1878 год
«Миусский округ. Неприглядная жизнь по станицам и хуторам, но еще хуже жизнь по слободам и поселкам Миусского округа. Человеку, привыкшему хоть к маленьким удобствам в городе, жутко становиться, когда ему приходится ночевать и дело делать в этой невылазной грязи, среди навоза, на который перед вашим носом ставят кружку, а после из нее же дадут вам напиться, где вас буквально облепят мириады насекомых, от которых спасения нет. Есть нечего, вода скверная, прилечь не на чем; кругом нужда и бедность, жалобы на житие-бытие. Со всем эти нужно мириться, все выслушать. Единственное спасение – убираться ото всего поскорее. Но в этих местах есть нечто очень хорошее – это сады и леса Миусского округа. Что поселок, то барский дом и сад. В садах заливаются теперь (в мае) соловьи; кукушки поют свои заунывные песни; на полях разнообразные птички дополняют приятное впечатление. Везде видны жизнь и деятельность. Мужчины на полях пашут и боронят, дети погоняют волов или просто гуляют на полях, а то возятся в камышах, вбирая молоденькие камышинки себе для лакомства; женщины круглый день танцуют над кизяками, выделывая их в день от 100 до 200 по 10 копеек в день. Последнего рода работу я видел везде в слободах Миусского округа. Женщины положительно весь день копаются в навозе. Куда как неприглядно. На чем спят эти люди? Что они едят? И за всем тем круглый день или целые сутки в работе. Пришел праздник, и кабаки полны. Нужно заметить, что лучший дом в слободе или поселке – кабак или дом торговца. Есть дома торговцев просто отличные, например, в Алексеевке и др. И что странно особенно показалось мне: в понедельник на Фоминой неделе в Матвеевом Кургане около кабака и в кабаке, конечно, было много народа; в школе сельской было всего четыре человека. Зато кладбища тоже были наполнены женщинами и детьми, потому что в этот день справлялись «проводы» (не знаю, почему так называют) или поминовение усопших.
Путешествие по Миусскому округу положительно интересно, особенно по северной его части, в средине около Голодаевки и по берегу Азовского моря. Что слобода и поселок, то барский дом и при нем непременно сад. Некоторые сады особенно хороши, например, у госпожи Васильевой, у господина Мартынова, Орловых, Волкова (в Екатериновке) и др. Многие постройки тоже очень хороши, например графа М. М. Платова, у И. Г. Иловайского, у Волкова и др., которых фамилии я или не смог узнать, или позабыл. Но зато и картина запустения и разрушения многих помещичьих усадеб наводит грустные думы.
- Чья это экономия? – Спросите вы возницу.
- Кто ж е знае… - или – была барыня, жила хорошо, а теперь не знаем, где находится.
И таких домов очень много по Миусскому округу. С некоторыми связаны романы, трагедии, например, с домом Каршина. Когда-то хорошо жилось, а потом все это предано запустению. На постройку помещичьих домов потрачено, конечно, много средств, времени и силы. Силы, впрочем, были даровые. Во многих местах только начаты постройки, потом так и брошены, например, около Сухо-Сарматской волости (интересно названа волость – Сарматскою; почему так названа, я не мог добиться) застроена церковь, да так и брошена. Теперь, по словам моей возницы, и отличный дом и недостроенную церковь «арендуют» галки и другие птицы. Когда-то везде тут веселились, широко жили, а теперь… Весь Миусский округ занят был двумя-тремя фамилиями, которые и дали свои имена слободам и поселкам. Пройдет немного времени, и от прежних владельцев только одно имя и останется. А ведь различные господа, давая свои имена или имена своих жен (Екатериновка, Анинский поселок и т.п.) слободам и поселкам, думали навеки закрепить их за своими фамилиями. А даже и Крепкая, как слышно, продается. Теперь все эти имения переходят в руки людей, пришедших от-инуду.
- Чье это имение? – Спрашиваете вы.
- Жила до прежь того барыня N, а теперь «аблакат» N купил; приезжает только на лето.
По лиману, речке Миусу и другим речкам есть просто восхитительные поместья. Особенно хороши имения господ Радионова и Римского-Корсакова – в Криничке. Первое так хорошо, что другого, я думаю, нет в Миусском округе, но и второе хорошо. Криничка замечательна «Бабинским источником», к которому и от которого постоянно тянуться богомольцы. При мне их было человек с 10. По словам местного священника, ни один богомолец-странник по пути из Киева в Святогорский монастырь, не минет этого источника.
