Найти в Дзене
Лана Лёсина | Рассказы

Тимофей дал ему новую фамилию. Как у Михаила. При нужде, глядишь, и уговорят принять Шурку на место пропавшего брата

"Таёжными тропами" 49 Кузьма чувствовал одиночество. Так, что хотелось выть. Он загружал себя с утра до ночи работой, уставал, не знал, куда деть ноющие болью, руки, плохо спал и … скучал. Скучал по внучкам, этим сладким румяным булочкам, которые уже начали лепетать и любили посидеть на коленках у деда. Ему не хватало Насти, которая своим присутствием приводила всё вокруг себя в движение. Даже о Шурке, и то вспоминал каждый день. Сейчас, издалека, он понимал, что парень он хороший, никогда не обидит дочку, а Соню и Феню любит всей душой. Кузьма каялся, что часто был не доволен, ругался, и не ценил то, что имел. Кузьма в один день бросил все свои дела и пошел на деревенский погост к Фене. Рассказывал жене, как ему тоскливо, а тишина гонит из дома и пугает своим присутствием. В голове было даже мелькнула мысль сходить в деревню к колхозникам. Но он знал, что люди в летний день все заняты, а становиться самому колхозником, чтобы быть с народом, он категорически не хотел. Кузьма уговарив

"Таёжными тропами" 49

Кузьма чувствовал одиночество. Так, что хотелось выть. Он загружал себя с утра до ночи работой, уставал, не знал, куда деть ноющие болью, руки, плохо спал и … скучал. Скучал по внучкам, этим сладким румяным булочкам, которые уже начали лепетать и любили посидеть на коленках у деда. Ему не хватало Насти, которая своим присутствием приводила всё вокруг себя в движение. Даже о Шурке, и то вспоминал каждый день. Сейчас, издалека, он понимал, что парень он хороший, никогда не обидит дочку, а Соню и Феню любит всей душой. Кузьма каялся, что часто был не доволен, ругался, и не ценил то, что имел.

Кузьма в один день бросил все свои дела и пошел на деревенский погост к Фене. Рассказывал жене, как ему тоскливо, а тишина гонит из дома и пугает своим присутствием.

В голове было даже мелькнула мысль сходить в деревню к колхозникам. Но он знал, что люди в летний день все заняты, а становиться самому колхозником, чтобы быть с народом, он категорически не хотел.

Кузьма уговаривал себя, что надо привыкать к новому укладу, не век же горевать о своем одиночестве. Он очень удивился, когда однажды увидел у лесного дома Кирьяна. Тот шел к нему, не прячась и не стесняясь, когда Кузьма вышел накормить кур.

- Дядька Кузьма, - окликнул его Кирьян.

- Зачем явился. Или звал тебя кто? – недовольно проговорил хозяин и позвал собак. Те сразу явились, крутили хвостами, завидев хозяина. На чужого человека не реагировали. «Значит, он уже для них не чужой. Прикормил, паршивец», - подумал Кирьян.

- Не ругайся, дядька Кирьян. Прости меня, дурака, за тот раз. Не хотел тебя палить, сам не знаю, что на меня нашло. Скажи, где Настя?

- Зачем она тебе? Долго будешь по лесам бегать за чужим счастьем? Слышал я, женился ты, Зинка твоя дите ждет. Что же тебе, сучье племя, не живется спокойно?

- Дядька Кузьма, скажи только, где Настя? Думаю о ней постоянно, мысли эти житья мне не дают. Тятька меня обженил, меня не спросил.

- А чего тебя спрашивать, если у тебя голова дурная? Коли жена есть, вот и живи, а сюда дорогу забудь.

- Не могу я. Настю хочу видеть, хоть издали.

- Нет её. Замуж она вышла, за городского. Уехала вместе с ним. Не ищи ее, не найдешь. Не любит она тебя, другой у неё. Будь мужиком. Живи своей семьей, - Кузьма произносил слова так, будто каждое отрезал, бросал тяжелым кирпичем, попадал в цель. Тот принимал удары молча, но, видимо, были они такой силы, что Кирьян не выдержал.

- Врешь всё! – закричал он.

- А ну пошел отсюда. Еще раз замечу, опозорю на всю деревню, и тятьку твово, Анатолия, уже не пожалею! – в ярости отозвался Кузьма. Схватил попавшиеся под руку вилы, замахнулся. Кирьян бросился бежать.

Кузьма бросил вилы, сел на траву. Дышал тяжело, шумно. Потом в душе Кирьку даже пожалел: мается парень, придумал себе любовь.

Кузьма долго не мог успокоиться. Решил идти в город, вести Настасье корову. Чего им там голодным сидеть – то?

Привязал животину к телеге, отправились по раннему утру в путь. Зашел к Тимофею, предупредил, попросил, чтобы Сёмка с Машкой за домом немного приглядели.

На место явился почти ночью. Настю с Шуркой испугал, в такое время его никто не ждал.

- Да Ночка чуть шла, сколь раз на дороге ложилась, тяжело ей дался этот переход, - объяснял Кузьма.

Соня с Феней, утром обнаружив деда, громко радовались. Кузьма от этого счастья аж прослезился. Шура ушел на работу, Настя рассказывала о новой жизни. Главное, к Шуре никто не придирался, справку не спрашивал. Тимофей там, на лесопереработке, дал ему фамилию «Потапов», такую, что была у Михаила, того, с кем свела судьба Настю и Кузьму, и который помогал с выбором дома. Михаил еще тогда сказал, что в семье их, братьев, много. А один – пропал. Если вдруг понадобиться, может, сговорятся, чтобы Шурку в родственники приняли, на место пропавшего брата.

- Значит, вы теперь Потаповы? – уточнил Кузьма.

- Да. И девчонок на эту фамилию уже записали.

- Как это? Как сумели?

- А Шура сходил в совет, сказал, что у него дочки родились. Их и записали с его слов. Узнали только, где живет, да работает. Просто у напарника Шуры, у Кости, мальчонка родился. Тот хвалился сыном, а Шура сказал про дочек. Костя подумал, что девчонки только сейчас родились, и позвал его вместе идти записывать. Вот и пошли. Только вышло, что Соня с Феней на бумаге почти на год младше. Ну да ладно. Главное, что записали. Иван Иванович, начальник Шурин, сказал, что оплату можно лесом получить. Он хорошо к Шурке относится, дядька Тимофей постарался.

- Вот так новости. Вот так удивили. А мы сколь время переживали, сна лишились. Всё гадали, что да как. А тут Господь помог, - Кузьма не мог скрыть радости, крестился, шептал слова благодарности.

-2

- Теперь, слава Богу, всё у вас хорошо будет. А корову то есть где пасти?

- Есть стадо, только далеко до него водить придется. Тут ведь город. К тому же, Ночка наша обезножила, не встает, видать, вчера устала, - огорошила Настя. Кузьма пошел глядеть на животину, гладил, жалел. Пошел с косой за травой. Принес зеленого корма.

- Ничего, поднимется, - заключил к вечеру, когда корова стала шустрее.

Следующая часть.