
«Командир нашего пулемётного отделения Василий Похвалин предложил мне составить список нашего отделения и записать домашние адреса всех. А я спросил: «Зачем адреса?»
Москвич Николай Алексеевич Козлов усмехается сегодня наивности собственного вопроса. Юность, полная жизни, не хотела думать, что свинец так безжалостен. Он сразит не только многих курсантов. Он отыщет и грудь начальника училища полковника Гусева. Уцелевшие уже путают в письмах имя-отчество полковника — Иван Николаевич, но все отлично помнят училищное прозвище этого старого боевого командира — «наш Суворов».
До смертельного ранения полковник успел познакомить их с распоряжением, в котором говорилось:
«1. Противник напрягает усилия прорвать фронт в направлении Верхне-Чирская с задачей выйти на р. Дон...
3. Сводная курсантская группа имеет задачу не допустить прорыва противника к ж. д. мосту на р. Дон.»
А у противника самолёты, танки, орудия, автоматы — словом всё, чем наступающий пробивает дорогу к цели. А у тебя... На отделение приходится связка гранат, всего одна. «Помните?»
Помнит генерал Овсянников. Только личную память хочется проверить документами. Хотя он знает: бумаг о курсантах на фонте очень мало, у них не было штабов, да и вся раскалённая обстановка не располагала к писаниям. И всё же в архиве Александр Данилович отыскал донесение родного училища от 17.07.42 г. Карандашная запись сообщала: «Училище обеспечено: винтовки — 39 проц., автоматы — 12 проц...»
Но, несмотря ни на что, держали мост.
Вспоминает курсант Ф. Лавренчук из Пермской области:
«Вслед за воздушной атакой начался артобстрел. Фашистские танки устремились к нашему краю... Дым, пыль, крики раненых — всё смешалось».
Курсант И. Шлыков:
«От ведения огня стволы наших миномётов были красными. Высотку правее занимали курсанты Краснодарского училища. Сколько они приняли на себя огня артиллерии, танков, авиации — сойти с ума».
Комиссар батальона В. Белюскин с берегов Днепра:
«Противнику так и не удалось прорваться к мосту, он вынужден был готовить переправу через Дон ниже».
Рядом с курсантами разворачивалась 64-я армия. Её командующий М. Шумилин дал указание своим командирам: «Поддерживайте курсантов всем, чем можно». Но и сами курсантские полки были надёжной опорой армии, особенно в критические дни, когда дивизии Шумилова вступали в бой, что называется, с колёс.
Столкнувшись с ожесточённейшим сопротивлением войск Сталинградского фронта, противник повернул сюда с кавказского направления армию Гота. Наступавшие захватили разъезд 74-й километр между станциями Абганерово и Тингута. Мало было остановить их. Надо было вернуть важный разъезд.
Ночной марш — и курсанты здесь. «Помните, товарищ комбат?»
Ты лежишь в выжженной степи, а на насыпи стоят их танки. И не известно, сколько их за насыпью. Правда, тебе обещана поддержка наших танков и штурмовиков.
Взвились ракеты, рассыпались цепью курсанты, и командирское «За мной!» повело их вперёд. Наступление на наступающих. Только авиация что-то мешкала. И танки за спиной всё не показывались. А те, с насыпи, облив огнём крупнокалиберных пулемётов, двинулись на поредевшие цели.
Не потому ли, что по всем законам войны должен был наступить конец, а законы опровергались, в письмах мелькает слово «чудо». «Помните, Александр Данилович?»
«Казалось, уже никакой силой не оторвать от земли наши залёгшие цепи. И тут появился всадник на белом коме. То был ст. лейтенант Гайнуллин. И мы поднялись».
«Откуда они взялись, наши «сорокапятки»? До сих пор не знаю. Но они там лихо развернулись и в упор стали расстреливать эти чудовища-танки».