Об устроении этого источника особенно много заботился бывший атаман М. Г. Хомутов, который, по словам местного священника, приходил пешком из города к этому источнику. Место это устроено, именно, благодаря М. Г. Хомутову. В церкви есть редкость-престол из местного донского мрамора.
Нужно заметить, что в Миусском округе устроены церкви лучше, чем где-либо. За редкими исключениями, везде храмы Божие построены из кирпича и устроены хорошо, окружены деревьями и внутри украшены, не то, что церкви по 1-му Донскому округу. Но красота и величие храмов выставляет еще в более мизерном виде мелкоту и ничтожность окружающий Божий храм построек. Весною и летом постройки как будто украшаются еще деревьями. Но что за бедность, скудность и убожество представляют эти постройки зимою и в глубокую осень! И кроме этого, большинство этого люда живет буквально, ведь, в навозе. Навоз для этого люда представляет материал для загорожи двора, сада, обмазки хаты, для топлива, для устроения плотины и т.п. Где нет камня, там на загорожу двора и сада идет именно навоз, так что положительно можно сказать, что этот люд живет среди навоза. Хорошо ли это? Пусть решают этот вопрос специалисты. Жители, говорят, сроднились с навозом; но приезжему человеку нечистота и неряшество, грязь и нечистоплотность кажутся отвратительными. Миусский округ представляет чрезвычайно много интереса в отношении курганов и каменных баб. Курганы расположены положительно по всем возвышенностям. У многих помещиков каменные бабы находились в садах для украшения. По словам окружного врача Н. В. Баженова, в поселке Шевыревом «туча баб». Недавно в Новониколаевской станице вымыло водою бабу из берега моря. Теперь она лежит в станице около гостиницы. Эта баба представляет нечто особенное от того, что я видел прежде. Затем сама станица Новониколаевская представляет нечто особенное по неудобствам жизни и отдаленности от слобод и поселков, которые имеют к ней постоянное отношение. Эта станица есть одна из неприятнейших станиц. Дома-тычки без всякого пристроя при них представляют нечто крайне неприятное и неудобное. От неестественности положения станицы происходят крайне большие неудобства в отношении управления округом и сношений различных органов управления между собой.
В Миусском округе интересна слобода Весело-Вознесенская, потому что там умер знаменитый атаман граф Платов. Дом, где умер граф, теперь запущен. В великолепном же новом доме графа Платова остается много памятников от времени атамана. Например, мне показались очень интересными из саксонского фарфора кофейные чашки с портретами самого графа Платова (до 3), Александра I и его супруги Елизаветы Алексеевны и других знаменитых лиц той знаменитой эпохи.
В доме, где мне пришлось остановиться на ночлег, тоже был портрет графа Платова (в мантии), картинки из той эпохи (смерть Александра I) и другие. Оказалось, что какой-то родственник моих хозяев был главным управляющим графа.
В Миусском округе обращает на себя говор жителей. Из многих особенностей укажу здесь только на окончание 1-го лица множественного числа настоящего времени – «делаемо» и другие, при падеже единственного числа – в «Танаг (sic) розе» и прочее. Впрочем, славянская форма спряжения встречается и в других местах.
В Миусском округе среди почтарей не нашел ни одного цыгана. В 1-ом Донском, напротив, много цыган: в станицах Екатерининской, Верхне и Нижне-Кундрюческой, Усть-Быстрянской, Бесергеневской и других почтари цыгане. В Донецком округе тоже есть цыгане почтари и ковали. Цыгане, живущие в области, совсем, впрочем, потеряли свой язык, хотя не потеряли своего типа и характера. На эту наружность обратил я внимание, потому что она составляет предмет целых трактовок». («Донские Областные Ведомости», Nо.46 от 17.06.1878 г. Часть неофициальная; No.57 от 26.07.1878 г. Часть неофициальная).
1894 год.
«Станица Ново-Николаевская. Сообщаем подробности ограбления казенной почты, имевшего место в ночь на 12-е июня в семи верстах от станицы Ново-Николаевской, Таганрогского округа.
Около 11 часов ночи, 11 июня, с Воробьевской почтовой станции выехала почта в сопровождении почтальона в парном тарантасе с ямщиком. Шел мелкий дождь. Дорога была грязная. Не доезжая семи верст до станицы Ново-Николаевской, на кургане ямщик обратился с просьбой к почтальону разрешить остановить лошадей, так как они сильно заморены. Не успел почтальон ответить, как лошади были уже остановлены; ямщик слез с козел, подошел к лошадям, осмотрел их, а затем вернулся к тарантасу и зашел сзади. Почтальон сидел в непромокаемой, с башлыком, бурке. Ямщик вдруг его схватил и стащил с тарантаса на землю. В это время, по словам почтальона, из растущей у дороги пшеницы выбежали два человека, которые ударили его несколько раз и поранили ему руки и ноги. Далее почтальон говорит, что он вынул револьвер и начал отстреливаться, но, как видно, промахнулся. Вскоре злодеи вырвали у него револьвер и начали стрелять в него, причем один из них крикнул другому: «Кончай с ним»! Тогда почтальон прикинулся убитым, а преступники, подвязав колокольчики, сели на тарантас и скрылись. Спустя несколько минут, когда все стихло и опасность миновала, почтальон поднялся из пшеницы и отправился в станицу. Придя сюда, он в первой же избе заявил о случившемся, а потом пошел дальше и поднял на ноги всю станичную администрацию. Десятки верховых казаков пустились во все концы, а полицейский пристав, в сопровождении десятских, отправились на место происшествия. Приехав на курган, пристав нашел на месте, где, выжидая почту, сидел один из злоумышленников, сумку с его вещами и палку – следа же другого злоумышленника не нашлось. После этого пристав отправился по следам тарантаса; оказалось, что грабители поехали той же самой дорогой в станицу Ново-Николаевскую, проехали по средине станицы, мимо станичного правления и почтовой станции, а там уже на большой дороге от Таганрога до Мариуполя след потерялся. Прибыв обратно в станицу и произведя предварительное дознание, пристав и станичный атаман с верховыми казаками бросились на розыски грабителей, причем один из них поехал налево, а другой направо. В эту же ночь, по той же дороге, по которой шла почта, возвращался со степи вместе с рабочими местный станичный казак, который слышал звонки, смолкнувшие впоследствии, и, спустя незначительное время, видел, как мимо него промчался карьером тарантас с ямщиком и каким-то пассажиром; выстрелов из револьвера он не слышал. Отправившийся на поиски пристав, благодаря дождливой погоде, нашел за станицей след экипажа, на котором уехали грабители. След этот шел до балки Безыменной, близ хутора Самсоновского, а затем потерялся; пристав, полагая, что злоумышленники поехали берегом моря, свернул туда же и, не доезжая балки, нашел в пшенице почтовую сумку, бережно вскрытую злоумышленниками. Станичный же атаман, направившийся по другому пути, около хутора Сахановского встретил крестьянина, у которого сзади арбы была привязана пара лошадей: одна в хомуте, а другая без хомута. На вопрос атаман, где он взял этих лошадей, крестьянин ответил, что поймал их в хлебе и ведет в хутор. Лошадей, оказавшихся принадлежащими содержателю Воробьевской почтовой станции, конечно, отобрали, и атаман разослал казаков на поиски тарантаса; сам же он взобрался на находящийся здесь курган и отсюда вскоре, высматривая тарантас, невдалеке, в лощине, увидел разыскиваемый экипаж. В последнем были найдены хомут второй лошади и фуражка почтальона.
При вскрытии сумки, обнаружена пропажа нескольких денежных, ценных и заказных пакетов. Что же касается ямщика, то он, как оказывается, поступил к воробьевскому почтовому содержателю за неделю до Троицы и отдал хозяину паспорт, который, как полагают, фальшивый, ибо в нем найдена переправка лет с 21 на 29, т. е. возраст, подходящий ямщику. Кроме того, почто-содержатель добавил, что, с поступлением к нему на службу ямщика, к нему очень часто стал ходить какой-то подозрительный человек.
В настоящее время производятся тщательное дознание по этому делу и розыски злоумышленников». (Приазовский край. 154 от 17.06.1894 г.).
1898 год
«Область войска Донского. Государство, преследуя пользу своих граждан, принимает всевозможные меры к облегчению судоходства: устраняет естественные преграды – перекаты, карчи, следит, чтобы право проезда по водным сообщениям и по большим дорогам являлось общим достоянием, без всяких изъятий (ст. 434 X т.), а на случай пререканий устанавливает, что судоходные реки и их берега принадлежат к составу государственных имуществ (ст. 406, 437, и 441) т. Х).