На другой день в бой за 74-й километр пошли танки и стрелковые полки Шумилова. В первых рядах наступали с ними курсанты. Захватчиков не только выбили с разъезда, но и отбросили дальше. И тут они увидели: земля за насыпью вся в свежих буграх вражьих могил. «Вон, мы тоже намололи», — кивнул один другому. Потом они сами рыли ямы. Рядом с подбитым танком похоронили смельчака, что был на белом коне, — Нуруллу Гайнуллина. Не было уже среди них и сержанта Васи Похвалина, который велел тогда записать домашние адреса.
Бой за разъезд памятен ещё и тем, что за него танкисты Николай Андреев и Сергей Павлов получили звание Героя Советского Союза. Это были одни из первых Золотых Звёзд и 64-й армии. А среди представленных к высоким наградам прозвучало немало курсантских имён.
А была ещё калмыцкая деревушка Тебектенерово с речкой Мышкова. Разысканная в архивах генералом Овсянниковым другая бумага составлена как раз после боев там:
«Житомирское уч-ще (курс. полк) на 30.8.42.
Людей — 148. Винтовок — 21. РП—1».
Полк с одним ручным пулемётом.
Не осталось бы, может, и того. Но когда положение стало совсем аховым, с бугров за спиной курсантов высыпали части 126-й стрелковой, дальневосточной, дивизии полковника В. Е. Сорокина. В общей цепи курсанты и дальневосточники смяли наседавшего врага. И тогда началась та перекличка, на которой недосчитались многих.
Надо ли удивляться признанию, которым обменялись нашедшие друг друга через сорок лет комбат Овсянников и живущий в Каневе комиссар его батальона Василий Васильевич Белюскин. «А я-то думал, что вас тогда...» «А я полагал, что ты в том бою...»
Нет, в том бою раненого комиссара вынесли. Уже находясь в госпитале в Саратове, встретил он баржу, на которой плыло вверх по Волге Житомирское училище. Плыло, чтобы теперь уже в другом месте возобновить подготовку лейтенантов для фронта. Белюскин считал людей в барже, сбивался от волнения, пока его спутник не оценил намётанным глазом: «От силы — полсотни». Единственно узнал старший политрук среди плывущих отважного комиссара 3-го батальона Георгия Николаевича Якушина.
А комбат Овсянников остался среди защитников Сталинграда. Командарм Шумилов назначил его сразу начальником штаба дивизии. «Не потому, что больше некого поставить. Отчаянно воевал комбат. И грамотно».
Уже после войны Михаил Степанович Шумилов вернулся к оценке действий курсантских полков. Он писал:
«Конечно, тяжко было воевать курсантам... Но никто не роптал, не жаловался на судьбу. Всё сносили! Их можно было обвинить в чём угодно: и в излишней самоуверенности, и в недооценке противника, в безудержной удали — в чём угодно, только не в трусости... Бесстрашный был народ!»
Они были из первого поколения, родившегося после Октября. Они росли под кумачовыми лозунгами, гордо носили рядышком значки «КИМ» и «Ворошиловский стрелок», задорно пели: «Шагай вперёд, комсомольское племя...» Вперёд — к ней, сияющей вершине... А пришлось, вперёд — на огонь танков. Полковой комиссар Горюнов назвал это в открытие — «готовимся к делам».
Десять, двадцать, тридцать лет не знала Надежда Петровна о судьбе мужа. Помогли следопыты. И вот она в степной деревне Карповка, и колхозница Матрёна Борисовна Шаповалова рассказывает ей: «Шибко над ним грузин один убивался». «Мецхулава, инструктор политотдела!» — охнула Надежда Петровна. «Да, один твой сивый был, — продолжала колхозница. — А вкруг такие младенькие, уж такие младенькие».
Овсянникова на встрече как-то спросили: «А целесообразно ли было вот так распорядиться почти готовыми лейтенантами?»
Генерал ответил не сразу:
— Я не слышал от них слова — целесообразно. Знаю: «надо» они умели понимать с полуслова. Надо было спасать Родину. И они не стали ощупывать петлицы: есть ли там кубики? Тут считают патроны.
Они и сегодня в письмах генералу сетуют: «Эх, если бы тогда не кончились патроны!»
«Помните?»
Помнит. Тогда в разбитых ботинках они пошли в штыковую.
Виктор БЕЛОУСОВ (1985)