Но… «где силой нельзя взять, там надобна ухватка». И вот мы видим, что станицы Багаевская, Старочеркасская и Аксайская, а с ними вместе и город Нахичевань, которому, как известно, смекалки не занимать, ухитрились обойти эти ясные требования закона. Произошло это следующим образом. Земельные юрты этих станиц раскинуты по обоим берегам Дона, сообщаться с которыми куда удобнее при посредстве мостов, чем на паромах и баркасах. А так как деньги у этих станиц были, то появились мосты, построенные, правда, с разрешения начальства, но для станичных нужд по хозяйству, а не с коммерческой целью. Относительно перевозов в главе 1-й, раздела 1-го о благоустройстве в назначенных селениях воска Донского, имеется статья 14-я, которая гласит следующее.
«Сбор с перевозов дозволяется единственно в помощь тем издержкам, какие будет нести станица на их устройство и содержание. Мера сбора сего определяется таксой, выданной от войскового правления, но она отнюдь не должна превосходить суммы тех издержек. Самый же сбор учреждается посредством отдачи на откуп по условию или нарочно определенных смотрителей, как станица признает удобным». К этой статье имеется примечание: «Сбор с мостов строго запрещается». Предположим даже, что это примечание по каким-нибудь причинам потеряло свою силу и что сборы с мостов, так же как с переправ, перевозов, взимаются в возмещение издержек на их содержание. Но в таком случае главнейшим плательщиком могут быть, конечно, лишь те единицы, которые идут или проезжают по мостам, но отнюдь не пароходы, имеющие в государстве особое значение, как скорые посредники между спросом и предложением разных рынков, как экономические рычаги, сближающие эти рынки. Что это так, можно заключить, между прочим, из того, что постройка моста в станице Багаевской была разрешена только по соглашению с ведомством путей сообщения, с условием разводить мост всем проходящим судам без задержания и бесплатно. Я не знаю, при каких условиях были разрешены постройки мостов Аксайского, Старочеркасского и Нахичеванского, но то мне известно, что они взимают слишком большой сбор за пропуск судов: первый по 4 рубля за каждый пароход и каждую баржу отдельно, второй по 1 рублю 50 копеек, и третий по 1 рублю.
С прошлого года к этим расходам прибавился еще новый – за пропуск через Багаевский мост, арендатор которого в августе месяце потребовал с судовладельцев по одному рублю за каждый пропущенный пароход и за каждую баржу отдельно. Если произвести расчет, то получим довольно внушительную сумму, которую пароходовладельцы платят за все четыре моста. А именно: пароход с четырьмя небольшими баржами, во время мелководья поднимающими не более трех тысяч четвертей хлеба уплачивает в оба конца, в Ростов и обратно, на 4 моста более 60 рублей и, кроме того, теряет много времени, которое является тем же капиталом. Если пароход не попадает в час разводки моста, то ему приходится ждать следующего развода. Если он вовремя прошел один мост, то будет задержан у следующего моста. Значит, кроме естественных преград: перекатов, случайных обмелений, карчей, делающих наш «Тихий Дон» мало судоходной рекой, существуют еще искусственные преграды, за которые к тому же взимают сбор, постоянный и случайный. К последнему относится уплата пароходовладельцами штрафов, размер коих колеблется от 75 до 150 рублей. Штрафами запугивает Аксайский мост. В бурное время он или совсем не разводится, или, по причине небольшого пролета плашкоутов, нередко свальным ветром и течением, особенно весной во время разлива, баржи наваливаются то на цепь, то на плашкоуты. И если при этом не произошло никаких повреждений, все же пароходовладельцам приходится уплачивать штраф в указанном размере за невольное покушение на целость плашкоутов и цепей. Невольно возникает вопрос: что будет, если и прочие над-донские станицы: Семикаракорская, Константиновская, Романовская, Цимлянская, Нижне-Чирская и другие, почуяв, сколь выгодно иметь мосты, по примеру своих низовых соседок, перетянут их поперек Дона, в надежде открыть на каждом из них специальные лавочки для выколачивания разных сборов с пароходовладельцев»? («Приазовский край». От 17.06.1898 г.).